Цельнометаллическая оболочка
| Цельнометаллическая оболочка | |
| англ. Full Metal Jacket | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер |
Стэнли Кубрик |
| Автор сценария |
Стэнли Кубрик |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
116 мин. |
| Бюджет |
$ 17 000 000 |
| Сборы |
США: |
| Страна | |
| Год | |
| IMDb | |
«Цельнометалли́ческая оболо́чка» (англ. Full Metal Jacket) — кинофильм Стэнли Кубрика о войне во Вьетнаме. Экранизация романа Густава Хэсфорда[en] «Старики»[1]. Фильм получил множество наград и номинаций[2]; в 1988 году номинировался на «Оскар» за лучший адаптированный сценарий. Русское название фильма представляет собой буквальный перевод термина, означающего оболочечную пулю.
Содержание
Сюжет
Первые 45 минут фильма рассказывают о подготовке новобранцев морской пехоты США. Новобранцы прибывают в тренировочный лагерь на острове Пэррис в штате Южная Каролина и сразу подвергаются муштре, жестокому психологическому давлению и изнурительным тренировкам. В фильме показываются долгие изнурительные марш-броски и тренировки на полигоне под руководством сурового инструктора — сержанта Хартмана (Ли Эрмей). Один из новобранцев — толстый и неуклюжий рядовой Леонард Лоуренс (Винсент Д’Онофрио) по прозвищу «Гомер Куча» (англ. Gomer Pyle, названный в честь туповатого автомеханика из американского шоу), не выдерживает такой подготовки. Помогать ему назначен рядовой по прозвищу «Шутник» (англ. Joker; играет Мэттью Модайн). Но Куча всё равно подводит товарищей: во время очередного обхода сержант Хартман замечает незапертый замок на сундуке с личными вещами Леонарда, находит в личных вещах пончик, который рядовой взял из столовой, и объявляет, что отныне к взводу будут применять «групповое наказание» за проступки Кучи. Ночью тот подвергается избиению «втёмную».
Сцены тренировок, марш-бросков и стрельбищ иногда сопровождаются комментариями Шутника, в одном из которых он замечает, что морской пехоте не нужны роботы — ей нужны убийцы. На протяжении всей подготовки сержант Хартман стремится выработать в новобранцах инстинкт «настоящих убийц». В своих наставлениях сержант восхищается стрелковым мастерством убийц Чарльза Уитмена и Ли Харви Освальда, которые также проходили службу в морской пехоте США. Куча не может больше терпеть унижений, и слова сержанта наталкивают его на мысль о возможном отмщении. К концу подготовки Куча необычайно улучшает свои навыки, обращение с оружием у него доводится до автоматизма, но его психика окончательно подорвана. После окончания обучения новобранцев распределяют в различные подразделения: 3092 взвод, в котором новобранцы проходили подготовку, практически в полном составе отправляется для прохождения службы в пехоту, за исключением Шутника, который становится военным корреспондентом. На расспросы сержанта он отвечает, что когда-то писал для школьной газеты.
Последняя ночь на острове Пэррис; Шутник несёт ночное дежурство в казарме. Его внимание привлекает шум в туалетах, куда он заходит и видит там рядового Кучу, заряжающего винтовку M14 фактически как боевой робот. Здесь впервые звучит фраза «цельнометаллическая оболочка» — применительно к боеприпасам винтовки, с которой раз за разом с молниеносной скоростью Куча выполняет строевые упражнения (собирает и разбирает обратно). Шутник испуган и просит Кучу не делать глупостей, но тот не прекращает своих бессмысленных упражнений с винтовкой. Сержант Хартман просыпается и обнаруживает Шутника и Кучу. В присущей ему резкой форме Хартман требует отдать ему оружие, но Куча убивает сержанта выстрелом в грудь. Затем он, не причинив больше никому вреда, кончает жизнь самоубийством, выстрелив из винтовки себе в рот.
Новобранцев посылают на войну во Вьетнам. Шутник получает должность военного журналиста и, работая далеко от боевых действий в армейской газете «Звёзды и полосы», размышляет, каково это — оказаться на передовой и убивать людей. Помощник Шутника фотограф Рафтерман просит отправить его на передовую, чтобы непосредственно участвовать в боях, но Шутник отказывает, не желая быть ответственным за возможную смерть напарника. Затем Шутник с Рафтерманом и другими военными корреспондентами присутствуют на журналистской «летучке», где главный редактор газеты «Звёзды и Полосы» требует от них «патриотического» отражения истины, то есть искажения объективных событий с целью поднятия боевого духа солдат. Шутник спорит с ним; также он сообщает редактору о якобы готовящемся наступлении северовьетнамской армии в канун буддийского нового года, но ему не верят. Однако, ночью военная база подвергается обстрелу. Шутник вместе со всеми отражает нападение вьетконговцев. Наутро им сообщают, что началось большое наступление. Шутника и Рафтермана отправляют на передовую, чтобы сделать фронтовой репортаж. До места они добираются на вертолёте: его пулемётчик стреляет во вьетнамцев, которых видит, включая женщин и детей, и просит написать о нём. На передовой Шутник в поисках своего соседа по койке в тренировочном лагере — Ковбоя, — расспрашивает о его взводе встречающихся солдат. Шутник и Рафтерман посещают массовое захоронение жертв вьетконговцев: на дне ямы они видят трупы расстрелянных вьетконговцами учителей, врачей, чиновников, засыпанные известью. Полковник, стоящий неподалёку, спрашивает Шутника, почему тот носит значок «пацифик», хотя на его каске написано «прирождённый убийца/рождённый убивать» (англ. Born to kill). Тот объясняет это противоречие теорией двойственности Карла Юнга.
Шутник присоединяется к подразделению своего старого друга Ковбоя, которое отправляется на разведку к берегу Ароматной реки (англ. Perfume River). Командир подразделения подрывается на мине, подняв с земли плюшевого зайца. Командование принимает Ковбой, группа под его командованием отклоняется от маршрута и попадает под огонь снайпера, который методично расстреливает раненого разведчика и солдат, пытающихся ему помочь. Подразделение обнаруживает позицию стрелка; Ковбой сам становится жертвой снайпера. Солдаты решают отомстить за смерть товарищей и, под прикрытием дымовой завесы входят в здание, откуда стреляет снайпер. Оторвавшись от товарищей, Шутник натыкается на снайпера — вьетнамскую девочку-подростка. Он стреляет, но оказывается, что он израсходовал все боеприпасы. Шутник кое-как прячется от обстрела за колонной, пока подоспевший Рафтерман не скашивает девочку очередью; она просит добить её. Шутник не соглашается с предложением всей группы оставить её умирать и после тяжёлых колебаний убивает её. Последняя сцена фильма — отряд марширует по горящим руинам города, распевая песню Клуба Микки Мауса. Во время титров звучит сингл группы The Rolling Stones — Paint It Black…
В ролях
| Актёр | Роль |
|---|---|
| Мэттью Модайн | рядовой/сержант Джеймс Т. «Шутник» Дэвис (Joker) |
| Винсент Д’Онофрио | рядовой Леонард «Куча» Лоуренс (Gomer Pyle) |
| Адам Болдуин | рядовой «Зверюга» (Animal mother) |
| Ли Эрмей | комендор-сержант Хартман |
| Кевин Мейджор Ховард | рядовой первого класса «Рафтермэн» |
| Арлисс Ховард | рядовой/сержант Роберт «Ковбой» Эванс |
| Дориан Хэрвуд | капрал «Лентяй» (Eightball) |
| Эд О'Росс | лейтенант Уолтер Дж. «Тачдаун» Шиновски (Touchdown) |
| Джон Терри | лейтенант Локхарт |
| Кирон Джеккинес | сержант «Безумный Эрл» (Crazy Earl) |
| Джон Стаффорд | капрал-медик «Док Джей» |
| Питер Эдмунд | рядовой «Снежок» Браун (Snowball) |
| Тим Колсери | пулемётчик с вертолёта |
| Брюс Боа | полковник |
| Папильон Су | Данангская проститутка |
| Нгок Ли | Вьетнамский снайпер |
Саундтрек
- Johnnie Wright — «Hello Vietnam»
- The Dixie Cups — «Chapel of Love»
- Sam the Sham & the Pharaohs — «Wooly Bully»
- Chris Kenner — «I Like It Like That»
- Nancy Sinatra — «These Boots Are Made For Walkin'»
- The Trashmen — «Surfin' Bird»
- Goldman Band — «The Marines' Hymn»
- The Rolling Stones — «Paint It Black»
- Mickey Mouse Club Hymn
Награды и номинации
| Год | Премия | Категория | Фильм или сериал | Результат |
|---|---|---|---|---|
| 1988 | David di Donatello | Лучший продюсер зарубежного фильма | Стэнли Кубрик | Победа |
| Оскар | Лучший сценарий | Стэнли Кубрик, Майкл Герр, Густав Хэсфорд | Номинация | |
| BAFTA | Лучший звук | Найджел Голт, Эдвард Тайз, Энди Нельсон | Номинация | |
| Лучшие спецэффекты | Джон Эванс | Номинация | ||
| Золотой глобус | Лучший актёр второго плана | Ли Эрмей | Номинация |
Технические данные
Оригинальный негатив фильма снят киносъёмочными аппаратами классического формата 1,37:1 со скрытым кашетированием. Прокатные фильмокопии для США печатались в кашетированном формате с соотношением сторон 1,85:1, а для Европы с соотношением 1,66:1 с обрезкой кадра сверху и снизу[3]. При изготовлении видеодисков DVD в большинстве случаев использован полный кадр негатива, включая те его части, которые не видны в прокатных фильмокопиях. Соотношение сторон кадра таких видеокопий 4:3, как и на кассетах VHS. Более поздние копии DVD, HD DVD и Blu-ray Disc создавались с соотношением сторон 16:9, более близким к назначенному для кинотеатрального показа. Оригинальная фонограмма одноканальная оптическая[3].
Напишите отзыв о статье "Цельнометаллическая оболочка"
Примечания
- ↑ Boozer, Jack. [www.questia.com/library/118337235/authorship-in-film-adaptation Authorship in Film Adaptation]. — University of Texas Press, 2008. — P. 85. — 341 p. — ISBN 978-0-29-278315-7.
- ↑ [www.imdb.com/title/tt0093058/awards Full Metal Jacket (1987) — Awards]
- ↑ 1 2 [www.imdb.com/title/tt0093058/technical?ref_=tt_dt_spec Full technical specifications for «Full Metal Jacket»] (англ.). IMDb. Проверено 28 мая 2013. [www.webcitation.org/6GxjP2mhj Архивировано из первоисточника 29 мая 2013].
Ссылки
- «Цельнометаллическая оболочка» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.allmovie.com/movie/v18878 Цельнометаллическая оболочка] (англ.) на сайте allmovie
- [www.visual-memory.co.uk/amk/doc/0065.html Сценарий фильма] (англ.)
- [archive.is/20130101224513/www.associatedcontent.com/article/13662/an_analysis_of_background_movement.html Социальный анализ фильма] (англ.)
| ||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Цельнометаллическая оболочка
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»
В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
