Чезальпино, Андреа

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Цезальпино Андрса»)
Перейти к: навигация, поиск
Андреа Чезальпино
Дата рождения:

6 июня 1519(1519-06-06)

Дата смерти:

23 февраля 1603(1603-02-23) (83 года)

Систематик живой природы
Названия растений, описанных им, могут отмечаться сокращением «Cesalpino»

С точки зрения Международного кодекса ботанической номенклатуры научные названия растений, обнародованные до 1 мая 1753 г., не считаются действительно опубликованными, и в современной научной литературе это сокращение практически не встречается.

[www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=1483-1 Персональная страница] на сайте IPNI

Андре́а Чезальпи́но, или Цезальпи́н (итал. Andrea Cesalpino, лат. Andreas Caesalpinus, 6 июня 1519, Ареццо, Тоскана, Италия — 23 февраля 1603, Рим, Италия) — итальянский врач, естествоиспытатель и философ.





Жизненный путь

Местом его деятельности была сначала Пиза.

Философия с ранних лет привлекала его. Отдавшись изучению её под руководством Аристотеля, он с первых же шагов своей самостоятельной преподавательской деятельности стал резко нападать на схоластику, господствовавшую в школьной философии того времени. Это возбудило против него вражду многих влиятельных лиц. Несмотря на наветы и даже прямые (неосновательные) обвинения в безбожии, Цезальпин не подвергся суду инквизиции и даже не был стесняем в своей преподавательской деятельности. Факт этот находит себе объяснение отчасти в самом характере его философского учения, оставлявшего место чудесам даже в естественном порядке природы, отчасти в благосклонном отношении к нему Римской курии (папа Климент VIII назначил его своим первым лейб-медиком).

В Риме Цезальпин продолжал свою преподавательскую деятельность и там же умер.

Преподавал в Пизанском университете (1555) и в папской Коллегии мудрости в Риме (1592).

Гербарий Цезальпина сохраняется во Флоренции.

Памятник Чезальпино установлен в Пизе. Скульптурное изображение Чезальпино установлено в Галерее Уффици во Флоренции. В честь Чезальпино назван род растений Цезальпиния (Caesalpinia) L.

Медик

Некоторые учёные считают Чезальпино первым, ещё до Гарвея, открывшим кровообращение — он описал большой круг кровообращения.

Сердце он рассматривал в качестве центра движения крови и указал на центростремительный ток крови в венах. Он подробно описал клапаны сердца, малый круг кровообращения, отметил различия в структуре лёгочных артерий и вен, аналогичные различиям в структуре системных артерий и вен, но у него ещё не было ясного представления о большом круге кровообращения. Чезальпино обнаружил соединение между воротной и нижней полой венами, описал связь между расширением артерий и сокращением сердца и обратил внимание на вопрос возможного наличия сообщения между артериями и венами («Questionum medicarum libri II», 1593).

Философ

По словам одного из врагов его, идеи Цезальпина пользовались такой широкой известностью, что не только в Италии, но даже в Германии внушали к себе бо́льшее уважение, нежели изречения дельфийского Аполлона у греков. Цезальпин постоянно оставался аристотеликом или, вернее, перипатетиком, воспринявшим, однако, в своё философское учение некоторые позднейшие элементы. В истории философии установился тот взгляд, что Цезальпин преобразовал аверроистический аристотелизм в пантеизм. В этом смысле он признаётся одним из видных предшественников Спинозы. Своё философское учение он изложил в труде «Quaestiones peripateticae» (Венеция, 1571; ко 2-му изданию, 1593, присоединён другой философский трактат — «Daemonum investigatio peripatetica»).

Основные положения его учения сводятся к следующему. Наше мышление отправляется от всеобщего; последнее выражается или в общих и основных принципах разума, или в общем представлении, которое слагается в нас благодаря показаниям чувств от соприкосновения с внешними предметами. Однако это всеобщее, познаваемое нами при помощи индукции, является лишь неопределённым и смутным целым, преобразующимся в отчётливое и ясное познание природы вещей лишь благодаря усмотрению различий.

Процесс определения понятий показывает нам, что такое субстанция, и приводит нас к противоположности между формой и материей вещей, а также к причине, объясняющей, почему субстанция такова, какова она есть на самом деле; но мы никогда не в силах доказать, что сущее есть на самом деле. Там, где мы не встречаем сочетания материи и формы, определение понятий не может иметь применения. Чистая форма не подлежит объяснению; она есть самое всеобщее и простое, сущее, которое не может иметь причины. Это одухотворяющее формирующее начало, этот принцип всех форм и есть Бог, первый и высший разум, а следовательно, первое, абсолютно чистое и простое действие. Эта первоначальная субстанция является источником первичной силы; она не имеет ничего общего с количеством и потому не может быть названа ни конечной, ни бесконечной; она не может быть продуктом чьего-либо творчества и не может действовать ради какой-нибудь определённой цели в собственном смысле этого слова, так как сама является конечной целью всех возможных целей, неподвижной самой в себе; она заслуживает безусловной любви. Но для того, чтобы божественное, или абсолютное, добро могло быть абсолютно желательным, должны быть ещё и такие субстанции, такие существа, который могли бы избирать его целью своих стремлений. Поэтому-то независимо от первичной субстанции есть ещё другие, существование которых сводится к ней и которые являются субстанциями лишь постольку, поскольку они сопричастны этому принципу одухотворяющей формы. В нём-то и коренится единство мировой системы.

Роды и виды существ вечны, одни лишь индивидуумы имеют преходящее бытие; несмотря на индивидуальную смерть отдельных существ, творческая сила первичной субстанции неиссякаема, творческий процесс вечен. Начало, одухотворяющее живые существа, проникает собою и всю Вселенную вплоть до её мельчайших частей; им же проникнуто и атомистическое строение косного принципа — материи. Частицы материи, наполняющие собой мироздание, квалифицируются Цезальпином различно с точки зрения их совершенства.

Градация устанавливается отношением к центру материального мира — к солнцу и небу как сфере последнего. В нём источник их жизни и движения. Небесного огня или источника тепла недостаточно ещё, однако, для образования жизни, хотя, по-видимому, процессы разложения материи (например, гниение) порождают живые организмы, дотоле не существовавшие; заблуждением было бы предполагать, что одних материальных условий достаточно для такого самозарождения: без участия конечной движущей причины мира, без воздействия творческой формы никакая жизнь не мыслима.

В психологии Цезальпин является чистым спиритуалистом. Духовное начало человека резко различается им от душ других живых существ. Только человек обладает разумной, мыслящей и бессмертной душой. Действия его души не зависимы от тела; причинной связи здесь не существует. Соединяя все отдельные члены тела в гармоническое единство, душа является формой для тела. Не локализируясь ни в одной из частей последнего, она лишь проникает его собою. Если уже непременно желательно говорить о её седалище, то эта роль всего скорее может быть приписана сердцу, источнику движения и деятельности всего организма. Здесь средоточие нашей чувственности.

Чувственные образы, воспринятые нашей душой, не имеют пространственного протяжения. Познавая единое во всех вещах нашего внешнего опыта, а вечное и божественное начало — в нас самих, в недрах собственной духовной субстанции, мы приобщаемся к истинному блаженству Божества, которое, однако, лишь тогда станет нашим совершенным и неотъемлемым достоянием, когда в акте смерти наш интеллект отрешится окончательно от чисто человеческих черт своей деятельности и вступит в состояние чистого о себе бытия. Такими чертами характеризуется психология Цезальпина.

Допуская чудеса, как акты специального проявления Божества в мире естественных явлений, Цезальпин решительно отвергал веру в тёмные силы природы, в магию и волшебство, столь распространённую в его время.

Ботаник

Чезальпино открыл период искусственных систем в ботанике. В его главном сочинении 16 книг о растениях (лат. De plantis libri XVI, Флоренция, 1583), кроме описания многочисленных растений, изложена принципиально новая система, основанная на дедуктивном подходе Аристотеля — на строении семян, цветков и плодов, то есть на разбиении множества по пути от общего к частному, и на знании огромного фактического материала из области морфологии растений.

Соглашаясь со взглядами Конрада Геснера, он в своём труде распределяет 840 видов на 15 классов чисто ботанического характера. Сообщив в начале своего труда всё известное относительно организации явнобрачных растений, он основывает свою классификацию прежде всего на деревянистых или смолистых свойствах стебля (что позволяет ему установить 2 первые группы), затем, в первом случае, на положении зародыша в семени, во втором случае — на присутствии или отсутствии семян (мхи, лишайники и т. д.). Это даёт ему отделы второго порядка. Наконец, форма плода, верхняя или нижняя завязь, число семян, присутствие или отсутствие их покрова, форма корня и т. д. помогают ему определить 15 классов (которые, правда, классами не названы) и подразделить их на 47 секций. То значение, которое Чезальпино придаёт семенам, позволяет считать его прямым предшественником будущих классификаторов.

Чезальпино использовал 4 категории жизненных форм Теофраста, но объединил их в 2: древесные (деревья и кустарники) и травянистые (полукустарники и травы). Важным признаком Чезальпино считает положение «души», которая, по его мнению, должна быть у растений скрыта в сердцевине, и «сердца» — в семени (он полагает, что оно находится в месте отхождения семядолей от гипокотиля). Далее используется число семян в плоде, строение перикарпия и отчасти соцветия.

Система классификации растений

Цезальпин различал такие классы растений:

  • Классы 1 и 2 обнимают деревья и кустарники, различая их по положению зародыша в семени. Сердце у верхушки семени. Семена чаще одиночные (Дуб, Липа, Лавр, Слива и др.).

Остальные классы обнимают полукустарники и травянистые растения.

Большинство групп Чезальпино было составлено совершенно искусственно, но в некоторых случаях он интуитивно нащупал действительно существенные особенности строения и довольно удачно очертил объём, например, у зонтичных или бурачниковых вместе с губоцветными. Но, как правило, им бралось слишком мало признаков без оценки их относительной значимости, в результате система оказалась классификацией не столько растений, сколько признаков и их вариаций.

Основные печатные труды

  • Quaestionum peripateticarum libri V, Venetiis, 1571 (лат.)
  • De medicamentorum facultatibus libri II (Венеция, 1593) (лат.)
  • De metallicis libri III (Нюрнберг, 1602) (лат.)
  • Appendix ad libros de plantis (Рим, 1603) (лат.)
  • Kotoptron sive speculum artis medicae Hippocraticum (1605) (лат.)
  • Daemonum investigatio peripatetica (лат.)
  • Quaestilonum medicorum libri II (лат.)

Напишите отзыв о статье "Чезальпино, Андреа"

Литература

  • См. прекрасную статью о Цезальпине Пьера Бейля в его «Dictionnaire historique».
  • Viviani U., Vita e opere di Andrea Cesalpino, Arezzo, 1922 (итал.)
При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Чезальпино, Андреа

Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.
Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и дежурного. Он приказал вынести портрет перед палатку, с тем, чтобы не лишить старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля, сына и наследника их обожаемого государя.
Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные клики сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.
– Vive l'Empereur! Vive le Roi de Rome! Vive l'Empereur! [Да здравствует император! Да здравствует римский король!] – слышались восторженные голоса.
После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал свой приказ по армии.
– Courte et energique! [Короткий и энергический!] – проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную прокламацию. В приказе было:
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвою!»
– De la Moskowa! [Под Москвою!] – повторил Наполеон, и, пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел из палатки к оседланным лошадям.
– Votre Majeste a trop de bonte, [Вы слишком добры, ваше величество,] – сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему хотелось спать и он не умел и боялся ездить верхом.
Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен был ехать. Когда Наполеон вышел из палатки, крики гвардейцев пред портретом его сына еще более усилились. Наполеон нахмурился.
– Снимите его, – сказал он, грациозно величественным жестом указывая на портрет. – Ему еще рано видеть поле сражения.
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора.


Весь этот день 25 августа, как говорят его историки, Наполеон провел на коне, осматривая местность, обсуживая планы, представляемые ему его маршалами, и отдавая лично приказания своим генералам.
Первоначальная линия расположения русских войск по Ко лоче была переломлена, и часть этой линии, именно левый фланг русских, вследствие взятия Шевардинского редута 24 го числа, была отнесена назад. Эта часть линии была не укреплена, не защищена более рекою, и перед нею одною было более открытое и ровное место. Очевидно было для всякого военного и невоенного, что эту часть линии и должно было атаковать французам. Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие Наполеона, и он сам думали иначе.
Наполеон ездил по полю, глубокомысленно вглядывался в местность, сам с собой одобрительно или недоверчиво качал головой и, не сообщая окружавшим его генералам того глубокомысленного хода, который руководил его решеньями, передавал им только окончательные выводы в форме приказаний. Выслушав предложение Даву, называемого герцогом Экмюльским, о том, чтобы обойти левый фланг русских, Наполеон сказал, что этого не нужно делать, не объясняя, почему это было не нужно. На предложение же генерала Компана (который должен был атаковать флеши), провести свою дивизию лесом, Наполеон изъявил свое согласие, несмотря на то, что так называемый герцог Эльхингенский, то есть Ней, позволил себе заметить, что движение по лесу опасно и может расстроить дивизию.
Осмотрев местность против Шевардинского редута, Наполеон подумал несколько времени молча и указал на места, на которых должны были быть устроены к завтрему две батареи для действия против русских укреплений, и места, где рядом с ними должна была выстроиться полевая артиллерия.
Отдав эти и другие приказания, он вернулся в свою ставку, и под его диктовку была написана диспозиция сражения.
Диспозиция эта, про которую с восторгом говорят французские историки и с глубоким уважением другие историки, была следующая:
«С рассветом две новые батареи, устроенные в ночи, на равнине, занимаемой принцем Экмюльским, откроют огонь по двум противостоящим батареям неприятельским.
В это же время начальник артиллерии 1 го корпуса, генерал Пернетти, с 30 ю орудиями дивизии Компана и всеми гаубицами дивизии Дессе и Фриана, двинется вперед, откроет огонь и засыплет гранатами неприятельскую батарею, против которой будут действовать!
24 орудия гвардейской артиллерии,
30 орудий дивизии Компана
и 8 орудий дивизии Фриана и Дессе,
Всего – 62 орудия.
Начальник артиллерии 3 го корпуса, генерал Фуше, поставит все гаубицы 3 го и 8 го корпусов, всего 16, по флангам батареи, которая назначена обстреливать левое укрепление, что составит против него вообще 40 орудий.
Генерал Сорбье должен быть готов по первому приказанию вынестись со всеми гаубицами гвардейской артиллерии против одного либо другого укрепления.
В продолжение канонады князь Понятовский направится на деревню, в лес и обойдет неприятельскую позицию.
Генерал Компан двинется чрез лес, чтобы овладеть первым укреплением.
По вступлении таким образом в бой будут даны приказания соответственно действиям неприятеля.
Канонада на левом фланге начнется, как только будет услышана канонада правого крыла. Стрелки дивизии Морана и дивизии вице короля откроют сильный огонь, увидя начало атаки правого крыла.
Вице король овладеет деревней [Бородиным] и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Морана и Жерара, которые, под его предводительством, направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками армии.
Все это должно быть исполнено в порядке (le tout se fera avec ordre et methode), сохраняя по возможности войска в резерве.
В императорском лагере, близ Можайска, 6 го сентября, 1812 года».
Диспозиция эта, весьма неясно и спутанно написанная, – ежели позволить себе без религиозного ужаса к гениальности Наполеона относиться к распоряжениям его, – заключала в себе четыре пункта – четыре распоряжения. Ни одно из этих распоряжений не могло быть и не было исполнено.
В диспозиции сказано, первое: чтобы устроенные на выбранном Наполеоном месте батареи с имеющими выравняться с ними орудиями Пернетти и Фуше, всего сто два орудия, открыли огонь и засыпали русские флеши и редут снарядами. Это не могло быть сделано, так как с назначенных Наполеоном мест снаряды не долетали до русских работ, и эти сто два орудия стреляли по пустому до тех пор, пока ближайший начальник, противно приказанию Наполеона, не выдвинул их вперед.
Второе распоряжение состояло в том, чтобы Понятовский, направясь на деревню в лес, обошел левое крыло русских. Это не могло быть и не было сделано потому, что Понятовский, направясь на деревню в лес, встретил там загораживающего ему дорогу Тучкова и не мог обойти и не обошел русской позиции.
Третье распоряжение: Генерал Компан двинется в лес, чтоб овладеть первым укреплением. Дивизия Компана не овладела первым укреплением, а была отбита, потому что, выходя из леса, она должна была строиться под картечным огнем, чего не знал Наполеон.
Четвертое: Вице король овладеет деревнею (Бородиным) и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Марана и Фриана (о которых не сказано: куда и когда они будут двигаться), которые под его предводительством направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками.
Сколько можно понять – если не из бестолкового периода этого, то из тех попыток, которые деланы были вице королем исполнить данные ему приказания, – он должен был двинуться через Бородино слева на редут, дивизии же Морана и Фриана должны были двинуться одновременно с фронта.
Все это, так же как и другие пункты диспозиции, не было и не могло быть исполнено. Пройдя Бородино, вице король был отбит на Колоче и не мог пройти дальше; дивизии же Морана и Фриана не взяли редута, а были отбиты, и редут уже в конце сражения был захвачен кавалерией (вероятно, непредвиденное дело для Наполеона и неслыханное). Итак, ни одно из распоряжений диспозиции не было и не могло быть исполнено. Но в диспозиции сказано, что по вступлении таким образом в бой будут даны приказания, соответственные действиям неприятеля, и потому могло бы казаться, что во время сражения будут сделаны Наполеоном все нужные распоряжения; но этого не было и не могло быть потому, что во все время сражения Наполеон находился так далеко от него, что (как это и оказалось впоследствии) ход сражения ему не мог быть известен и ни одно распоряжение его во время сражения не могло быть исполнено.


Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что ежели бы у него не было насморка, то распоряжения его до и во время сражения были бы еще гениальнее, и Россия бы погибла, et la face du monde eut ete changee. [и облик мира изменился бы.] Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека – Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска пошли в Россию по воле одного человека – Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна потому, что у Наполеона был большой насморк 26 го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно последовательно.
Ежели от воли Наполеона зависело дать или не дать Бородинское сражение и от его воли зависело сделать такое или другое распоряжение, то очевидно, что насморк, имевший влияние на проявление его воли, мог быть причиной спасения России и что поэтому тот камердинер, который забыл подать Наполеону 24 го числа непромокаемые сапоги, был спасителем России. На этом пути мысли вывод этот несомненен, – так же несомненен, как тот вывод, который, шутя (сам не зная над чем), делал Вольтер, говоря, что Варфоломеевская ночь произошла от расстройства желудка Карла IX. Но для людей, не допускающих того, чтобы Россия образовалась по воле одного человека – Петра I, и чтобы Французская империя сложилась и война с Россией началась по воле одного человека – Наполеона, рассуждение это не только представляется неверным, неразумным, но и противным всему существу человеческому. На вопрос о том, что составляет причину исторических событий, представляется другой ответ, заключающийся в том, что ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, и что влияние Наполеонов на ход этих событий есть только внешнее и фиктивное.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище восьмидесяти тысяч человек произошло не по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, – как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Чезальпино,_Андреа&oldid=76516310»