Центральный стадион (Улан-Батор)

Центральный стадион

Полное название	Национальный стадион Монголии
Оригинальное название	монг. Төв цэнгэлдэх хүрээлэн монг. Монгол улсын биеийн тамирыг сайжруулах стадион
Местоположение	Улан-Батор, Монголия
Заложен	1958 год
Открыт	в 1958 году
Реконструирован	в 2014 году (Наадам), в 2015 году
Вместимость	20 000
Домашняя команда	Сборная Монголии по футболу
Размеры поля	105 × 68 метров
Покрытие	искусственный газон

Центральный стадион (монг. Төв цэнгэлдэх хүрээлэн) — многоцелевой стадион в Улан-Баторе, вмещающий 20 000 зрителей. Крупнейший стадион в Монголии. Располагается в районе Хан-Уул. В настоящее время используется преимущественно для проведения монгольского фестиваля Надом и футбольных матчей, на нём играет свои матчи сборная Монголии по футболу. Изначально носил название Национальный стадион Монголии.

История стадиона

Свои первые матчи сборная Монголии по футболу провела ещё в 1942 году, однако официально была основана только в 1959 году. К основанию сборной и был построен стадион, первый в Монголии. Работы по его строительству начались в 1958 году. В этом же году стадион был открыт. Как и все стадионы того времени, он был построен на искусственных холмах.

С образованием первых монгольских клубов, все клубы из Улан-Батора играли на этом стадионе. Здесь же проводился с 1964 года Чемпионат Монголии по футболу и Суперкубок Монголии по футболу. На этом стадионе Эрчим начал свой «золотой век». В период с 1996 по 2012 год Эрчим семь раз становился чемпионом Монголии (1996, 1998, 2000, 2002, 2007, 2008, 2012) и стал единственным из монгольских клубов участником международного турнира. В 2002 году, когда был открыт футбольный стадион MFF Football Centre, все клубы стали использовать его, как свой домашний стадион, а Эрчим перешел на свой стадион. Вместе с тем, Центраьный стадион не перестал использоваться для футбольных матчей.

В 2013 году на стадионе были проведены концерты мировых звезд CCM.

В 2014 году компания, которая занимается строительством 300-метрового небоскреба «Морин хуур» недалеко от стадиона, предлагала проект его полной перестройки, увеличения вместимости и строительству козырька к 2017 году. Весной-летом того же года стадион был реконструирован к фестивалю Наадам. По генеральному плану строительства города Улан-Батор планируется сделать козырек у стадиона.

В 2015 году стадион был полностью реконструирован. На все трибуны установили сиденья, поле разровняли, уложили искусственный газон. После реконструкции подтрибунных помещений стадион стал соответствовать критериям для принятия международных матчей и матчей домашнего чемпионата. Позже была реконструирована атлетическая часть стадиона, обновлены дорожки для бега.

В 2016 году стадион примет чемпионат мира по стрельбе FISU.

Территория

Территория комплекса стадиона включает парк, расположенный недалеко футбольный стадион — Футбольный центр Монгольской футбольной федерации — бывший до реконструкции Центрального стадиона крупнейшим футбольным стадионом Монголии, вмещает 3500 зрителей., несколько спортивных площадок и Национальный Олимпийский комитет Монголии. Она занимает занимает 27 га, из них сам на сам стадион приходится только 8 га. Размеры поля стадиона  — 105 × 68 метров.

События

До 2002 года стадион использовался для проведения футбольных матчей, он был домашней площадкой для сборной Монголии по футболу и следующих клубов: Эрчим, Хоромхон, Хараатсай, Мазаалай, Сэлэнгэ Пресс, Университет Улан-Батор. Ныне на нём ежегодно проводится фестиваль Надом, часто называемый монгольскими Олимпийскими играми. На Центральном стадионе регулярно проводятся концерты мировых музыкальных звёзд.

Трибуны

Центральный стадион имеет 4 трибуны, все они окрашены в разные цвета. Общая вместимость трибун — около 20 тыс. человек, однако, так как стадион является местом проведения игр во время праздника Надом, потребность в дополнительных местах в это время высока. В дни фестиваля на стадионе оборудуется до 15 000 дополнительных мест, а его посещаемость превышает 30 000 человек.

См. также

• Спорт в Монголии
• Дворец спорта (Улан-Батор)

Отрывок, характеризующий Центральный стадион (Улан-Батор)

Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.