Центральная курьерская служба

Центральная курьерская служба (ЦКД; от нем. Zentraler Kurierdienst, сокращённо — ZKD) — особый вид служебной почты, существовавшей в Германской Демократической Республике (ГДР) и обеспечившей почтовую связь между государственными органами, учреждениями, народными предприятиями и общественными организациями ГДР.

История

ЦКД была организована как «служебная почта А» (Verwaltungspost A) на основе обычной почты, обменной почты (с 1951 года) и государственной ценной почты. Необходимость в создании такой особой почтовой службы была вызвана провокациями со стороны агентуры ФРГ и Западного Берлина с использованием обычной коммерческой почты предприятий и учреждений ГДР.

ЦКД функционировала на основе государственных почтовых учреждений, но в ведении Министерства внутренних дел ГДР. Почтовые отправления ЦКД принимались и сдавались в соответствии со специальной инструкцией по безопасности. Центральная курьерская служба действовала на территории ГДР с 10 октября 1955 года по 1 июля 1990 года. При этом вначале она обслуживала потоки почтовых отправлений в Берлине, а с 1 апреля 1956 года была распространена на всю территорию страны.

В 1955—1956 годах вся корреспонденция Центральной курьерской службы обрабатывалась красным календарным штемпелем почтового отделения Берлин 017 с надписью нем. «Bezahlt» (Оплачено).

Служебные марки ЦКД

Первоначально Центральной курьерской службой применялись выпущенные 1 апреля 1956 года служебные марки, на которых были изображёны цифры номинала, а также помещён текст «Dienstmarke» («Служебная марка»). Эти марки были изъяты из обращения 30 сентября 1956 года.

В дальнейшем, в 1956—1957 годах, для нужд ЦКД были эмитированы специальные служебные марки номиналами в 10, 20, 40 и 70 пфеннигов и с надписью «Zentraler Kurierdienst» («Центральная курьерская служба»). Название страны, «DDR», давалось белыми буквами на заднем фоне марок. Первая их серия была отпечатана 1 октября 1956 года (Скотт #O33—O36). Марки были выполнены в двух красках — сиреневой для фона и чёрной для надписей — и были в обращении до 30 апреля 1957 года. 15 апреля 1957 года для выяснения источников утечки марок они были снабжены ручной надпечаткой фиолетового цвета четырёхзначного контрольного номера. Первые две цифры означали номер округа, для которого была предназначена марка (к примеру, цифра 16 обозначала центральные учреждения Берлина), следующие — номер района. В начале апреля того же года была произведена допечатка двухцветных марок номиналами в 10 и 20 пфеннигов (Скотт #O44, O45). Позднее, 15 апреля, выходили ещё марки тех же двух номиналов, но уже с надпечаткой контрольного номера. Марки с надпечатками находились в обращении до 31 декабря 1957 года.

«Полоски ЦКД»

В 1958—1961 годах для Центральной курьерской службы также выпускались специальные наклейки в билетной форме, называемые «полосками ЦКД» (Wertstreifen in Billettform). Oни представляли собой франкировочные наклейки ЦКД и предназначались для франкировки почтовых отправлений, пересылаемых «служебной почтой А». Первые такие «полоски» поступили в обращение 2 января 1958 года. Внешне они были похожи на предыдущие служебные марки, но фон был выполнен жёлтым цветом, а надпись «Zentraler Kurierdienst» — красной краской. Отличие также заключалось в том, что на них дополнительно печатался многозначный контрольный номер (обозначавший районы округов, для которых предназначалась наклейка) и вместо номинала 10 или 20 пфеннигов рисовались соответственно одна или две черточки с левой и правой стороны марок. Округ обозначался буквами (например, А — Магдебург, В — Потсдам и т. д.). В 1959 году появились «полоски» нового дизайна с надписью «DDR/ZKD» («ГДР/ЦКД»), причем 10- и 20-пфенниговые марки различались по цвету этой надписи, а также фона и контрольного номера. Однако в декабре 1959 году вернулись к дизайну, напоминавшему «полоски» 1958 года. В сентябре 1960 года был подготовлен новый выпуск этих «полосок», но в обращение он так и не поступил.

С сентября 1960 по июль 1963 года марки для ЦКД не выпускались. Вся корреспонденция обрабатывалась специальным штампом.

Контрольные наклейки ЦКД

В 1963—1964 годах эмитировались контрольные наклейки ЦКД (нем. Laufkontrollzettel) с надписью «DDR/ZKD» («ГДР/ЦКД»), которые применялись в государственных учреждениях для контроля за количеством и сроками прохождения корреспонденции, пересылаемой «служебной почтой А», и не имели никакой франкировочной стоимости. Были изъяты из обращения 15 июля 1964 года.

Наклейки VD и марки уведомления о вручении

В 1965—1966 годах были выпущены особые наклейки ЦКД для секретной служебной почты (VD, от нем. Vertrauliche Dienstsache — конфиденциальное служебное письмо) и служебные марки для почтовых отправлений с доставочным формуляром или марки уведомления о вручении (ZU, от нем. Zustellungsurkunde — расписка в получении). Первые являлись франкировочными наклейками, и на них был указан номинал в виде цифры «20» (20 пфеннигов). Марки уведомления о вручении были в целом похожего дизайна, но имели номинал в 65 пфеннигов. Их иногда также считают доставочными марками. Оба этих вида знаков для оплаты услуг ЦКД вышли из употребления 31 августа 1969 года.

Наклейки ЦКД
Контрольная наклейка (нем. Laufkontrollzettel) ЦКД для государственных предприятий, 1964  (Михель #52)	Наклейка (нем. Aufkleber) ЦКД для секретной служебной почты (VD), 1965  (Михель #1)	Марка уведомления о вручении ЦКД (ZU) 1965  (Михель #2)

См. также

• Городская служебная почта
• Доставочная марка
• История почты и почтовых марок ГДР
• Служебная марка
• Служебная почта
• Счётная марка
• Штемпель паушальной оплаты

Литература

• Steven W. DDR Postbuch 1947—1989 nach amtlichen Quellen bearbeitet. — Braunschweig: Eigenverlag, 2002. (нем.)
• Tichatzky P. Zur Geschichte der Deutschen Post — Aus Dienstwerken der Deutschen Post // Schriftenreihe zum Sammelgebiet DDR. — 1996. — Heft 1. — (Arge DDR-Spezial). (нем.)

Ссылки

• [www.sammlerfreund.de/Philatelisten/Verwaltungspost_A_-_ZKD/verwaltungspost_a_-_zkd.html Verwaltungspost A — Zentraler Kurierdienst] (нем.). Seiten für Philatelisten. Sammlerfreund; Manfred R. A. Rüdenauer. Проверено 12 ноября 2010. [www.webcitation.org/67ZS39FN4 Архивировано из первоисточника 11 мая 2012].
• [www.sammlerfreund.de/Philatelisten/ZKD-Billettstreifen/zkd-billettstreifen.html ZKD Billettstreifen] (нем.). Seiten für Philatelisten. Sammlerfreund; Manfred R. A. Rüdenauer. Проверено 12 ноября 2010. [www.webcitation.org/67ZS47Rkl Архивировано из первоисточника 11 мая 2012].
• [www.sammlerfreund.de/Philatelisten/VD_und_ZU/body_vd_und_zu.html VD und ZU] (нем.). Seiten für Philatelisten. Sammlerfreund; Manfred R. A. Rüdenauer. Проверено 12 ноября 2010. [www.webcitation.org/67ZS4xerK Архивировано из первоисточника 11 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Центральная курьерская служба

По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.
Для этого избран толковый офицер, Болховитинов, который, кроме письменного донесения, должен был на словах рассказать все дело. В двенадцатом часу ночи Болховитинов, получив конверт и словесное приказание, поскакал, сопутствуемый казаком, с запасными лошадьми в главный штаб.


Ночь была темная, теплая, осенняя. Шел дождик уже четвертый день. Два раза переменив лошадей и в полтора часа проскакав тридцать верст по грязной вязкой дороге, Болховитинов во втором часу ночи был в Леташевке. Слезши у избы, на плетневом заборе которой была вывеска: «Главный штаб», и бросив лошадь, он вошел в темные сени.
– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.