Центральнокаталанский диалект каталанского языка

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Центральнокаталанский диалект
Самоназвание:

кат. català oriental central или кат. català central

Страны:

Испания

Регионы:

восточная и южная Каталония

Классификация
Категория:

Языки Евразии

Индоевропейская семья

Романская ветвь
Западно-романская группа
Окситано-романская подгруппа
Каталанский язык
Восточные диалекты каталанского языка
Письменность:

латиница (каталанский алфавит)

См. также: Проект:Лингвистика

Центральнокаталанский диалект каталанского языка или центральный диалект каталанского языка (кат. català oriental central или кат. català central) — диалект восточной и южной части Каталонии, который стал основой для литературного каталанского языка.

Является частью восточных диалектов этого языка, которые распространены на территории Каталонии (вся провинция Барселона, восток провинции Таррагона и большая часть провинции Жирона), Восточных Пиренеев, Балеарских островов и города Альгеро на острове Сардиния





Субдиалекты

Среди субдиалектов каталанского языка выделяют:

Кроме того, в Барселоне выделяют ещё несколько социолектов (кат.шава, кат.ультра, кат.бледа)

Центральнокаталанский диалект, хотя и не значительно, но отличается от литературного каталанского языка — языка СМИ и образования Каталонии. Несмотря на эту разницу, каталаноязычные из всех каталанских земель считают именно этот диалект наиболее приближенным к литературной норме

Основные черты

Главными чертами центральнокаталанского диалекта является произношение нейтрального [ə] как [a], [β] — обычно как [b]субдиалекте салат иногда произносится [v], особенно в формах слова anar — «идти»). Льезоны гласных более многочисленны, чем в литературном языке, не произносятся не только похожие гласные, но иногда и разные (va dir el pare по-литературному произносится как [βə di əł 'paɾə], диалектное произношение — [βa dił 'paɾa]), группа -ble произносится как [b:ła], а в субдиалекте салат — как [pła], между гласными появляются дополнительные согласные (на литературном слово «никому» выглядит как a ningú, в диалекте — ana ningú), не произносится начальное f- (ferma произносится как ['eɾma]).

Произношение некоторых слов отличается от нормативного (варианты numés / dumés — «только», mé / més / méj — «наи-» [как в словах «наибольший», «наилучший»], on — «где» — читается как ón / ónta / auón), употребляются разговорные варианты для построения предложения (ell li va dir al seu pare, дословно: «он ему, сказал отцу», вместо нормативного ell va dir al seu pare, дословно: «он сказал отцу»), множественное число некоторых слов формируется не по правилам (литературное boscs, «леса», в диалекте — boscos)

Образец текста

Ниже приведёны варианты Притчи о блудном сыне (Евангелие от Луки, Новый Завет)[1][2]

Текст литературным языком

Un home només tenia dos fills. El més jove va dir al seu pare: «Ja és hora que sigui el meu propi amo i que tingui cèntims; me n’he [me n’haig] d’anar a veure món. Partiu la vostra herència i doneu-me el que em toqui». «Ai, fill meu», va dir el pare, «com vulguis; ets un dolent i Déu et castigarà». I després va obrir un calaix, va partir la seva herència i va fer-ne [en va fer] dues parts. Al cap d’uns quants dies, el dolent se’n va anar del poble molt tibat i sense dir adéu a ningú. Va travessar molta terra ferma, molts boscs i molts rius, i va arribar a una gran ciutat on [a on] va gastar tots els cèntims.

Дословный перевод с каталанского

Жил себе человек, у которого было два сына. Младший сказал отцу: «Пора мне идти за своей судьбой и заработать денег, я должен пойти посмотреть мир. Подели имущество и дай мне причитающуюся часть». «Сын мой — сказал отец — поступай как хочешь, ты — нехороший человек, и Бог тебя накажет». После этого он открыл ящик и разделил все, что имел, на две части. Через несколько дней его недобрый сын очень довольный покинул посёлок и не попрощался ни с кем. Он странствовал по пустынным землям, лесам и рекам и пришёл в большой город, где он потратил все свои деньги

Центральнокаталанский диалект

Un hòma numés/dumés tania dós fills. Al mé[j] jóba li ba di al/anal séu para: «Ia (é)[z] hòra ca sigui’l méu pròpi amu i ca tingui cèntims; ma n’hé [ma n’haig] d’anà (a) bèura món. Partiu la bòstra harència i dunèu-ma’l ca'm tòqui». «Ai, fill méu», ba dí'l para, «còm bulguis; ét[z] un dulén i Déu at castigarà». I dasprés ba ubrí un cala(i)x, ba partí la séba harència i an ba fé dós/dugas par(t)s. Al cap d’un(s) quan(t)s dias, al dulén sa'n ba 'nà dal pòbbla mól tibat i sénsa dí adéu a/ana ningú. Ba trabassà molta tèrra èrma, mól(s) bòscu[z] i mól(s) rius, i ba (a)rribà a/an una gran ciutat ón/ónta/auón ba gastà tót[z] als [tót al] cèntims.

Субдиалект салат (комарка Баш-Эмпорда)

Un homa numés/dumés tania dos fils. Al [as] més joba ba dil’li’n [li va di'n] al seu para: «jès hora (de) ca sigui’l[sigui’s] meu propi amu i ca tingui cèntims; me n’he [me n’haig] d’anà beura món. Partexi la seua’réncia i me’n dongui (dongui-me’n) lu ca ma (el cam, lu cam) toqui». «Ai, fill meu», ba dil’li’l (dil’li’s) para, com vulguis; ets un dulén i Déu ta castigarà. I dasprés ba ubrí un calax i ba partí la seu'aréncia i na va fé [va fen'na] dugues parts. Al cap d’uns cons dias al dulen va nas’san [s’an va ana] del popla mol tibat i sensa dil’li adéu a ningú. Ba trabassá molta terr'erma mols de boscus i mols de rius, i ba’rribà'nuna gran ciutat anunta (unta) se va gasta tots el (es) cèntims.

Артикль «салат» (es, sa, ‘s) в зоне распространения субдиалекта салат может и не употребляться

Напишите отзыв о статье "Центральнокаталанский диалект каталанского языка"

Примечания

  1. Из работы языковеда Мануэля Мила-и-Фонтанальса
  2. Примеры из статьи «Диалекты каталанского языка» каталаноязычной википедии


Отрывок, характеризующий Центральнокаталанский диалект каталанского языка

– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.