Центурион

Центурио́н (лат. centurio — со́тник; в классическую эпоху произносилось: кентурио; др.-греч. κεντυρίων, κεν­τυρίωνος — «кентури́он, кентури́онос», ц-слав. кєнтурио́нъ) в римской армии — командир центурии; центурионы высшего ранга командовали также более крупными подразделениями (манипула, когорта, вексилляция).

Внешние отличия

Отличительными признаками центуриона был чешуйчатый панцирь-катафракта, шлем с посеребрённым поперечным гребнем (для ориентирования солдат в бою), поножи; панцирь обычно украшался наградными бляхами (фалерами) на цепи. Центурион постоянно носил палку (vitis) из виноградной лозы, как знак и орудие своей власти. Щит был железный, небольшой; по этой причине центурион и меч носил на левом боку, а не на правом, как простые легионеры. В бою центурион занимал место в первом ряду, на правом фланге своей центурии.

Иерархия центурионов

В легионе было 60 центурионов. При первоначальном построении легиона фалангой центурион командовал подразделением, не имевшим самостоятельного тактического значения. После введения манипулярного строя (конец IV в. до н. э.) один центурион, prior («передний»), стал командовать на правом, другой, posterior («задний») — на левом фланге манипулы, состоявшей из двух центурий; правофланговый центурион считался старшим, что видно и из названий. Кроме этого, положение центурионов различалось в зависимости от принадлежности их к роду легионеров: был ли это центурион элитной манипулы пилов, иначе триариев (наиболее старых и опытных воинов, стоявших в третьей линии); манипулы гастатов (молодых воинов первой линии); манипулы принципов (воинов второй линии). После реформ Гая Мария основной тактической единицей стала когорта; в когорте насчитывалось 6 центурий, всех когорт в легионе было 10. А так как из трёх манипул когорты одна по-прежнему называлась «пилус», другая «принцип», а третья «гастат» (различались они местом в строю, но уже не составом и не вооружением) — то в результате и среди центурионов сформировалась жёсткая иерархия, при которой старшим был первый центурион (prior) пилуса, командовавший всей когортой, затем шел первый центурион принципов, затем гастатов, затем вторые центурионы (posteriores) пилуса, принципов и гастатов. С другой стороны, между когортами также существовала иерархия, определявшаяся их номером в легионе. Таким образом, старшим центурионом легиона был первый центурион пилуса первой когорты, носивший наименование «примипил» (лат. primus pilus, или primipilus), а самым младшим — второй центурион гастатов X когорты:

• Cohors I.
  • Primus pilus.
  • Centurio I princeps prior (princeps praetorii).
  • Centurio I hastatus prior.
  • Centurio I pilus posterior.
  • Centurio I princeps posterior.
  • Centurio I hastatus posterior.

• Cohors II.
  • Centurio II pilus prior.
  • Centurio II princeps prior.
  • Centurio II hastatus prior.
  • Centurio II pilus posterior.
  • Centurio II princeps posterior.
  • Centurio II hastatus posterior.

…………………………..

• Cohors X.
  • Centurio X pilus prior.
  • Centurio X princeps prior.
  • Centurio X hastatus prior.
  • Centurio X pilus posterior.
  • Centurio X princeps posterior.
  • Centurio X hastatus posterior.

Примипил фактически являлся помощником командира легиона, занимая положение после легата и шести военных трибунов (при Империи также добавилась должность префекта лагеря); он имел право участия в военном совете, как впрочем и другие центурионы первой когорты (primi ordines — первого ранга), которым давались ответственные поручения, например, командование самостоятельными отрядами (вексилляциями). Эти центурионы и по штату командовали значительным количеством людей (примипил — 400, центурионы более низких рангов — 200, 150 и 100). Вообще же центурионы первых пяти когорт (то есть когорт, составлявших в бою первую линию) считались центурионами высшего ранга (superiori ordines), в противоположность центурионам низшего ранга (inferiori ordines). Во времена Империи должность второго центуриона пилуса первой когорты была ликвидирована, перейдя к примипилу. Вторым по значению после примипила был приор принципов, иначе princeps praetorii, который занимался главным образом административными делами легиона. Заслуженный примипил, со своей стороны, во времена Империи мог получить всадническую должность, прежде всего, префекта лагеря.

Следует отметить, что, кроме штатных командиров центурий, были и сверхштатные центурионы (centuriones supernumerarii), использовавшиеся, видимо, для особых административных поручений.

Карьера центуриона

Центурион делал карьеру, последовательно продвигаясь по ступенькам иерархии до примипила. Позднеримский автор Вегеций сообщает (II, 21), что для продвижения в примипилы следовало «по порядку пройти все должности по когортам в различных отделах». Поэтому обычно считается, что для продвижения в примипилы было необходимо пройти все 60 ступеней. Однако сомнительно, чтобы кого-то могло привлечь «повышение» из командира одной когорты в младшие центурионы другой, хотя бы и высшей по номеру. Делаются предположения, что сначала центурион проходил лестницу постериорских, а затем — приорских должностей. Но и в этом случае для того, чтобы пройти 60 ступеней за 20 лет, следовало менять центурию каждые 4 месяца, что едва ли может способствовать боеспособности армии. Приходится признать, что конкретный порядок центурионской карьеры нам неизвестен. Известно лишь, что в примипилы выходили к 40-50 годам, то есть после 10-20 лет службы в центурионских должностях.

Положение центурионов

Центурионы назначались полководцем, как правило, из известных ему лично наиболее опытных солдат; центурион не мог быть моложе 30 лет. Назначенный центурион в свою очередь выбирал себе помощника — опциона (opcio). С профессионализацией армии после реформы Мария, оптионы стали назначаться командующим. Жалование центуриона в 2-3 раза превышало жалование солдат. Центурионов можно сравнить с командирами рот и батальонов, а примипила, командовавшего когортой увеличенной численности — и с командиром полка. Однако по социальному положению и обязанностям они походили на сержантов или старшин. Центурионы были кадровыми военными, тогда как должности легатов и трибунов были, в современных терминах, «политическими»: их занимали по выборам или по назначению полководца представители сенаторского и всаднического сословий. Поэтому именно на плечи центурионов ложились все обязанности по организации повседневной жизни легиона, военному обучению и т. д. Особенно это верно для времени Республики, когда легион не имел постоянного командующего, и командирами считались трибуны — молодые люди из знати, таким образом начинавшие свою политическую карьеру. Центурионы нередко злоупотребляли своей неограниченной властью (даже тому, кто попытался защититься от удара центуриона, грозила смертная казнь) — и вымогали у солдат деньги: за отпуска, за освобождение от лагерных работ, вообще по всякому поводу. Тацит, в частности, упоминает о центурионе, носившем прозвище «Cedo Alteram» («Подай другую!») — его присвоили после того, как он сломал свою палку о спину провинившегося легионера; в конце концов он был убит солдатами во время мятежа.

Требования к центуриону по Вегецию

В центурионы должен выбираться человек большой физической силы, высокого роста, умеющий ловко и сильно бросать копья и дротики, постигший искусство сражаться мечом или манипулировать щитом, который вполне усвоил искусство владения оружием, бдительный, выдержанный, подвижной, более готовый исполнять, что ему прикажут, чем разговаривать (об этом), умеющий держать в дисциплине своих товарищей по палатке, побуждать к военным упражнениям, заботящиеся о том, чтобы они были хорошо одеты и обуты, чтобы оружие у них всех было хорошо вычищено и блестело. ([xlegio.ru/sources/vegetius/book-2.html Вегеций, II 14]).

Центурионы в Христианстве

В Христианской церкви известными центурионами являются:

• Корнилий, сотник,
• Лонгин Сотник.
• Гордий (мученик)

Ссылки

• [xlegio.ru/ancient-armies/military-organization-tactics-equipment/legion/p2-personnel.html Р.Канья. Legio]

Отрывок, характеризующий Центурион

– А он, Ипполит, тебе не говорил? – сказал князь Василий (обращаясь к сыну и схватив за руку княгиню, как будто она хотела убежать, а он едва успел удержать ее), – а он тебе не говорил, как он сам, Ипполит, иссыхал по милой княгине и как она le mettait a la porte? [выгнала его из дома?]
– Oh! C'est la perle des femmes, princesse! [Ах! это перл женщин, княжна!] – обратился он к княжне.
С своей стороны m lle Bourienne не упустила случая при слове Париж вступить тоже в общий разговор воспоминаний. Она позволила себе спросить, давно ли Анатоль оставил Париж, и как понравился ему этот город. Анатоль весьма охотно отвечал француженке и, улыбаясь, глядя на нее, разговаривал с нею про ее отечество. Увидав хорошенькую Bourienne, Анатоль решил, что и здесь, в Лысых Горах, будет нескучно. «Очень недурна! – думал он, оглядывая ее, – очень недурна эта demoiselle de compagn. [компаньонка.] Надеюсь, что она возьмет ее с собой, когда выйдет за меня, – подумал он, – la petite est gentille». [малютка – мила.]
Старый князь неторопливо одевался в кабинете, хмурясь и обдумывая то, что ему делать. Приезд этих гостей сердил его. «Что мне князь Василий и его сынок? Князь Василий хвастунишка, пустой, ну и сын хорош должен быть», ворчал он про себя. Его сердило то, что приезд этих гостей поднимал в его душе нерешенный, постоянно заглушаемый вопрос, – вопрос, насчет которого старый князь всегда сам себя обманывал. Вопрос состоял в том, решится ли он когда либо расстаться с княжной Марьей и отдать ее мужу. Князь никогда прямо не решался задавать себе этот вопрос, зная вперед, что он ответил бы по справедливости, а справедливость противоречила больше чем чувству, а всей возможности его жизни. Жизнь без княжны Марьи князю Николаю Андреевичу, несмотря на то, что он, казалось, мало дорожил ею, была немыслима. «И к чему ей выходить замуж? – думал он, – наверно, быть несчастной. Вон Лиза за Андреем (лучше мужа теперь, кажется, трудно найти), а разве она довольна своей судьбой? И кто ее возьмет из любви? Дурна, неловка. Возьмут за связи, за богатство. И разве не живут в девках? Еще счастливее!» Так думал, одеваясь, князь Николай Андреевич, а вместе с тем всё откладываемый вопрос требовал немедленного решения. Князь Василий привез своего сына, очевидно, с намерением сделать предложение и, вероятно, нынче или завтра потребует прямого ответа. Имя, положение в свете приличное. «Что ж, я не прочь, – говорил сам себе князь, – но пусть он будет стоить ее. Вот это то мы и посмотрим».
– Это то мы и посмотрим, – проговорил он вслух. – Это то мы и посмотрим.
И он, как всегда, бодрыми шагами вошел в гостиную, быстро окинул глазами всех, заметил и перемену платья маленькой княгини, и ленточку Bourienne, и уродливую прическу княжны Марьи, и улыбки Bourienne и Анатоля, и одиночество своей княжны в общем разговоре. «Убралась, как дура! – подумал он, злобно взглянув на дочь. – Стыда нет: а он ее и знать не хочет!»
Он подошел к князю Василью.
– Ну, здравствуй, здравствуй; рад видеть.
– Для мила дружка семь верст не околица, – заговорил князь Василий, как всегда, быстро, самоуверенно и фамильярно. – Вот мой второй, прошу любить и жаловать.
Князь Николай Андреевич оглядел Анатоля. – Молодец, молодец! – сказал он, – ну, поди поцелуй, – и он подставил ему щеку.
Анатоль поцеловал старика и любопытно и совершенно спокойно смотрел на него, ожидая, скоро ли произойдет от него обещанное отцом чудацкое.
Князь Николай Андреевич сел на свое обычное место в угол дивана, подвинул к себе кресло для князя Василья, указал на него и стал расспрашивать о политических делах и новостях. Он слушал как будто со вниманием рассказ князя Василья, но беспрестанно взглядывал на княжну Марью.
– Так уж из Потсдама пишут? – повторил он последние слова князя Василья и вдруг, встав, подошел к дочери.
– Это ты для гостей так убралась, а? – сказал он. – Хороша, очень хороша. Ты при гостях причесана по новому, а я при гостях тебе говорю, что вперед не смей ты переодеваться без моего спроса.
– Это я, mon pиre, [батюшка,] виновата, – краснея, заступилась маленькая княгиня.
– Вам полная воля с, – сказал князь Николай Андреевич, расшаркиваясь перед невесткой, – а ей уродовать себя нечего – и так дурна.
И он опять сел на место, не обращая более внимания на до слез доведенную дочь.
– Напротив, эта прическа очень идет княжне, – сказал князь Василий.
– Ну, батюшка, молодой князь, как его зовут? – сказал князь Николай Андреевич, обращаясь к Анатолию, – поди сюда, поговорим, познакомимся.
«Вот когда начинается потеха», подумал Анатоль и с улыбкой подсел к старому князю.
– Ну, вот что: вы, мой милый, говорят, за границей воспитывались. Не так, как нас с твоим отцом дьячок грамоте учил. Скажите мне, мой милый, вы теперь служите в конной гвардии? – спросил старик, близко и пристально глядя на Анатоля.
– Нет, я перешел в армию, – отвечал Анатоль, едва удерживаясь от смеха.
– А! хорошее дело. Что ж, хотите, мой милый, послужить царю и отечеству? Время военное. Такому молодцу служить надо, служить надо. Что ж, во фронте?
– Нет, князь. Полк наш выступил. А я числюсь. При чем я числюсь, папа? – обратился Анатоль со смехом к отцу.
– Славно служит, славно. При чем я числюсь! Ха ха ха! – засмеялся князь Николай Андреевич.
И Анатоль засмеялся еще громче. Вдруг князь Николай Андреевич нахмурился.
– Ну, ступай, – сказал он Анатолю.
Анатоль с улыбкой подошел опять к дамам.
– Ведь ты их там за границей воспитывал, князь Василий? А? – обратился старый князь к князю Василью.
– Я делал, что мог; и я вам скажу, что тамошнее воспитание гораздо лучше нашего.
– Да, нынче всё другое, всё по новому. Молодец малый! молодец! Ну, пойдем ко мне.
Он взял князя Василья под руку и повел в кабинет.
Князь Василий, оставшись один на один с князем, тотчас же объявил ему о своем желании и надеждах.
– Что ж ты думаешь, – сердито сказал старый князь, – что я ее держу, не могу расстаться? Вообразят себе! – проговорил он сердито. – Мне хоть завтра! Только скажу тебе, что я своего зятя знать хочу лучше. Ты знаешь мои правила: всё открыто! Я завтра при тебе спрошу: хочет она, тогда пусть он поживет. Пускай поживет, я посмотрю. – Князь фыркнул.
– Пускай выходит, мне всё равно, – закричал он тем пронзительным голосом, которым он кричал при прощаньи с сыном.
– Я вам прямо скажу, – сказал князь Василий тоном хитрого человека, убедившегося в ненужности хитрить перед проницательностью собеседника. – Вы ведь насквозь людей видите. Анатоль не гений, но честный, добрый малый, прекрасный сын и родной.
– Ну, ну, хорошо, увидим.
Как оно всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто до сих пор происходившая во мраке, их жизнь вдруг осветилась новым, полным значения светом.
Княжна Марья вовсе не думала и не помнила о своем лице и прическе. Красивое, открытое лицо человека, который, может быть, будет ее мужем, поглощало всё ее внимание. Он ей казался добр, храбр, решителен, мужествен и великодушен. Она была убеждена в этом. Тысячи мечтаний о будущей семейной жизни беспрестанно возникали в ее воображении. Она отгоняла и старалась скрыть их.
«Но не слишком ли я холодна с ним? – думала княжна Марья. – Я стараюсь сдерживать себя, потому что в глубине души чувствую себя к нему уже слишком близкою; но ведь он не знает всего того, что я о нем думаю, и может вообразить себе, что он мне неприятен».
И княжна Марья старалась и не умела быть любезной с новым гостем. «La pauvre fille! Elle est diablement laide», [Бедная девушка, она дьявольски дурна собою,] думал про нее Анатоль.