Цензурный комитет
Цензу́рный комите́т — комитет, созданный в Российской империи при Министерстве народного просвещения во исполнение Устава о цензуре от 9 июля 1804.
Устав о цензуре, в частности, гласил:[1]
1. Цензура имеет обязанностию рассматривать всякого рода книги и сочинения, назначаемые к общественному употреблению.
2. Главный предмет сего рассматривания есть доставить обществу книги и сочинения, способствующие к истинному просвещению ума и образованию нравов, и удалить книги и сочинения, противные сему намерению.
3. На сем основании, ни одна книги или сочинение не должно быть напечатано в Империи Российской, ни пущено в продажу, не быв прежде рассмотрено цензурою.
Центральным цензурным комитетом был Санкт-Петербургский Цензурный комитет, который подчинялся непосредственно попечителю Санкт-Петербургского учебного округа. Одновременно были созданы цензурные комитеты при Московском, Виленском, Дерптском, Кавказском округах, а позднее и в других. Цензуре подлежали все печатные и рукописные издания.[2]
В начале XX века Цензурные комитеты входили в состав Министерства внутренних дел[3].
См. также
Напишите отзыв о статье "Цензурный комитет"
Примечания
- ↑ [www.opentextnn.ru/censorship/russia/dorev/law/1804/ Устав о цензуре. 1804. 9 июля.] - полный текст
- ↑ [www.hi-edu.ru/e-books/xbook032/01/part-008.htm Баренбаум И.Е. История книги: Учебник. 2-е изд., перераб. М.: Книга, 1984.]
- ↑ [www.spa.msu.ru/details_210_446.html Вестник Московского университета.] Серия 21. Управление (государство и общество) №3 – 2004 г.
Ссылки
- Водовозов В. В. Цензура // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- [xn--d1aml.xn--h1aaridg8g.xn--p1ai/19/vysochayshe-utverzhdennyy-ustav-o-tsenzure/ Высочайше утвержденный Устав о цензуре]. 10(22).06.1826. Проект Российского военно-исторического общества «100 главных документов российской истории».
Отрывок, характеризующий Цензурный комитет
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
