Цепной мост (Будапешт)
| Цепной мост | |
 Будапештский цепной мост | |
|
Координаты: 47°29′56″ с. ш. 19°02′37″ в. д. / 47.49889° с. ш. 19.04361° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=47.49889&mlon=19.04361&zoom=12 (O)] (Я)Координаты: 47°29′56″ с. ш. 19°02′37″ в. д. / 47.49889° с. ш. 19.04361° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=47.49889&mlon=19.04361&zoom=12 (O)] (Я) | |
| Пересекает | |
|---|---|
| Место расположения | |
| Конструкция | |
| Тип конструкции |
цепной, шестипролётный |
| Общая длина |
375 м |
| Эксплуатация | |
| Открытие |
20 ноября 1849 |
Цепно́й мост, или Се́ченьи Ланцхид[1] венг. Széchenyi lánchíd — подвесной мост через реку Дунай, соединяющий две исторических части Будапешта — Буду и Пешт. Открыт в 1849 году, став первым постоянным мостом через Дунай.
Крайними точками моста являются:
- в Пеште — площадь Иштвана Сеченьи (венг.) (дворец Грешем, Венгерская академия наук);
- в Буде — площадь Адама Кларка (Камень нулевого километра, нижняя станция Будапештского фуникулёра, ведущего к Будайскому дворцу.
Мост назван в честь венгерского политика графа Иштвана Сеченьи, вложившего немало средств и сил в его сооружение. В момент сооружения мост считался чудом света (несколько лет спустя его превзошёл по размерам Николаевский цепной мост подобной конструкции). Мост сыграл важную роль в экономической и общественной жизни Венгрии, стал одним из стимулов объединения Буды и Пешта в единый город Будапешт. Украшения моста изготовлены из чугунного литья.
Содержание
История
Мост спроектировал британский инженер Уильям Тьерней Кларк в 1839 году по инициативе графа Сеченьи. Сооружением на месте руководил шотландский инженер Адам Кларк (не родственник У. Кларка). Мост представляет собой более крупномасштабную версию ранее построенного У. Кларком моста Марло через Темзу в г. Марло, Бакингемшир, Великобритания.
Мост был открыт в 1849 г. и стал первым постоянным мостом в столице Венгрии. В то время он был одним из крупнейших мостов в мире (центральный пролёт составлял 202 м). Пары львов работы скульптора Яноша Маршалко на каждом из входов были добавлены в 1852 году. Нынешнее наименование мост носит с 1898 года.
Стальная конструкция моста была полностью реконструирована и усилена в 1914 году. Во время взятия Будапешта мост был взорван отступающими фашистами и нуждался в восстановлении, которое было завершено в 1949 году. Мост был вновь открыт для движения 20 ноября 1949 года, ровно 100 лет спустя после его первого открытия.
События
Один из анекдотов, связанных с мостом, гласит, что скульптор Янош Маршалко забыл сделать языки львам, украшавшим мост. Когда слухи об этом пошли среди горожан, скульптор якобы от стыда бросился в Дунай, крикнув мальчику, упрекнувшему его: «Пусть у твоей жены будет такой же язык, как у моих львов!». На самом деле языки у львов есть, однако снизу они не видны, поскольку львы лежат на каменном блоке высотой в три метра. Скульптор же дожил до 1890-х годов.
В 2001 году венгерский лётчик Петер Бешеньеи пролетел в перевёрнутом самолёте под мостом. Этот трюк стал стандартным для авиационных соревнований Red Bull.
Мост изображён в фильме «Я шпион» (2002).
Галерея
- Ponte dei leoni.JPG
Львы перед входом
- Budapest chain bridge pillar by night.JPG
Один из быков моста, вид ночью
- Budapest Chain Bridge.jpg
Цепной мост при дневном свете
- Budapest chainbridge sunset.JPG
Цепной мост на закате
- Barabas-lanchid.jpg
Закладка фундамента моста: художник Миклош Барабаш, 1864)
- Budapest at night.jpg
Цепной мост вечером, вид с холма Геллерт
- 004 - 15.07.16 - Budapest - Kettenbrücke, Parlament.jpg
- 003 - 14.07.16 - Budapest - Kettenbrücke.jpg
- Budapest Castle with ship.jpg
Цепной мост и Будайский дворец Габсбургов
- Budapest Chain bridge lion.jpg
Один из львов (язык снизу не виден)
Напишите отзыв о статье "Цепной мост (Будапешт)"
Примечания
- ↑ [bigenc.ru/text/1886753 Будапешт] / А. В. Дрыночкин, В. М. Паппе // Большой Кавказ — Великий канал. — М. : Большая Российская энциклопедия, 2006. — С. 290—293. — (Большая российская энциклопедия : [в 35 т.] / гл. ред. Ю. С. Осипов ; 2004—, т. 4). — ISBN 5-85270-333-8.</span>
</ol>
Ссылки
- [dbridges.fw.hu/hidak/lanchid.html DBridges — Chainbridge] (недоступная ссылка — история)
- [www.panoramio.com/user/510240/tags/h%C3%ADd&comments_page=1&photos_page=3 Photos of Budapest bridges]
- [www.iit.bme.hu/hungary/budapest/kepek/nagyok/lanchid1.htm (1)](недоступная ссылка — история), [www.iit.bme.hu/hungary/budapest/kepek/nagyok/lanchid2.htm (2)] (недоступная ссылка — история)
- [dbridges.fw.hu/hidak/lanchid.html Pictures of the original, the destroyed and the reconstructed bridge](недоступная ссылка — история)
- [mek.oszk.hu/02100/02185/html/719.html Hungarian Electronic Libraries' entry on Hungarian bridges]
- [www.freeweb.hu/bogard/Czerekozlektort.htm Page about transportation in Hungary](недоступная ссылка — история)
- [www.bridgesofbudapest.com/bridge/chain_bridge Bridges of Budapest — Chain Bridge]
| ||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Цепной мост (Будапешт)
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
