Церковь Александра Невского (Тампере)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Церковь
Александра Невского

Епархия:

Гельсингфорская

Строитель:

Т.У. Языков

Начало строительства:

1896

Окончание строительства:

1899

Церковь Святого Александра Невского и святителя Николая (фин. Pyhän Aleksanteri Nevalaisen ja Pyhän Nikolaoksen kirkko) — православный храм, относящийся к юрисдикции Финляндской архиепископии Константинопольского патриархата, в центре города Тампере, в Финляндии.

Церковь является главным храмом православного прихода Тампере и входит в состав Гельсингфорской митрополии.



История

Церковь построена в 18961899 годах по проекту инженера Т. У. Языкова в неовизантийском стиле. Участок земли был пожертвован городскими властями, местные промышленные предприятия пожертвовали строительные материалы, а деньги на строительство были получены от российского правительства и от Святейшего Синода.

Центральный престол был освящён в честь святого Александра Невского, а в цокольной части находится церковь в честь Николая Мирликийского.

Церковь семикупольная (центральный — высотой 17 метров). Над главным входом находится колокольня с 9 колоколами, один из которых является вторым по величине в Финляндии (вес колокола 4973 кг.).

Церковь серьёзно пострадала во время боев в 1918 году и позднее была капитально реставрирована.

Интерьер Колокольня Вид с площади Вид с алтаря

Напишите отзыв о статье "Церковь Александра Невского (Тампере)"

Отрывок, характеризующий Церковь Александра Невского (Тампере)

Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.