Церковная утварь

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Церко́вная у́тварь — принадлежности православного храма, имеют особое символическое значение и давнюю историю происхождения. В данном списке они сгруппированы по местоположению внутри храма.





Алтарная часть

Престол

  • Престол или святая трапеза (устаревш. „Жертвенник“) — в православном храме освящённый стол, находящийся в середине алтаря, который покрывают облачением. Облачается в две одежды: нижнюю — льняную, называемую катаса́ркием или срачи́цею (символически представляет погребальные пелены Иисуса Христа — плащани́цу), обвитую верёвкой, и в верхнюю — парчовую, называемую инди́тией (индитионом) в напоминание о торжественном одеянии Господа как Царя славы. Индитию может заменять (или дополнять) позолоченный металлический оклад под стеклом. В престол полагается в особом ковчежце частица святых мощей христианских мучеников. На престоле полагаются антиминс, Евангелие, напрестольный крест (обычно два), дарохранительница и лампада. В соборах и крупных храмах над престолом устанавливается киворий (навес в виде купола с крестом).
  • Антиминс — плат со вшитой в него частицей мощей какого-либо православного святого мученика и надписанием (подписью) правящаго епископа. Для сохранности антиминс завертывается в другой шелковый плат, называющейся илитоном. Он символизирует сударь (плат), которым была обвита голова Спасителя во гробе. Вместе с антиминсом в илитон заворачивается губка (губа антиминсная) для собирания частиц Святых Даров. В латинской традиции (как у католиков, так и протестантов), илитону соответствует корпорал.
  • Напрестольное Евангелие с ленточкой. Иногда на престоле может быть ещё одно или даже два требных Евангелия.
  • Напрестольный крест (один, или два креста) — выносное распятие для осенения молящихся и целования его ими, полагается на южную (правую) сторону престола (второй крест — на северную (левую) сторону престола).
  • Дарохранительница — священный сосуд, в котором хранятся Святые Дары — Тело и Кровь Христовы, используемые для причащения вне Литургии, например: больных на дому. В православных церквях дарохранительница хранится непременно в алтаре на престоле и носит название кивот.
  • Лампада (на подножке, перед Дарохранительницей) — на престол ставится только священнослужителями. Возжигается перед богослужениями а после их окончания, обычно тушится.
  • Дароносица — переносная дарохранительница для ношения Святых Даров вне храма, может находиться как на престоле (рядом с дарохранительницей), так и на жертвеннике.
  • Алавастр со святым Миром (ми́рница), иногда вместе с крестильным ящиком — ставится рядом с дарохранительницей.
  • Два напрестольных све́щника, в каждый из которых устанавливаются по одной свече и на время праздничного богослужения ставятся на юго-восточный и на северо-восточный углы престола.
  • Плащаница Иисуса Христа лежит на престоле с Пасхи до Её отдания (всего в течение 39-ти дней).
  • На престоле могут освящаться Обручальные кольца, монашеские одежды, иконы и некоторые предметы церковной утвари.

У престола

  • Семисвечник — подсвечник большого размера с семью свечами (чаще с семью лампадами), который ставят на пол у восточной стороны престола (реже на восточную сторону престола, если семисвечник маленького размера.
  • Запрестольные крест с иконой — распятие и двустронняя икона на древках, примерно одинакового размера. Их ставят на пол у восточных углов престола (крест — справа, икону — слева). Износятся на крестный ход.
  • Горнее место — возвышенность с архиерейским троном к востоку от престола.
  • Киворий, алтарная сень — дополнительный балдахин над престолом на колоннах. Сооружается редко.
  • Две рипиды — прообраз опахала на длинной рукояти, обычно в виде металлического или деревянного круга, ромба или звезды с изображением херувимов. Рипидами диаконы веют над Дарами при их освящении и после освящения. Ставятся рядом с запрестольными крестом с иконой, но ближе к Горнему месту. Рядом с ними на специальных подставках или полочках ставятся также трикирий и дикирий — выносные подсвечники для двух и трех свечей соответственно. Во время богослужения дикирием и трикирием архиерей благословляет молящихся. Свечи, помещаемые в дикириях и трикириях, называются двухплетёные, трехплетёные, осеняльные или осеняльники.
  • На эти же подставки в большие церковные праздники могут ставиться вазы с живыми цветами.
  • Перед престолом с западной стороны часто расстилается ковёр для предстоятеля.
  • Во многих храмах у северо-западного угла престола ставится аналой для служебника, календаря, синодиков.

Жертвенник

Находится налево от престола, в северной части алтаря. Это небольшой стол, внешне похожий на престол, украшается тканью. Этот стол называется жертвенником. На нем приготовляются дары для таинства причащения — совершается проскомидия. На жертвеннике могут стоять следующие предметы:

  • Дискоссвященный сосуд, блюдо на подставке для хлеба/Тела Христова
  • Потир — священный сосуд (чаша) для вина/Крови Христовой.
  • Звездица — священный сосуд, две металлические дуги, устанавливаемые поверх дискоса, чтобы покров не прикасался к вынутым из просфор частицам.
  • Копие — священный сосуд, нож, для вынимания агнца и частиц из просфор.
  • Лжица — священный сосуд, ложечка, употребляемая для причащения мирян.
  • Губка или плат или илитон — для вытирания священных сосудов.
  • Покровцы — два малых матерчатых плата (покрова), которыми покрываются отдельно чаша и дискос.
  • Возду́х — большой матерчатый плат (покров), которым покрывается чаша и дискос вместе.
  • Ковш или коре́ц — в нем подается, вначале проскомидии, вино с водою для вливания в святую чашу; потом, перед причастием, в нем подается теплота (горячая вода), и в нем же выносится запивка после причастия.
  • Миниатюрная Голгофа или Распятие с предстоящими[1]. На Литургии перед Голгофой на жертвенник ставится подсвечник со свечой или лампада.
  • На жертвенник могут возлагаться поминальники, синодики, записки за здравие и о упокоении.

Также в алтаре

  • Кадило — курительница с крышечкой на цепочках (иногда со звонящими бубенцами); кадильница — с ручкой (кацея́), небольшой запас ладана и кадильных углей, плитка для их разжигания и вытяжка дыма.
  • Диаконские свечи[2] (обычно две свечи) — с ними пономари предшествуют духовенству на малом и великом входах, а также при торжественном выносе Евангелия, плащаницы и креста.
  • Иерейские свечи[3] в ручных подсвечниках.
  • Примики́рий — большой подсвечник с одной свечой, ставится перед царскими вратами во время чтения Евангелия и причащения священства.
  • Трехсве́чник пасхальный на кресте (бывает с пасхальным яйцом).
  • Сосуд с богоявленской водой для преподаяния её тем, кто не может причаститься.
  • Колокольчик для обозначения звоном коленопреклонных моментов на Литургии Преждеосвященных Даров.
  • Электрический чайник для приготовления «теплоты»/кипятка.
  • В шкафу пономарей всегда должно быть несколько листов чистой бумаги, карандаш, салфетки или чистая тряпочка, свежее полотенце, бутылка с лампадным маслом, запасные свечи с работающей зажигалкой, графин питьевой воды с чистым стаканом.
  • Если в алтаре устроен рукомойник или умывальник, то сливаться вода от него должна не в городскую канализацию, а в отдельно выкопанный (и не замерзающий зимой) сухой колодец, не попираемый ногами. Туда же должна выливаться использованная вода после мытья церковной утвари и полов храма.

Ризница

Ри́зница, также и Сосудохрани́тельница, могут располагаться или в алтаре или же в отдельных помещениях (даже если алтарь большого размера, нежелательно превращать его в склад). В ризнице хранятся неиспользуемые в данном богослужении облачения, иконы, церковная утварь и богослужебные книги.

  • Хоругви — иконы на высоких шестах
  • Фонарь пасхальный на древке. Носится впереди процессии на всех крестных ходах (не только в Пасху)
  • Ящик крестильный
  • Венцы брачные

Сосудохранительница

  • Священные сосуды — тип церковной утвари (см.).
  • Блюдо для принесения «теплоты» (кипятка) и для приготовления запивки священнослужителям после Причастия
  • Литийница
  • Еле́йница с кисточкой для помазания
  • Водосвя́тная чаша (кандия́)[4] с Кропилом
  • Кувшин для омовения с подносом и полотенцем
  • Ковш разливочный или коре́ц
  • Тарель — чаще называется «блюдо» входит в евхаристический набор, но не считается священным сосудом
  • Набор для соборования
  • Печать для просфор
  • Свечегаситель

Помимо этого, устарелые или редкоупотребимые:

Мироваренная палата:

Текстиль

  • Алтарные облачения — ткани, используемые для украшения и защиты алтаря: алтарный покров, антиминс, фронтал. В православных храмах алтарь может закрываться завесой-катапетасмой, ленточные закладки Евангелия и других богослужебных книг.
  • Орлец — круглый коврик с изображением орла, парящего над городом, который подстилается под ноги епископу.
  • Пелена — плат, который подвешивался под иконы нижнего ряда иконостаса, а также под особо чтимые иконы, стоявшие в храме на отдельном постаменте или в киоте.
  • Плащаница — плат большого размера с вышитым или живописным изображением лежащего во гробе Иисуса Христа или усопшей Богородицы.
  • Риза — покрывало на престоле, жертвеннике и аналоях, покровец на потире, а также верхняя часть священнического облачения (фелонь). Облачения хранятся в специальных алтарных помещениях — ризницах.
  • Ковры и дорожки

Прочий храм

мебель:
  • Аналой — употребляемый при богослужении высокий четырёхугольный столик с покатым верхом; иногда бывает складным.
  • Гробница под плащаницами Иисуса Христа и Богородицы
  • Свечной ящик — у входа в храм
  • Кану́н (Тетрапо́д) — панихидный столик с изображением Распятия и ячейками для свеч, которые верующие ставят об упокоении близких, родных и знакомых.
  • Лити́йный столик, он же может использоваться как Столик запивочный (после Причащения) и столик для Артоса.
  • Столик для приношений.
  • Скамьи, Седалища, монастырские Стасидии.
свет:
  • Елейник — лампадка к иконе или киоту, размещённая перед образами.
  • Паникадило — большой потолочный подсвечник со множеством свечей, зажигается в торжественные моменты богослужения.
  • Подсвечники — перед иконами.

Мощехранилища

  • Ковчежец — небольшой ящик или ларец для хранения религиозных реликвий.
  • Мощевик — общее название ёмкостей для хранения частиц мощей.
  • Рака — ковчег с мощами святых, изготавливаемый обычно в форме гроба.
  • Энколпион — небольшой ковчежец прямоугольной, округлой или крестообразной формы

См.также

Напишите отзыв о статье "Церковная утварь"

Примечания

  1. [axiosest.ru/utvar-dlya-khramov/predmety-dlya-altarya/golgofa-bolshaya-detail#enlarge Голгофа на жертвенник]
  2. [dalance.ru/portfolio/vopros21/11362/ Диакон со свечой]
  3. [www.obitel-minsk.by/UserFiles/obitel-minsk_oid1026875.html Подсвечник иерейский с деревянной ручкой малый]
  4. [sledvekov.ru/node/989 Кандия]
  5. [uralgrant.ru/?id0=1350 Фото голгофы]

Ссылки

  • [pravoslav.at.tut.by/hram/utvar.html Основы православия: Церковная утварь]

Отрывок, характеризующий Церковная утварь

6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.