Целестин V

Целестин V Celestinus PP. V<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
192-й папа римский
5 июля 1294 — 13 декабря 1294
Церковь:	Римско-католическая церковь
Предшественник:	Николай IV
Преемник:	Бонифаций VIII
Имя при рождении:	Пьетро Анджелари дель Мурроне
Оригинал имени при рождении:	Pietro da Morrone
Рождение:	1215(1215) современная провинция Изерния, Италия
Смерть:	19 мая 1296(1296-05-19) Фумоне, Папская область
Похоронен:	Базилика Санта-Мария-ди-Коллемаджо, Л’Акуила
Целестин V на Викискладе

Целестин V (лат. Celestinus PP. V), в миру — Пьетро Анджелари дель Мурроне (итал. Pietro da Morrone); 1215, современная провинция Изерния, Италия — 19 мая 1296, Фумоне, Папская область) — папа римский с 5 июля по 13 декабря 1294 года.

Ранние годы

Пьетро был сыном крестьянина Анджело Анжеллерио из Изернии и его жены Марии-Леоне. После смерти отца он начал работать на полях. Его мать была ключевой фигурой в духовном развитии Пьетро: она представляла себе другое будущее для своего любимого сына, чем земледелие или скотоводство. С детских лет он проявлял большой ум и доброту к другим. В 12 лет Пьетро вступил в орден бенедиктинцев в Файфоли, епархия Беневенто. Вскоре он решил провести жизнь отшельником, для чего удалился на гору Мурроне в Абруццо. К нему присоединились единомышленники и организовали орден отшельников святого Дамиана, или мурронитов. Пять лет спустя он оставил это пристанище и поселился с двумя товарищами на горе Маелла в Абруцци, где жил так строго, как это было возможно по примеру Иоанна Крестителя.

Основание целестинцев

Уже после смерти Целестина V члены этого ордена стали известны как целестинцы, по имени основателя. Пьетро дал им правила, сформулированные в соответствии с его собственной практикой. В 1264 году новое сообщество было одобрено Урбаном IV. Основатель, услышав, что папа Григорий X собирается запретить все новые религиозные сообщества, кроме уже существовавших, Пьетр отправился к нему в Лион. Там ему удалось убедить Григория утвердить его правила. Григорий взял его под папскую охрану. Больше ничего и не было нужно, чтобы обеспечить быстрое распространение нового сообщества, и целестинцы к концу жизни своего основателя основали тридцать шесть монастырей.

После укрепления своего сообщества Пьетро передал управление им своему приверженцу Роберту и удалился в очередной раз в горы. В 1293 году он основал монастырь Маелла, но вскоре из-за сурового климата перевел его в Сульмону, где и ныне расположена штаб-квартира сообщества.

Избрание

Кардиналы собрались в Перудже после смерти папы Николая IV в апреле 1292 года. Более двух лет им не удавалось достичь компромисса. Пьетро, хорошо известный кардиналам как отшельник-бенедиктинец, послал кардиналам письмо, предупреждая их, что божественное возмездие падет на них, если они не изберут папу как можно скорее. Декан Коллегии кардиналов Малабранка воскликнул: "Во имя Отца, Сына и Святого Духа, я выбираю брата Пьетро ди Мурроне". Кардиналы быстро ратифицировали отчаянное решение. Пьетро упрямо отказывался принять папство и даже, как говорит Петрарка, пытался бежать, пока его окончательно не убедила депутация кардиналов в сопровождении королей Неаполя и Венгрии. Пьетро был избран 5 июля 1294 года в возрасте 79 лет и был коронован в Санта-Мария-ди-Коллемаджо в городе Аквила в Абруццо 29 августа, приняв имя Целестина V.

Папство

Вскоре после вступления в должность Целестин издал папскую буллу о предоставлении индульгенции всем паломникам, посещающим Санта-Мария-ди-Коллемаджо в годовщину его папской коронации . День коронации - "Perdonanza Celestiniana" - отмечается в Аквиле 28 -29 августа каждого года.

При отсутствии политического опыта Целестин оказался особенно слабым и некомпетентным папой. Он учредил свою резиденцию в Неаполитанском королевстве, вне связей с римской курией и под полным контролем короля Карла II. Он назначал фаворитов короля на церковные должности. Одним из них был Людовик Тулузский. Он возобновил указ папы Григория X, который утверждал строгие правила проведения папских конклавов .

Понимая отсутствие у себя реальной власти и личную несовместимость с папскими обязанностями, Целестин консультировался с кардиналом Бенедетто Каэтани (его возможным преемником, будущим папой Бонифацием VIII) о возможности отставки . В результате 13 декабря 1294 года Целестин подписал акт об отставке, составленный кардиналом Каэтани. Коллегия кардиналов безоговорочно приняла отставку папы. Целестин рассчитывал покинуть Неаполь и вернуться к жизни отшельника.

Следующим папой, добровольно подавшим в отставку, был Бенедикт XVI в 2013 году.

Заключение, смерть и канонизация

Однако Пьетро Анжеллерио было не суждено снова стать отшельником. Были те, кто выступал против его отставки, и новый папа Бонифаций VIII беспокоился, что кто-либо может сделать Пьетро антипапой. Чтобы предотвратить это, он приказал Пьетро сопровождать его в Рим. Пьетро бежал и скрылся в лесу, чтобы вернуться к монашеской жизни. Это оказалось невозможным, и Пьетро был схвачен после попытки бежать в Далмацию - буря заставила корабль, на котором он находился, и тот вернулся в порт. Бонифаций посадил его в тюрьму в замке Фумоне в Кампаньи, где Пьетро и умер 19 мая 1296 года, после 10 месяцев заключения, в возрасте 81 года. Его сторонники распространили слух, что он был убит по приказу Бонифация, но исторических свидетельств тому нет . Пьетро был похоронен в Ферентино, но впоследствии его тело было помещено в базилике Санта-Мария-ди-Коллемаджо в Аквиле.

В 1313 году Целестин V был канонизирован Папой Климентом V после влияния на этот процесс со стороны короля Франции Филиппа Красивого и всеобщего одобрения со стороны общества.

Литература

• [www.sedmitza.ru/text/442478.html Целестин V] // Веруш Ковальский Я. Папы и папство. — М.: Издательство политической литературы, 1991.

Ссылки

• Целестин, римские папы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Целестин V

В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.