Целители в христианстве

Цели́тель — устарелое именование врача, употребляется в основном в религиозных текстах относительно лечения, осуществленного мистически-божественными средствами. В религиозных и магических представлениях целитель — это личность, которая избавляет от болезни чудесным образом (творит чудо).

Целители в Священном Писании и Предании

Архангел Рафаил — в христианстве и иудаизме, могущественный целитель физических тел — как людей, так и животных. Рафаил ведёт не только духовную целительскую работу с больными и пострадавшими, но и подсказывает целителям, как пользоваться земными снадобьями. Целители могут мысленно взывать к Рафаилу, прося у него руководства до или во время лечения. Рафаил также помогает будущим целителям с обучением.

В Священном Писании и в Предании упоминаются следующие целители: апостол Пётр, пророки Илия и Елисей, святитель Алексий Московский, преподобные Антоний Великий, Феодор Сикеот, Сергий Радонежский и Серафим Саровский, преподобная Евпраксия, святые мученики Флор и Лавр. Молитвой и причащением Святых Христовых Таин исцелял святой праведный Иоанн Кронштадтский. Известно множество чудесных исцелений и от мощей святых угодников.

Святые врачи

Многие святые в своей земной жизни избрали профессию врача и прославлены церковью как врачи-бессребреники. По мнению церкви, дару исцеления, который они получали от Бога, предшествовали их праведная жизнь, подвиги поста и молитвы, многолетняя внутренняя работа над собой, полное отвержение выгоды и человеческой славы. Часто они принимали мученическую смерть, открыто исповедуя веру в Христа. К таким святым относятся: апостол и евангелист Лука, Антип, Харалампий и Власий, Спиридон Тримифунтский и Модест Римский, Косма и Дамиан (Асийские, Римские, Аравийские); мученики Кир и Иоанн.

Первыми в чине святых врачей Православная церковь именует «Пантелеимона прехвальнаго великомученика, со Ермолаем, славным огласителем его», «Богомудрого наставника Пантелеимона, ученика еллинских врачев» — священномученика Ермолая. Среди русских святых известны имена преподобных Киево-Печерских отцов, почитаемых как безмездные целители. Это преподобные: Агапит, Прохор Лебедник, Дамиан Целебник и Ипатий Целебник. В XX веке чин бессребреников пополнился новыми подвижниками. Это священноисповедник Лука (Войно-Ясенецкий), мученица Татиана (Гримблит).

Целители в пятидесятничестве

Исцеление является одной из главных теологических доктрин пятидесятников. Рассказы о многочисленных исцелениях регистрируются с самого начала пятидесятнического движения — с пробуждения на Азуза-стрит. Случаи исцеления приписывают многим евангелистам раннего пятидесятничества — Смиту Вигглсворту, Уильяму Брэнхему, Оралу Робертсу, Эми Семпл Макферсон, Кэтрин Кульман и др. Основатель крупнейшего христианского прихода в мире Дэвид Ёнги Чо перешёл в христианство после исцеления от туберкулёза. О чудесных исцелениях, имевших место во время миссионерских крусейдов, неоднократно сообщает евангелист Рейнхард Боннке.

См. также

• Духовные дары
• Исцеление верой
• Чудеса Христовы — несколько исцелений
• Хилер (целитель) (Филиппины)

Литература

• Толковый словарь русского языка / Под ред. Д. Н. Ушакова. — Т.1, 4. — Москва: ОГИЗ, 1935.
• Б. Белоцерковский. Святые врачи // Московские Eпархиальные Ведомости. — 2006. — № 7-8.
• [ec-dejavu.ru/c/Cure.html Ю. Е. Арнаутова. Чудесные исцеления святыми и «народная религиозность» в средние века] // Одиссей. Человек в истории. 1995. — М., 1995, с. 151—169
• Melton J. G. [books.google.ru/books?id=bW3sXBjnokkC&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false Encyclopedia of Protestantism]. — New York: Facts On File, Inc., 2005. — 657 p. — ISBN 0-8160-5456-8.

Отрывок, характеризующий Целители в христианстве

Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.