Центральное (Армянское) кладбище

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кладбище
Центральное (Армянское) кладбище
Страна Молдавия
Город Кишинёв
Первое упоминание 1811 год
Статус публичное
Состояние неудовлетворительное

Центральное, или Армянское кладбище — одно из крупнейших и самых известных кладбищ в столице Молдавии — Кишинёве. Место захоронения многих известных деятелей истории и культуры Молдавии, Российской империи, Румынии и СССР. Название «Армянское» получило из-за того, что на него выходит улица Армянская, в свою очередь, названная от армянского подворья.





История

Всесвятское православное кладбище Кишинёва создано в 1811 году. В середине XIX века на территории кладбища была построена церковь Всех Святых. До революции кладбище было строго православным, а в годы советской власти — общим.

Занимает площадь около 10 га. Самое старое захоронение датируется 1825 годом. В создании кладбища принимал участие А. О. Бернардацци.

В советское время площадь кладбища была сокращена, на месте бывших захоронений в 1958 году был открыт кинотеатр «40 лет ВЛКСМ» (современное название «Гаудеамус»). Более тридцати лет кладбище было закрыто для захоронений. Однако сейчас, по решению городского совета от 2010 года, «места под захоронения на Центральном кладбище полагаются лицам, удостоенным военных и трудовых наград (Орден Республики, Орден Стефана Великого) или аналогичных государственных наград бывшего СССР. Решением примара Кишинёва места для погребения на „Армянском“ предоставляются другим выдающимся людям».

Воинский мемориал

В юго-восточной части кладбища Воинское мемориальное кладбище — место захоронения советских воинов и гражданских лиц, героически погибших в годы Великой Отечественной войны.

На его территории расположены братские и отдельные могилы 300 человек, погибших при защите и освобождении Кишинёва от немецко-румынских захватчиков. Здесь находятся могилы Героя Советского Союза А. Г. Карманова, командира 176-го гвардейского стрелкового полка подполковника С. Ф. Резниченко и других. На мемориальном кладбище похоронены члены подпольных групп, павшие в борьбе с фашистскими оккупантами, а также сотрудники милиции (подполковник А. М. Баженов, старшина Л. И. Спектор и др.), погибшие в мирное время при исполнении служебных обязанностей. На некоторых братских могилах установлены обелиски и мраморные надгробные плиты с именами павших. В центре кладбища воздвигнуто символическое надгробие из чёрного мрамора. На белой мраморной доске, установленной на его лицевой стороне, высечена пятиконечная звезда и надпись: «Вечная память героям!». По бокам установлены две мраморные плиты с надписью: «В братской могиле захоронены воины Советской Армии, погибшие в боях за освобождение Кишинёва в августе 1944 года».

Значимые захоронения

Далее идёт случайная выборка имён, нарушающая ВП:СПИСКИ. Для получения более полной информации см. Похороненные на Центральном (Армянском) кладбище

Напишите отзыв о статье "Центральное (Армянское) кладбище"

Ссылки

  • [locals.md/2013/armyanskoe-kladbishhe-istoriya-prodolzhaetsya/ Армянское кладбище: история продолжается] (рус.). Сайт locals.md. Проверено 5 августа 2014.
  • [oldchisinau.com/cem/orth/index.php?list=&page=all Фотографии надгробий Центрального (Армянского) кладбища] (рус.). Сайт oldchisinau.com - Мой город Кишинёв. Проверено 5 августа 2014.

Отрывок, характеризующий Центральное (Армянское) кладбище

– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?