Центрально-Азиатская экспедиция Николая Рериха

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Центрально-Азиатская экспедиция была проведена с 1923 по 1928 год Николаем, Юрием и Еленой Рерих. Маршрут экспедиции проходил через Сикким, Кашмир, Ладак, Синьцзян, Россию (Москва, Сибирь, Алтай), Монголию, Тибет. Существует несколько версий того, что являлось главной целью поездки Рерихов в Центрально-Азиатскую экспедицию — от научно-художественных целей до выполнения заданий ОГПУ и строительства нового государства в Азии.





Состав экспедиции

Основной состав экспедиции:

В своей книге «Сердце Азии» (Нью-Йорк, 1929) Н. К. Рерих перечислял сотрудников экспедиции[1]. В пути по Сиккиму к основному составу временно присоединялись Святослав Рерих, лама Лобзанг Мингюр Дордже, тибетский генерал Ладен-Ла, ламы Рамзана и Церинг, а во время поездки на Алтай — члены американских обществ Рериха: З. Г. Фосдик и М. М. Лихтман.

Для путешествия по Тибету Рерихом были приглашены доктор К. Н. Рябинин, заведующий транспортом П. К. Портнягин, начальник охраны полковник Н. В. Кордашевский, заведующий хозяйством А. А. Голубин. Елену Рерих сопровождали сестры Л. М. и И. М. Богдановы. В состав каравана также входили конвой экспедиции, тибетец Кончог и бурят Д.Цыримпилов[2].

Ряд источников утверждает, что в сентябре 1925 года в Ладакхе к экспедиции присоединился чекист Яков Блюмкин и проследовал с Рерихами в Москву.[3]

Маршрут экспедиции

Путешествие Рерихов по Азии началось в декабре 1923 года, когда семья Рерихов отправилась в Индию.[4][5] В августе 1925 года экспедиция вышла из Шринагара и направилась в Ладакх. Через перевал Зоджи Ла экспедиция перешла Западные Гималаи и спустились в столицу Ладакха Лех.

19 сентября 1925 года экспедиция покинула Лех и прошла по горным цепям Каракорума через, по крайней мере, 8 горных перевалов, высота большинства которых около 5500 м. На перевалах Сасир и Сугет жестокие снежные бури практически остановили продвижение отряда. По прибытию в Хотан губернатор (даотай) Синьцзяна отказался принять китайские паспорта, выданные в Пекине, и экспедиция остановилась здесь на три месяца. Чтобы уладить дела с губернатором, пришлось посетить Урумчи. Далее экспедиция посетила Карашар, где посетила ставку торгоутского хана. Далее через пустыню и центр Турфанской впадины экспедиция отправилась по пути Урумчи-Чугучак по русской границе, считавшемуся опасным из-за частых нападений грабителей.

Наконец экспедиция повернула в Сибирь с заездом в Москву, затем маршрут пролёг через Новониколаевск и Бийск. На транссибирском экспрессе экспедиция достигла Верхнеудинска; затем на автомобиле отправилась в Улан-Батор, куда Рерихи прибыли 11 сентября 1926 года. Здесь экспедиция в здании русской постройки провела зиму 1926—1927 годов. В апреле 1927 года экспедиция отправилась через юго-западную Гоби в Тибет. Все другие пути были блокированы бандами грабителей или китайскими войсками. Однако и переход через Гоби был опасен, поэтому Рерихи нанимают сильную охрану из монголов. В путь отправляются на пяти «доджах», потом на 46-ти верблюдах, и через месяц добираются до оазиса Шибочен в горах Наньшаня, на юге провинции Ганьсу. Этот путь примечателен тем, что по нему в 1904 г. Далай-лама XIII бежал в Монголию. 4 мая эксп. достигла гор Шара-Хулусун. Здесь за месяц до эксп. был ограблен большой караван. Ночью экспедиция была обстреляна. Как выяснилось, это китайский караван принял лагерь эксп. за разбойников и открыл огонь. 9 мая эксп. вступила в район Мацзы-шаня кишащий разбойниками. Многочисленные скелеты лошадей, верблюдов и людей, стрелянные гильзы говорили о высокой активности бандитов. Это было место обитания легендарного разбойника Джа-ламы. Экспедиция наткнулась на крепость Джа-ламы. Монголы из охраны наотрез отказались идти в неё. Пришлось Ю. Н. Рериху с несколькими членами экспедиции самим навестить крепость. Она оказалась покинутой. Позже несколько разбойников из отряда Джа-ламы в течение нескольких дней посещали лагерь, но так и не напали.

28 июля, в долине реки Шарагол, к экспедиции присоединился вооружённый отряд полковника Кордашевского[6]. Была сделана продолжительная стоянка, во время которой построен субурган в честь Шамбалы. Освящение субургана состоялось 7 августа в присутствии большого числа монголов и местных лам. 8 августа приехал со своей свитой главный лама Цайдама и также устроил службу, посвящённую Владыке Будде. На вопрос цайдамского ламы о целях путешествия в Тибет, писал в дневнике доктор Рябинин, «последовал ответ, что мы американцы и едем посольством от Западных буддистов, и что близко наступление времени Шамбалы».

Достигнув оазиса Шибочен в одной из горных долин Наньшаня, Рерихи купили вьючных животных, продовольствие. В долине пришлось ждать до августа, так как караванный сезон кончился. 19 августа эксп. отправилась через цайдамские болота в Тибетское нагорье. Соляная пустыня Цайдама — одно из самых безлюдных мест в Центральной Азии. Из-за нехватки воды, чтобы её пересечь, необходимо было двигаться непрерывно 36 часов. В окрестностях перевала Элисун-дабан на караван напали бандиты, которые несколько дней следили за ним. Атака была отбита. Затем на вершине Нейжди-дабана было второе нападение, которое охрана эксп. также смогла отразить. 21 день эксп. двигалась через предгорья Тибета. По пути из Цайдама в Нагчу были пересечены большие горные хребты: Марко Поло, Кукушили, Дунгбуре и Тангла.

24 сентября эксп. достигла границы Тибета. Ещё 30 дней путешественники двигались по территории Тибета, пока 6 октября в долине Шенди их не остановил большой отряд тибетского ополчения. Тибетский генерал после получения инструкций из Лхасы не дал экспедиции разрешение следовать дальше. Это был один из самых тяжёлых моментов в путешествии. Экспедицию продержали пять месяцев в снежном плену высоко в горах на плато Чантанг. Местным жителям не разрешали продавать еду, которую продавали в мизерном количестве сами тибетские власти. Из-за бескормицы из 110 животных каравана 90 погибли. Пятеро членов эксп. из местных скончались. Едва не умер полковник Кардашевский. Сильно подорвала здоровье Е. И. Рерих.

Под конец эксп. перевели в Нагчу и после месяца переговоров разрешили следовать в Индию. Эксп. прошла по многим местам, никогда прежде не посещаемым европейцами или американцами, перевалила через стену Трансгималаев через перевал Сангмо-Бертик (высота около 20000 футов = 6 100 метров), через который проходил известный шведский исследователь Свен Гедин. Далее по течению реки Цангпо (Брахмапутра), через перевал Шару-ла в долину Понгчу эксп. прибыла в Сикким, в столицу Гангток. Всего протяжённость маршрута экспедиции составила около 6000 миль (около 10 тыс. км.).[7][8].

Николай Рерих описывал маршрут экспедиции в своей книге «Сердце Азии» следующим образом[9]:

Основной маршрут экспедиции выразился в следующем обширном круге по серединной части Азии.
Дарджилинг, монастыри Сиккима, Бенарес, Сарнат, Северный Пенджаб, Равалпинди, Кашмир, Ладак, Каракорум, Хотан, Яркенд, Кашгар, Аксу, Кучар, Карашар, Токсун, Турфанские области, Урумчи, Тянь-Шань, Козеунь, Зайсан, Иртыш, Новониколаевск, Бийск, Алтай, Ойротия, Верхнеудинск, Бурятия, Троицкосавск, Алтын-Булак, Урга, Юм-Бейсе, Анси-Джау, Шибочен, Наньшань, Шарагольчи, Цайдам, Нейджи, хребет Марко Поло, Кокушили, Дунгбуре, Нагчу, Шендза-Дзонг, Сага-Дзонг, Тингри-Дзонг (англ.), Шекар-Дзонг, Кампа-Дзонг, Сепола, Ганток, Дарджилинг.

Факты об экспедиции

Источники. Общая информация

События первой Центральноазиатской экспедиции нашли отражение в дневниках Н. К. Рериха «Алтай-Гималаи» и Ю. Н. Рериха «По тропам Срединной Азии». В 1990-е годы были опубликованы дневники других участников Тибетского путешествия, в которых обращено внимание на особую «буддийскую миссию» экспедиции в Лхасу (Рябинин, Портнягин, Кордашевский)[10]. В это же время были обнаружены материалы в Госархиве РФ, касающиеся деятельности Рерихов и их американских сотрудников в отношении концессий на Алтае в 1926-29 годах[11]. Имеется также ряд рассекреченных документов советской, английской и немецкой разведок о деятельности Рерихов в период экспедиции[12][13][14].

2 декабря 1923 года Н. К. Рерих со своей семьёй прибывает из Америки в Индию. Маршрут экспедиции проходил через Сикким, Кашмир, Ладак, Китай (Синьцзян), Россию (с заездом в Москву), Сибирь, Алтай, Монголию, Тибет, по неизученным областям Трансгималаев. Экспедиция продолжалась с 1924 по 1928 год. Официально экспедиция была заявлена как американская.

Считается, что по уникальности маршрута и собранным материалам она по праву занимает особое место среди крупнейших экспедиций XX века. Были проведены археологические и этнографические исследования в неизученных частях Азии, найдены редкие манускрипты, собраны лингвистические материалы, произведения фольклора, сделаны описания местных обычаев, написаны книги («Сердце Азии», «Алтай — Гималаи»), создано около пятисот картин, на которых художник отобразил живописную панораму экспедиционного маршрута, начата серия полотен «Гималаи», созданы серии «Майтрея», «Сиккимский путь», «Его страна», «Учителя Востока» и др.[15][16][17]

Слияние буддизма с коммунизмом. Визит в Москву. «Махатма Ленин»

После октябрьской революции Рерих стоял в открытой оппозиции к Советской власти, писал обличительные статьи в эмигрантской прессе. Однако вскоре его взгляды неожиданно переменились, и большевики оказались в разряде идеологических союзников Рериха. Осенью 1924 года он отправился в Европу, где посетил представительство СССР в Берлине, встретился с полпредом Н. Н. Крестинским и затем — с его помощником Г. А. Астаховым[18].

Идеологическая близость к коммунизму проявилась у Рерихов в литературе. Монгольское издание «Общины» (1926), одной из книг Агни-Йоги, содержало частые упоминания о Ленине и проводились параллели между коммунистической общиной и буддийской. Впоследствии, когда Рерихи вновь отвернулись от коммунизма, все абзацы о Ленине были исключены из рижского переиздания книги в 1936 году[19]. Например, в параграфе 64 «Общины» 1936 года уже нет тех слов, которые были в издании 1926 года: «Появление Ленина примите как знак чуткости Космоса»[20].

В Хотане у Рерихов появилось знаменитое письмо Махатм для передачи Советскому правительству и ларец с гималайской землёй на могилу «Махатмы Ленина». Все дары, включая несколько картин и «Общину» (1926), Рерих вручил лично наркому Чичерину в июне 1926 года, а тот передал их в Институт Ленина. Также в Хотане 5 октября 1925 года художник задумал картину «Гора Ленина», которая хранится сейчас в Нижегородском музее изобразительных искусств. На картине четко прорисован легко узнаваемый образ Ленина[21]. Позже Рерих переименовал картину в «Явление срока», однако в Москве она фигурировала под своим первоначальным названием, о чём в дарственной Рерих собственной рукой написал: «Гора Ленина»[18].

Гора Ленина высится конусом между двух крыльев белого хребта. Лама шепчет: «Ленин не был против истинного буддизма»[22]

Предпринимательская деятельность. «Белуха». Визит на Алтай

В процессе подготовки экспедиции Рерихи совместно с американским бизнесменом Луисом Хоршем создали в Нью-Йорке две деловые корпорации — «Ур» и «Белуха», которые имели целью проводить широкое деловое предпринимательство на территории Советского Союза — в областях лесоводства, горнодобывающей промышленности, транспорта, строительства, сельского хозяйства и других[23]. В Москве американские сотрудники Рериха отстаивали интересы «Белухи» на приобретение концессий на Алтае, проводя встречи с чиновниками властных структур Б. Н. Мельниковым (Наркоминдел) и М. А. Трилиссером (ОГПУ)[24]. Николай Рерих хотел добиться регистрации, в соответствии с советскими законами, корпорации «Белуха» для разработки месторождений[25][26]. Рерихи посетили Алтай с научно-разведывательной и этнографической экспедицией, проводя подбор мест под предполагаемые концессии и изучая возможность «организации в районе горы Белухи культурно-промышленного центра»[24].

Миссия в Тибет. «Глава западных буддистов»

Первая Центральноазиатская экспедиция Н. К. Рериха проходила в несколько этапов. По прибытии в Монголию она переросла в самостоятельное Тибетское путешествие, известное теперь как Миссия Западных буддистов в Лхасу (1927 — 28 гг.)[27][28]. По своему характеру тибетская экспедиция являлась не просто художественно-археологической, но, по заявлению её руководителя, Рериха, имела статус дипломатического посольства от имени «Союза Западных буддистов»[27][28]. Своим окружением в экспедиции Рерих рассматривался в качестве «Западного Далай-ламы»[29]. Однако в действительности в буддизм Рерих не обращался.

Во время семимесячной стоянки в Урге шла основательная подготовка к тибетскому походу[30]. Рерихи направили своим сотрудникам в Америку задание — изготовить орден «Будды Всепобеждающего», которым предполагалось наградить Далай-ламу. Эскиз для ордена нарисовал сам Рерих. Этот буддийский знак был заказан в лучшей мастерской Нью-Йорка, у потомственных ювелиров Тиффани. На фоне двойной ваджры выделялась рельефная золоченая фигура Манджушри с огненным мечом, а у его лотосовых стоп красовалась пятиконечная звезда[30]. Однако встреча с Далай-ламой не состоялась: осенью 1927 года экспедиция была задержана тибетскими властями на подступах к Лхасе и пять месяцев находилась в снежном плену высоко в горах на плато Чантанг[31], где Рерих писал многочисленные письма тибетским властям, в том числе Далай-ламе, о том, как несправедливо встречено первое «буддийское посольство»:

«В нашей стране великой Америке даже самые тяжкие преступники получают условия жизни гораздо лучшие, нежели здесь, у вас, доброжелательное буддийское Посольство» (23.10.1927 Рерих пишет майору)[32]:
«Ваше Святейшество! По избранию Буддийского Собора в Америке, я, как Глава Западных Буддистов, принял на себя поручение отправиться во главе первого Посольства Западных Буддистов, чтобы лично передать Вам Грамоту, Орден Будды Всепобеждающего» (28.10.1927 Рерих пишет Далай-ламе)[33]
«Все мы опасно больны; население, несмотря на нашу плату за продукты, не в состоянии их поставлять, и более двух третей каравана животных уже погибло. Эта жестокость противоречит Учению Благословенного Будды. <…> Теперь правительство Тибета жестоко оскорбило в лице нашей Миссии великую страну Америку и благородные намерения Западных Буддистов. Весть об этом громом пронесется по всему миру» (14.11.1927 Рерих пишет Далай-ламе)[34]

Экспедиция так и не была допущена в Лхасу и была вынуждена ценой неимоверных трудностей и потерь пробиваться в Индию[35]. По завершении экспедиции Рерих написал Буддистскому центру в Нью-Йорке письмо, в котором призывал отмежеваться от Далай-ламы и прервать с ним всяческие отношения[36][37].

Версии и интерпретации главных целей экспедиции

Существует несколько версий того, что являлось главной целью поездки Рерихов в Центрально-Азиатскую экспедицию.

Художественные и этнографические цели

Сами Рерихи цели и задачи экспедиции описывали следующим образом:

«Кроме художественных задач, в нашей экспедиции мы имели в виду ознакомиться с положением памятников древностей Центральной Азии, наблюдать современное состояние религии, обычаев и отметить следы великого переселения народов. Эта последняя задача издавна была близка мне». (Н. К. Рерих)

«Главной целью экспедиции было создание живописной панорамы земель и народов Внутренней Азии. Пятьсот полотен Н. К. Рериха <…> являются одним из самых больших её достижений. Вторая задача экспедиции состояла в проведении археологической разведки, с тем, чтобы подготовить основу для дальнейших серьёзных исследований этих малоизученных районов Внутренней Азии. И наконец, большой значение мы предавали сбору этнографического и лингвистического материала, характеризующего древние культуры региона.» (Ю. Н. Рерих[38])

Версия об исключительно художественных и этнографических целях Центрально-Азиатской экспедиции Рериха описана в работах Л. В. Шапошниковой[39] и П. Ф. Беликова[15], который написал биографию Рериха в 1972 году, когда ещё не были доступны дополнительные источники об экспедиции[40].

Согласно этой версии, возможность совершить научную экспедицию по Центральной Азии Рериху обеспечили продажа картин, гонорары за оформление театральных постановок, публикации многочисленных статей, доходы от деятельности американских общественных культурно-просветительских организаций[15].

Что касается задержки экспедиции тибетскими властями на плато Чантанг, то в рамках рассматриваемой версии употребление Рерихом слов «Посольство», «Глава западных буддистов» объясняется исключительно дипломатической формой, не имеющей никакого специального содержания, а «содержание писем, которые направлялись Рерихами правителям Тибета, имели единственную цель — вырваться из опасного плена»[41].

Активную роль в распространении этой версии играет Международный центр Рерихов в Москве[42].

Версии о сотрудничестве Н. К. Рериха с ОГПУ

Версия о связи Рериха с ОГПУ была изложена Олегом Шишкиным в 1999 году в документальной повести «Битва за Гималаи»[43], в которой он делает более 150 ссылок на документы различных архивов, а также историком М. Л. Дубаевым в монографии «Рерих», вышедшей в серии «ЖЗЛ» в 2003 году[44] [45].

На основе версии Олега Шишкина был написан целый ряд статей в СМИ[46] и книг, в том числе документально-историческая книга «Оккультные тайны НКВД и СС»[47] Антона Первушина, книга Игоря Минутко «Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха»[48], а также сняты передачи и документальные фильмы, показанные по телеканалу «Культура» и «НТВ». В СМИ был опубликован ряд статей, авторы которых, преимущественно сторонники различных организаций, конкурирующих между собой за наследие Рерихов, отрицают связь Николая Рериха с ОГПУ[12][13][49]. Однако версия о Рерихе-агенте получила широкое распространение и используется рядом профессиональных историков[50], но при этом отрицается другими[51].

Согласно этой версии, Николай Рерих был завербован ОГПУ и на деньги Советского Союза был отправлен в Америку с тем, чтобы способствовать экономическим и иным связям СССР. Вместе с завербованным советской разведкой американским бизнесменом Луисом Хоршем по кличке «Буддист», финансируемым Москвой, Рерихи организуют в Америке ряд компаний, в том числе и «Белуху». На деньги советской разведки была организована Центрально-Азиатская экспедиция, целью которой было свержение Далай-ламы XIII, добившегося в 1913 году независимости Тибета и пригласившего для модернизации тибетской армии англичан. Это не устраивало Советские власти, поэтому был придуман план переворота в Тибете, с тем чтобы вызвать беспорядки и сместить неугодного СССР Далай-ламу XIII.

По мнению Шишкина, ОГПУ использовало в качестве одного из главных координаторов Тибетской миссии Якова Блюмкина, который под видом буддийского монаха принимал участие в экспедиции. Однако миссия по свержению Далай-ламы потерпела фиаско, поскольку экспедиция вызвала подозрения не только у англичан, но и у Далай-ламы и его окружения. Впоследствии Блюмкин был расстрелян, а Луис Хорш получил директиву от своего руководства разорить все учреждения Рериха в США, используя хранившиеся у него долговые обязательства, что и произошло во второй половине 1930-х годов. (см. Мастер Билдинг)

Одним из доказательств участия Блюмкина в Центрально-Азиатской экспедиции Рериха Олег Шишкин считает фотографию с экспедиционного паспорта до Пекина, выданного китайским губернатором в Урумчи в 1926 году. В документальной повести Шишкина на этой фотографии первый слева лама с галстуком — Яков Блюмкин[52]. По мнению представителя одной из конфликтующих за наследие Рерихов организаций, заместителя генерального директора Музея имени Н. К. Рериха А. В. Стеценко, на фотографии изображен ладакец Рамзана, а не Блюмкин[53].

Представитель другой стороны конфликта, заведующий отделом наследия Рерихов Музея Востока, востоковед Владимир Росов, исследовавший деятельность экспедиции Н. К. Рериха по материалам в архивах России, США, Индии и других стран, в своих работах замечает, что во время экспедиции Николай Рерих установил дружеские отношения с заместителем председателя ОГПУ М. А. Трилиссером[54] и что Рерих нередко «высказывал лояльность Советам и даже сотрудничал с ними»[55]. С другой стороны, в автореферате к своей диссертации Росов отмечает, что научные исследования не подтверждают версию о том, что Н. К. Рерих являлся агентом советских спецслужб и осуществлял свою Центральноазиатскую экспедицию «под руководством» Я. Г. Блюмкина. Росов утверждает, что официальные представители Службы внешней разведки также отрицают данную версию. Романы и повести Шишкина, Первушина и Минутко были названы Росовым «историко-мистическими», искажающими представления об экспедициях Н. К. Рериха[56].

Историк Максим Дубаев в своей монографии «Рерих»[44] [45] не ссылается на работы Олега Шишкина, но, также как и он, считает, что Рерих был связан с ОГПУ и проводил экспедицию не без помощи Советов[57]. Дубаев пишет, что Рерих проводил встречи с руководством ОГПУ[58], а полпред П. Н. Никифоров, например, по началу даже не знал, что «художник находится в Урге по заданию советского правительства»[59]. Отличным от Шишкина способом Дубаев описывает роль Я. Г. Блюмкина в экспедиции Н. К. Рериха[57]: «Неожиданно советский торгпред стал убеждать Н. К. Рериха как можно скорее покинуть Монголию, так как получил указание задержать экспедицию до прибытия из Москвы Я. Г. Блюмкина, а это могло означать только одно — арест Николая Константиновича»[60].

Политические цели. Строительство «Новой Страны»

Версия предложена В. А. Росовым, который защитил по ней докторскую диссертацию[61]. Согласно версии Росова, проанализировавшего Тибетскую и Маньчжурскую экспедиции, Рерих был вовлечен в большую политику, пытаясь осуществить утопическую мечту о «Новой Стране».

По утверждению Росова, на встречах осенью 1924-го года Николая Рериха с Н. Н. Крестинским и Г. А. Астаховым в представительстве СССР в Берлине вырабатывался общий план «Единой Азии», главный тезис которого состоял в том, чтобы в государственном масштабе объединить учение буддизма с коммунистической идеологией[18]. Мировой план Рериха содержал в себе идею создания Новой Страны на просторах Азии. План строительства монголо-сибирского государства со столицей в Звенигороде на Алтае, основывался на культе Майтрейи[19]. Понятия Шамбалы и Майтрейи Рерихи напрямую связали с коммунистическими идеалами. «Шествие коммунизма нужно крепко сплести с именем Майтрейи». Таким образом закладывалось начало нового религиозного движения в Азии[62].

По поводу визита в Лхасу Росов зявляет, что от имени западных буддистов художник намеревался предложить владыке Тибета, Далай-ламе XIII, союз для покровительства буддийскому миру[63]. Росов предполагает, что главным пунктом запланированных переговоров Рериха с Далай-ламой должен был быть тезис о слиянии буддизма и коммунизма[30]. Поскольку назревала необходимость реформирования буддизма в Азии, Н. К. Рерих намеревался учредить «Орден Будды Всепобеждающего» и договориться с Далай-ламой о самостоятельной параллельной ветви Западных буддистов. Это был бы завершающий шаг перед тем как приступить к созданию независимого государства, названного условно «Новой Страной». В этом, по мнению Росова, состоял Мировой План Рерихов, задуманный для того, чтобы перекроить карту Восточной Сибири и Дальнего Востока[64]. Однако из-за противодействия англичан Рерихам не удалось достичь столицы Тибета и встретиться с Далай-ламой[65], буддийский поход на просторы Сибири и в монгольские степи был отложен, Мировой План претерпел изменения, и последовавшая Маньчжурская экспедиция сделалась необходимой и главной его частью[64].

В. А. Росов является завотделом «Наследие Рерихов» Государственного музея Востока, где версия Рериха как политика была принята и, в частности, публикуется в брошюрах, издаваемых музеем[66].

Согласно версии тибетолога А. И. Андреева, теософ[67]:181-182, 327, 401-432 Николай Рерих, в котором якобы «опознали» Далай-ламу V[67]:249, собирался провозгласить себя Далай-ламой Запада[67]:329, 339 и «реформировать» тибетский буддизм[67]:349-352, и его экспедиция была частью этого плана. Согласно Андрееву, в пути Рерих получал противоречивые указания от своей супруги, не отражавшие положения дел в Тибете, и неудача экспедиции была причиной его негативных отзывов о положении дел в Тибете.

Версии об одновременно духовных и политических целях экспедиции Рерихов придерживается историк[68] Андрей Знаменский в своей книге «Red Shambhala»[69].

Поиск Шамбалы

По одной из версий, Рерихи отправились в Центрально-Азиатскую экспедицию, чтобы найти Шамбалу, а не изучать растения, этнологию и языки[70]. Предполагается также, что миссией Рериха было возвращение в Шамбалу таинственного камня чинтамани (санскр. «драгоценность, исполняющая желания»), вверенного ему Лигой Наций. Члены экспедиции были уверены, что Алтай — великий духовный центр, неким образом связанный с Шамбалой.

Предполагается, что Рериха на поиски Шамбалы вдохновил перевод «Путеводителя по Шамбале», написанного в середине XVIII века Третьим Панчен-ламой (1738—1780). Там описывалось, что путешествие в Шамбалу представляет собой внутренний духовный поиск. Однако это объяснение не удержало Рерихов от попыток достичь Шамбалы, попросту добравшись туда пешком или верхом[70].

Лама, мы знаем величие Шамбалы. Мы знаем, что это неописуемое царство реально. Но мы также знаем о реальности земной Шамбалы. <..> Мы знаем рассказы о бурятском ламе, о том, как он был проведён через очень узкий тайный ход. Мы знаем, что другой пришедший видел караван горцев с солью из озёр на самой границе Шамбалы. Более того, мы сами видели белый пограничный столб одной из трёх границ Шамбалы[71].

В работе «Шамбала: в поисках новой эры» (1930) Рерих описал Шамбалу как святой город к северу от Индии, где его правитель проповедует учения Будды Майтреи ради вселенского мира. Рерих также намекал на сходство между Шамбалой и Туле — страной, скрытой на Северном полюсе, которая вдохновила немцев на поиски тайной земли. Он также упомянул о связи Шамбалы с подземным городом Агарти, в который можно попасть через подземный тоннель под Гималаями[70].

Результаты экспедиции

Результатом экспедиции явилось написание около 500 полотен Н. К. Рерихом, а также богатый этнографический и лингвистический материал. Собранный материал был настолько обширен, что 12 июля 1928 г. Рерихи основывают Институт гималайский исследований «Урусвати»: «Институт является прямым результатом Центрально-Азиатской экспедиции Рериха…» (Ю. Н. Рерих — первый директор института[72])

20 декабря 1960 года Лев Гумилев во время выступления на заседании Восточной комиссии Всесоюзного географического общества, посвященной кончине Ю.Н. Рериха, сказал:
... хотя я всегда чтил и помнил великих русских географов — первооткрывателей Центральной Азии: великого Пржевальского, Козлова, Грумм-Гржимайло, Певцова, Потанина и других, — я знал, что Юрий Николаевич Рерих и его отец Николай Константинович в своих путешествиях сделали не только не меньше, чем они, но в чем-то превзошли их. [73]

См. также

Напишите отзыв о статье "Центрально-Азиатская экспедиция Николая Рериха"

Примечания

  1. [www.icr.su/rus/evolution/cae/more/uchastniki.php Участники Центрально-Азиатской экспедиции Н. К. Рериха (1923—1928)]
  2. Росов В. А. Великий план: вехи тибетской экспедиции. 3 // Николай Рерих: Вестник Звенигорода. Экспедиции Н.К.Рериха по окраинам пустыни Гоби. Книга I: Великий План. — СПб.: Алетейя, 2002. — 272 с.
  3. Шишкин О. Битва за Гималаи. НКВД: магия и шпионаж. — М.: ОЛМА-Пресс, 1999.
    • Савченко В. А. Авантюристы гражданской войны. — М.: АСТ, 2000. — С. [militera.lib.ru/bio/savchenko/11.html 328]. — 365 с. — ISBN 9785170027101.
    • Брачев В. С. Тайные общества в СССР. — СПб.: Стомма, 2006. — С. 191. — 390 с.
    • Лункин Р. Н. Рериховское движение // Современная религиозная жизнь России. Опыт систематического описания / Под ред. М. Бурдо, С. Б. Филатова. — М.: Логос, 2006. — Т. IV. — С. 27. — 364 с. — ISBN 5-98704-057-4.
    • Гладков Т. К. Лифт в разведку. «Король нелегалов» Александр Коротков. — Olma Media Group, 2002. — С. [books.google.ru/books?id=ximaat3ZRd0C&pg=PA35&dq=блюмкин+рерих&hl=ru&ei=UMVaTevVA5KT4gbM_eGTDA&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=5&ved=0CDkQ6AEwBA#v=onepage&q&f=false 35]. — 573 с. — ISBN 9785224034154.
      «[Блюмкин] вместе с Николаем Рерихом участвовал в экспедиции в Китай»
    • Велидов А. С. Похождения террориста. — Современник, 1999. — С. 263-265. — 271 с. — ISBN 9785270016265.
    • Бушков А. Сталин. — Olma Media Group, 2005. — С. [books.google.ru/books?id=rcUCNAQrOZgC&pg=PA213&dq=блюмкин+рерих&hl=ru&ei=UMVaTevVA5KT4gbM_eGTDA&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=10&ved=0CFIQ6AEwCQ#v=onepage&q&f=false 213]. — 309 с. — ISBN 9785765443255.
      «Достоверно, по крайней мере, известно, что он [Блюмкин] участвовал в тибетских экспедициях Рериха»
  4. Росов В. А. Николай Рерих: Вестник Звенигорода. Экспедиции Н.К.Рериха по окраинам пустыни Гоби. Книга I: Великий План. — СПб.: Алетейя, 2002. — 272 с.
  5. Там же, [svitk.ru/004_book_book/10b/2183_rosov-ekspedicii_reriha_1.php#_Toc86477425 Маршрут экспедиции Н. К. Рериха]. © Лиц. ГК001423 №МОГ-00777
  6. В. А. Росов. [delphis.roerich.com/21/KordDelf.htm Полковник Кордашевский и его экспедиционный дневник]
  7. Росов В. А. Николай Рерих: вестник Звенигорода. Экспедиции Н. К. Рериха по окраинам пустыни Гоби. Книга I: Великий План. — СПб.: Алетейя; М.: Ариаварта-Пресс, 2002. — 272 с. , илл. [svitk.ru/004_book_book/10b/2183_rosov-ekspedicii_reriha_1.php#_Toc86477426 Великий План: вехи Тибетской экспедиции. III.]
  8. Рерих Ю. Н. Тибет и Центральная Азия. Сборник. Статья: Экспедиция академика Рериха в Центральную Азию. — Самара: Издательский дом «Агни», 1999. — 361 с.
  9. Рерих Н.К. [magister.msk.ru/library/roerich/roerih09.htm Сердце Азии]. — Нью-Йорк: Алатас, 1929.
  10. [lebendige-ethik.net/Avtoreferat_Rosov.pdf Автореферат] докторской диссертации В. А. Росова «Русско-американские экспедиции Н. К. Рериха в Центральную Азию (1920-е и 1930-е годы)», с.6
  11. Там же, с.13
  12. 1 2 Стеценко А. В. [lib.roerich-museum.ru/node/95 Клевещите, клевещите, что-нибудь да останется] / Сборник «Защитим имя и наследие Рерихов», Том 1, МЦР, 2001 г.
  13. 1 2 Шальнев А. Николай Рерих не был агентом ОГПУ, свидетельствуют документы из секретных архивов разведки // «Известия», 22.10.1993
  14. Л.Шапошникова [yro.narod.ru/bibliotheca/Roerich_Shaposh.htm Рерих в Гималаях]
  15. 1 2 3 Беликов П. Ф., Князева В. П. [www.centre.smr.ru/win/artists/nkr/biogr_nkr_10.htm Экспедиция] / Николай Константинович Рерих. — М., 1972
  16. Шапошникова Л. В. [www.icr.su/rus/evolution/cae/index.php От Алтая до Гималаев: По маршруту Центрально-Азиатской экспедиции Н. К. Рериха]. — М.: МЦР; МАСТЕР-БАНК, 1998.
  17. Рерих Николай Константинович — статья из Большой советской энциклопедии.
  18. 1 2 3 Владимир Росов [ay-forum.net/1/Vestnik_1_2002/038-047.pdf «Великий Всадник. О Ленине и символике звезды на картинах Николая Рериха»]. — Вестник АРИАВАРТЫ, 2002, № 1, c.40
  19. 1 2 Владимир Росов [ay-forum.net/1/Vestnik_1_2002/038-047.pdf «Великий Всадник. О Ленине и символике звезды на картинах Николая Рериха»]. — Вестник АРИАВАРТЫ, 2002, № 1, c.39
  20. См. [ay-books.roerich.com/2verz-ay.html Первоиздания книг Агни-Йоги]
  21. Картина [www.roerich.ee/galnew/show.php?l=rus&id=2552 Явление срока (Гора Ленина)]. Николай Рерих. 1927. Холст, темпера. 62 x 124. Нижегородский художественный Музей.
  22. Из рукописи экспедиционного дневника Н. К. Рериха «Алтай-Гималаи», сохранившегося в архиве Внешней политики РФ (Москва), запись от 02.10.1925. Владимир Росов [ay-forum.net/1/Vestnik_1_2002/038-047.pdf «Великий Всадник. О Ленине и символике звезды на картинах Николая Рериха»]. — Вестник АРИАВАРТЫ, 2002, № 1, c.40
  23. Дэниэл Энтин «[archive.is/20120803235818/www.lgz.ru/archives/html_arch/lg462006/Polosy/15_2.htm Любая информация ценна]». «Литературная газета» (15.11.06)
  24. 1 2 [lebendige-ethik.net/Avtoreferat_Rosov.pdf Автореферат] докторской диссертации В. А. Росова «Русско-американские экспедиции Н. К. Рериха в Центральную Азию (1920-е и 1930-е годы)», с.20
  25. Дубаев М. Л. Рерих (серия «Жизнь замечательных людей»). — М.: Молодая гвардия, 2003. — С. 271. — 427[5] с.
  26. Андреев А. И. Время Шамбалы. — СПб.: Издательский Дом "Нева", 2004. — С. 313. — 384 с.
  27. 1 2 В. А. Росов. [ay-forum.net/1/Ariavarta_3/3_17.pdf Маньчжурская экспедиция Н. К. Рериха: в поисках «Новой страны»]. — Журнал «Ариаварта», № 3, Санкт-Петербург, 1999, с. 19
  28. 1 2 Андреев А. И. Время Шамбалы. — СПб.: Издательский Дом "Нева", 2004. — С. 307-309. — 384 с.
  29. [lebendige-ethik.net/Avtoreferat_Rosov.pdf Автореферат] докторской диссертации В. А. Росова «Русско-американские экспедиции Н. К. Рериха в Центральную Азию (1920-е и 1930-е годы)», с.27
  30. 1 2 3 Владимир Росов [ay-forum.net/1/Vestnik_1_2002/038-047.pdf «Великий Всадник. О Ленине и символике звезды на картинах Николая Рериха»]. — Вестник АРИАВАРТЫ, 2002, № 1, c.47
  31. «[ay-forum.net/1/Ariavarta_0/0_31_103.pdf Развенчанный Тибет.] Дневники К. Н. Рябинина, доктора Буддийской Миссии в Тибет», Журнал «Ариаварта», 1996 г., Начальный выпуск. Предисловие Б. С. Старостина, с.31
  32. «[ay-forum.net/1/Ariavarta_0/0_31_103.pdf Развенчанный Тибет.] Дневники К. Н. Рябинина, доктора Буддийской Миссии в Тибет», Журнал «Ариаварта», 1996 г., Начальный выпуск, с.81
  33. «[ay-forum.net/1/Ariavarta_0/0_31_103.pdf Развенчанный Тибет.] Дневники К. Н. Рябинина, доктора Буддийской Миссии в Тибет», Журнал «Ариаварта», 1996 г., Начальный выпуск, с.85
  34. «[ay-forum.net/1/Ariavarta_0/0_31_103.pdf Развенчанный Тибет.] Дневники К. Н. Рябинина, доктора Буддийской Миссии в Тибет», Журнал «Ариаварта», 1996 г., Начальный выпуск, с.93
  35. В. А. Росов. [ay-forum.net/1/Ariavarta_3/3_17.pdf Маньчжурская экспедиция Н. К. Рериха: в поисках «Новой страны»]. — Журнал «Ариаварта», № 3, Санкт-Петербург, 1999, с. 20
  36. Первушин А. И. «Оккультные тайны НКВД и СС», Нева, ОЛМА-ПРЕСС, 1999. Глава 1.4.3. Развенчанный Тибет.
  37. [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,786911,00.html Religion: Bad Buddhists] // «Time». Monday, Jul. 23, 1928  (англ.)
  38. Рерих Ю. Н. По тропам Срединной Азии издательство=Хабаровское книжное издательство, 1982 — От автора
  39. Л. В. Шапошникова. Великое путешествие. Книга первая. Мастер. — М.: МЦР, 1998. ISBN 5-86988-064-5
  40. В. А. Росов «Русско-американские экспедиции Н. К. Рериха в Центральную Азию (1920-е и 1930-е годы)» [lebendige-ethik.net/Avtoreferat_Rosov.pdf Автореферат] докторской диссертации, с.6
  41. А. В. Стеценко [www.icr.su/rus/protection/facts_a_fictions/stecenko_cae/index.php Центрально-Азиатская экспедиция Николая Рериха. Факты и домыслы]
  42. [www.roerichs.com/Protection_Visitors.htm Лжерериховцы и недобросовестные «исследователи»]
  43. Шишкин О. Битва за Гималаи. НКВД: магия и шпионаж. М., ОЛМА-Пресс. 1999.
  44. 1 2 Дубаев М. Л. Рерих. — М.: Молодая гвардия, 2003.
  45. 1 2 [yro.narod.ru/zaschitim/Dybaev.htm Опыт бездуховной биографии]
  46. См., например: Питанов В. Ю. [missioner.kuraev.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=17&Itemid=36 Тибетские приключения Николая Рериха, или история о несостоявшемся владыке Шамбалы]
  47. Первушин А. И. Оккультные тайны НКВД и СС. — СПб., М.: Нева, ОЛМА-ПРЕСС, 2000. — 416 с. — (Досье). — ISBN 5-224-00335-0.
  48. Минутко И. А. Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха. (историко-мистический роман). — М.: АСТ, Олимп, Астрель, 2001. — 512 с. — (Оккультные войны XX в.). — ISBN 5-271-01535-1, 5-17-005462-9, 5-7390-1000-4.
  49. [agnivesti.ru/news11720 Юрий Кобаладзе: «Если бы Рерих был нашим разведчиком, мы сказали бы об этом с гордостью»] // «Собеседник» № 48, 1994.
  50. Грекова Т. И. Тибетская медицина в России: история в судьбах и лицах. — СПб: Атон, 1998.
    • Андреев А. И. Гималайское братство: Теософский миф и его творцы (Документальное расследование). Издательство Санкт-Петербургского университета, 2008. ISBN 978-5-288-04705-3
    • Брачев В. С. Масоны в России: от Петра I до наших дней. — С.-Петербург: Стомма, 2000. [web.archive.org/web/20011115211445/www.tuad.nsk.ru/~history/Author/Russ/B/Brachev/mason/glava20.html Глава 20. Московское масонство 1920-х — 1930-х гг. Масоны и ОГПУ]
  51. Фатхитдинова Я. Ю. Новейшая история Рериховского движения в России. Автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата исторических наук. Специальность 07.00.02 — отечественная история. Уфа — 2009
    • Росов В. А. «Русско-американские экспедиции Н. К. Рериха в Центральную Азию (1920-е и 1930-е годы)». Автореферат диссертации на соискание учёной степени доктора исторических наук.
  52. Шишкин О. «Битва за Гималаи. НКВД: магия и шпионаж». — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 1999. ISBN 5-224-00252-4. Стр.12 первой вкладки с фотографиями.
  53. [lib.roerich-museum.ru/node/95 Стеценко А. В. Клевещите, клевещите, что-нибудь да останется] / Сборник «Защитим имя и наследие Рерихов», Том 1, МЦР, 2001 г.
  54. Росов В. А. Звенигород окликанный и завещанный. 1. // Николай Рерих: Вестник Звенигорода. Экспедиции Н.К.Рериха по окраинам пустыни Гоби. Книга I: Великий План. — СПб.: Алетейя, 2002. — 272 с.
  55. Росов В. А. Политический армагеддон на окраинах пустыни Гоби. 1. // Николай Рерих: Вестник Звенигорода. Экспедиции Н.К.Рериха по окраинам пустыни Гоби. Книга I: Великий План. — СПб.: Алетейя, 2002. — 272 с.
  56. Росов В. А. «Русско-американские экспедиции Н. К. Рериха в Центральную Азию (1920-е и 1930-е годы)». [lebendige-ethik.net/Avtoreferat_Rosov.pdf#page=6 Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук, стр.6]
    «В конце 1990-х годов появились историко-мистические романы и повести, искажающие представления об экспедициях Н. К. Рериха. На страницах этих популярных книг, например, утверждается, что Н. К. Рерих являлся агентом советских спецслужб и осуществлял свою Центральноазиатскую экспедицию „под руководством“ Я. Г. Блюмкина. Научные исследования не подтверждают данную версию, так же как и официальные представители Службы внешней разведки»
  57. 1 2 Лавренова О. А., Музычук В. Ю., Сергеева Т. П. [yro.narod.ru/zaschitim/Dybaev.htm «Опыт бездуховной биографии. Рецензия на книгу М.Дубаева „Рерих“ из серии ЖЗЛ»]
  58. Дубаев М. Л. Рерих. — М., 2003.— C. 271.
  59. Там же. С. 282.
  60. Там же. С. 290
  61. [lebendige-ethik.net/Avtoreferat_Rosov.pdf Автореферат] докторской диссертации В. А. Росова «Русско-американские экспедиции Н. К. Рериха в Центральную Азию (1920-е и 1930-е годы)»
  62. Владимир Росов [ay-forum.net/1/Vestnik_1_2002/038-047.pdf «Великий Всадник. О Ленине и символике звезды на картинах Николая Рериха»]. — Вестник АРИАВАРТЫ, 2002, № 1, c.44
  63. Там же, с.28
  64. 1 2 В. А. Росов [ay-forum.net/1/Ariavarta_3/3_17.pdf "Маньчжурская экспедиция Н. К. Рериха: в поисках «Новой Страны»]. Ариаварта, 1999, № 3, с.19-20
  65. [lebendige-ethik.net/Avtoreferat_Rosov.pdf Автореферат] докторской диссертации В. А. Росова «Русско-американские экспедиции Н. К. Рериха в Центральную Азию (1920-е и 1930-е годы)», с.19
  66. [ay-forum.net/1/Roerichs_ost-west_2006.djvu Рерихи. Восток-Запад] М: Государственный музей Востока, 2006. ISBN 5-9900336-9-9
  67. 1 2 3 4 Андреев А. И. Гималайское братство. Теософский миф и его творцы.— СПб.: изд. СПбГУ, 2008
  68. [cassian.memphis.edu/history/znmenski/index.htm Andrei A. Znamenski]. // Сайт исторического факультета университета Мемфиса. Проверено 24 декабря 2011. [www.webcitation.org/65qEQUsxN Архивировано из первоисточника 1 марта 2012].
  69. Znamenski A. [books.google.ru/books?id=6J6T2uz1KSoC&hl=ru Red Shambhala: Magic, Prophecy, and Geopolitics in the Heart of Asia].— Quest Books, 2011.— 304 c.— ISBN 0835608913, ISBN 9780835608916
  70. 1 2 3 Александр Берзин [www.berzinarchives.com/web/ru/archives/advanced/kalachakra/shambhala/mistaken_foreign_myths_shambhala.html «Ошибочные западные мифы о Шамбале»]
  71. Н.Рерих [www.theosophy.ru/lib/shambala.htm «Шамбала сияющая»]
  72. Journal of Urusvati Himalayan Research institute. Annual Report 1929—1930. Дается по: New Delhi, 2003, Vedams ebooks Pvt. Ltd., ISBN 81-7936-011-3
  73. Гумилев Л.Н. [rgo-sib.ru/book/kniga/6.htm Ю.Н.Рерих как историк Центральной Азии] // Творческое наследие семьи Рерих в диалоге культур: филос. аспекты осмысления: сб. науч. тр. / Белорус. гос. ун-т. Минск, 2005. С. 670.

Литература

Дневники участников экспедиции

  1. Рерих Н.К. [magister.msk.ru/library/roerich/roerih10.htm Алтай-Гималаи].
  2. Рерих Н.К. [magister.msk.ru/library/roerich/roerih09.htm Сердце Азии]. — Нью-Йорк: Алатас, 1929.
  3. Рерих Ю.Н. По тропам Срединной Азии. — Хабаровское книжное издательство, 1982. — 304 с.
  4. Рерих Е.И. Дневники за 1924-1928 гг. ([lebendige-ethik.net/3-Dnevniki_EIR_djvu.html Сканкопии манускриптов-дневников]).
  5. Рябинин Н.К. Развенчанный Тибет. 1928. Подлинные дневники экспедиции Н. К. Рериха. — Амрита-Урал, 1996. — 736 с. — ISBN 5-86667-025-9.
  6. Декроа Н. (Кордашевский Н.В.). С экспедицией Н. К. Рериха по Центральной Азии. — СПб.: Дмитрий Буланин, 1999.
  7. [lebendige-ethik.net/forum/archiv/1/Ariavarta_2/2_11.pdf Современный Тибет. Миссия Николая Рериха. Экспедиционный дневник П.К.Портнягина] // Ариаварта. — 1998. — (№2).
  8. Фосдик З. Г. Мои учителя. По страницам дневника. 1922-1934. — Сфера, 2002. — 800 с. — ISBN 5-93975-081-8.

Исследования экспедиции

  1. Росов В.А. «Русско-американские экспедиции Н. К. Рериха в Центральную Азию (1920-е и 1930-е годы)» ([lebendige-ethik.net/Avtoreferat_Rosov.pdf Автореферат докторской диссертации]). — СПб., 2005. — 38 с.
  2. Росов В. А. Николай Рерих: Вестник Звенигорода. Экспедиции Н.К.Рериха по окраинам пустыни Гоби. Книга I: Великий План. — СПб.: Алетейя, 2002. — 272 с.
  3. Шишкин О. Битва за Гималаи. НКВД: магия и шпионаж. — М.: ОЛМА-Пресс, 1999.
  4. Брачев В. C. Тайные общества в СССР. — СПб.: Стомма, 2006. — С. 184-204. — 390 с.
  5. Л. В. Шапошникова. Великое путешествие. Книга первая. Мастер. — М.: Международный Центр Рерихов, 1998. — 624 с. — ISBN 5-86988-064-5.
  6. А. В. Стеценко [www.icr.su/rus/protection/facts_a_fictions/stecenko_cae/index.php Центрально-Азиатская экспедиция Николая Рериха. Факты и домыслы]
  7. Андреев А. И. Время Шамбалы. — СПб.: Издательский Дом "Нева", 2004. — 384 с.
  8. [lib.icr.su/node/1772 80 лет Центрально-Азиатской экспедиции Н.К.Рериха. Материалы Международной научно-общественной конференции. 2008]. — М.: МЦР; Мастер-Банк, 2009. — 592 с.
  9. Андреев А. И. Гималайское братство: теософский миф и его творцы.— СПб.: Изд. СПбГУ, 2008.
  10. Znamenski A. [books.google.ru/books?id=6J6T2uz1KSoC&hl=ru Red Shambhala: Magic, Prophecy, and Geopolitics in the Heart of Asia].— Quest Books, 2011.— 304 c.— ISBN 0835608913, ISBN 9780835608916

Отрывок, характеризующий Центрально-Азиатская экспедиция Николая Рериха

Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.


В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.