Цедерстрем, Густав Олаф

Густав Олаф Цедерстрем
швед. Gustaf Olof Cederström
Дата рождения:	12 апреля 1845(1845-04-12)
Место рождения:	Стокгольм
Дата смерти:	20 августа 1933(1933-08-20) (88 лет)
Место смерти:	Стокгольм
Гражданство:	Швеция
Жанр:	Историческая живопись
Подпись:
Работы на Викискладе

Густав Олаф Цедерстрем (1845—1933) — шведский художник.

Слушал лекции в Уппсальском университете, служил в егерском полку и только в 1866 году, выйдя в отставку с чином поручика, решился посвятить себя живописи, которой до того времени занимался как любитель.

Вначале учился у А. Мальмстрёма и М. Винге в Стокгольме, потом работал в Дюссельдорфе под руководством своего соотечественника Ф. Фагерлина и завершил художественное образование в Париже, в мастерских Бонна и Ж. Месонье, влияние которых сильно отразилось в его технике.

Долго жил и трудился в Париже, сделал оттуда поездку в Италию, где провёл несколько лет во Флоренции и Риме, а затем возвратился на постоянное жительство в Стокгольм, где с 1878 года состоял членом Королевской академии художеств.

Из картин Цедерстрема, отличающихся обдуманностью композиции, жизненностью изображённых фигур, смелостью и силой колорита, важнейшими считаются: «Morgenstunde hat Gold im Munde» (1871), «Миньона» (1873), «На одре болезни» (1874), «Эпилог» (1876, Стокгольмский национальный музей), «Введение христианства в Швеции св. Ансгарием», «Перенесение тела Карла XII через норвежскую границу» (золотая медаль 2-го достоинства на Парижской всемирной выставке 1878 года; Стокгольмский национальный музей) и «Вербовка рекрут при Карле XII».

Галерея

• Gustaf Cederström - Bringing Home the Body of King Karl XII of Sweden - Google Art Project.jpg

  Перенесение тела Карла XII через норвежскую границу, вариант 1884 г.

Литература

• Цедерстрём // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Цедерстрем, Густав Олаф

– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.