Цельс

Цельс
Celsus
Голова философа. Лувр
Школа/традиция:	платонизм

Цельс (также употребляется Кельс) (лат. Celsus; греч. Kέλσον; имя происходит от лат. celsus «возвышающийся, высокий») — римский философ-платоник второй половины II века; один из самых известных античных критиков христианства. Друг императора Марка Аврелия. Известен, прежде всего, своим трудом «Правдивое (или истинное) слово», написанным ок. 177—179 гг. и направленным против раннего христианства.

Цельс

Мы практически ничего не можем сказать о философе Цельсе как исторической личности. Само его имя известно только по книге Оригена «Против Цельса» («Contra Celsum») в которой он подвергает критике выпады Цельса с точки зрения христианского богослова, представителя ранней патристики. Ориген упоминает двух философов, носивших имя «Цельс», один из которых жил при имп. Нероне, второй — при Адриане.

По-видимому, книга «Правдивое слово» принадлежит второму из упомянутых, и это предположение помогает отождествить его с Цельсом, которому Лукиан посвящает свою сатиру «О кончине Перегрина».

С достаточной уверенностью можно говорить, что это был образованный римлянин или грек, философ и мыслитель, виртуозно владевший пером, так что по словам того же Оригена, под влиянием Цельса некоторые из христиан отреклись от своей веры.

Ориген считал его эпикурейцем — скрывающим свои истинные взгляды под маской приверженности платонизму. Современные исследователи склоняются к тому, что Цельс был скорее философом-платоником, «обвинения» его в эпикурействе представляют собой полемический выпад со стороны Оригена, призванный дискредитировать автора «Правдивого слова» в глазах читателей-христиан. Несмотря на то, что в духе эпикуреизма возможно истолковать отдельные его высказывания (о вечности мира, об отрицании провидения, об отношении к чародейству) — во всём остальном Цельс проявляет себя как философ-платоник, но сам платонизм достаточно изменился за прошедшие века, став в какой-то мере эклектической философией, впитавшей в себя достижения многих школ. Характерно также, что упомянув и процитировав в своём произведении Платона — 28 раз, Гераклита — 9, Пифагора — 7, Сократа — 3, Эпиктета — 2, Эмпедокла — 1, неназванных «стоиков» — 1, и при том ни разу не упоминает Эпикура.

Кроме философии автор «Правдивого слова» отлично был знаком с исторической и художественной литературой своего времени, (в частности, только благодаря ему до нас дошли фрагменты из Гераклита — I, 5; VII, 62; VI, 12; VI, 42; Эмпедокла — VIII, 53; Ферекида — VI, 42; комедии неизвестного автора — VI, 78).

Вероятно, он путешествовал в Египте, Сирии и Палестине, причём в Финикии, и Палестине (VII, 11), и в Египте (VI, 41) он разоблачал шарлатанов и магов. Этот последний аспект может служить дополнительным доказательством в пользу тождественности автора «Правдивого слова» и Цельса — друга Лукиана — их взгляды и интересы в достаточной мере совпадали. Он хорошо знал современные ему христианские писания и книги Ветхого Завета, был настолько хорошо знаком с писаниями христиан-гностиков, что порой Ориген становится в тупик (V, 62; VI, 27).

Кроме «Правдивого слова» под именем Цельса были известны несколько книг, критикующих магию и чародейство, но уже Ориген не был уверен, принадлежат ли они тому же автору или его однофамильцу. Книги эти до нас не дошли.

Краткое содержание «Правдивого слова»

• Бог, не изменившись в плохую сторону, не может приблизиться к человеку.
• Христианское учение не представляет собой ничего оригинального, оно уходит своими корнями в восточную мифологию.
• Применение на практике христианского учения угрожает государству.

Примеры взглядов Цельса из «Правдивого слова»:

Как и все крикуны, они собирают толпы рабов, детей, женщин и зевак. Я пишу с горечью, лишь потому что мне самому горько. Приглашающие нас на Мистерии мастера говорят иначе. Они говорят: придите к нам те, чьи уста и руки чисты, те, кто не запятнан преступлением, те, чья совесть чиста перед Богом, те, кто вершил справедливо и жил честно. Христиане же говорят: придите те, кто грешил, те, кто дитя или дурак, те, кто несчастны и убоги, и вы войдете в царствие небесное. Мошенник, вор, негодяй, отравитель, осквернитель храмов и гробниц, — это их новообращенные.

Идея об инкарнации бога просто абсурдна; почему люди считают себя настолько выше пчел, муравьев и слонов, что ставят себя в такое уникальное положение к своему создателю? И с какой стати бог решил прийти к людям как еврей? Христианская идея божественного провидения — нонсенс, оскорбление для самого божества. Христиане как сонм лягушек на болоте или синод червей на куче навозе, квакают и пищат: «Ради нас был создан мир!»

Иисус, они говорят, был послан спасти грешников; не был ли он послан помочь тем, кто держал себя вдали от греха? Они говорят, что Бог спасет нечестного человека, если тот покается и смирится, а на честного человека, кто с пеленок придерживался добродетелей, он (Бог), даже не посмотрит.

Превыше всего, христиане не лояльны и каждая церковь, это незаконная коллегия, институт, смертельный во все времена, особенно при Марке Аврелии. Почему христиане не могут связать себя с великими философскими и политическими деятелями мира? Правильно поставленное поклонение любым богам и демонам вполне сочетается с чистым монотеизмом, им следует отказаться от сумасшедшей идеи обратить всех правителей к своей вере или добиться универсального соглашения о всех божественных вещах.

Цельс приводит некоторые аргументы, адресованные христианам якобы «от имени евреев»: Иисус был рожден вне брака и вырос на египетских премудростях. Его претензии на «божественное положение» опровергаются его нищетой и несчастным концом жизни. Христиане не имеют подтверждения в Ветхом Завете, и их разговоры о пришествии, якобы «открытом» только некоторым из их приверженцев, являются глупостью. При этом Цельс пишет, что евреи почти столь же смешны, как и их враги, которых они критикуют: те считают, что спаситель с небес уже пришёл, а эти всё ещё ждут его пришествия, хотя при этом у евреев есть преимущество древней нации с древними верованиями.

С презрением высказывается об экзорцистах, «которые явно сами были в одной лиге с демонами», и чрезмерном количестве недисциплинированных бродяг, называющих себя пророками, которые странствуют через лагеря и города, навязываясь к их обитателям.

Для Цельса было предпочтительнее поверить, что в каждом уголке мира существует своё собственное божество, а пророки и сверхъестественные вестники появлялись в разных местах вместо одного. Кроме того, что христианство является плохой философией и построено на фиктивной истории, оно также не заслуживает уважения — христианские учителя в основном ткачи и сапожники, не имеющие власти над людьми с образованием.

Цельс призывал христиан преодолеть свой изоляционизм от римского общества, не уклоняться от службы в легионах, особенно в пограничной страже, так как стало труднее сдерживать натиск германцев. Он утверждал, что неповиновение христиан ослабляет империю, а новая «иудейская» религия противоречит всем традиционным римским ценностям и вносит раскол в общество.

В своем сочинении Цельс утверждал, что Иисус был внебрачным сыном римского солдата, служившего в Иудее, по имени Пантера.

Сочинения

• Цельс. [www.gumer.info/bogoslov_Buks/apologet/Article/_Cels_PrSlov.php Правдивое слово]. (Публикуется по книге: Ранович А. Б. «Первоисточники по истории раннего христианства. Античные критики христианства». М. 1990)

Литература

• Ориген. [www.gumer.info/bogoslov_Buks/apologet/origen/index.php Против Цельса].
• Лебедев Н. «Сочинение Оригена против Ц.» (М., 1878);
• Лебедев Н. «Ц. и Ориген» («Чтения в Обществе любителей дух. просвещения», 1879, Ι);
• Смирнов Е. «История христианской церкви» (СПб., 1901);
• Цельз, философ // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Keim, «Celsus Wahres Wort» (издание текста в нем. переводе, 1873);
• его же, «Rom und das Christentum» (1881);
• J. Müller, «Die Wahre Geschichte des Celsus» (в "Deutsche Rundschau ", 1895).

Отрывок, характеризующий Цельс

Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.