Церковь Англии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Церковь Англии
Логотип Церкви Англии с 1996 года
Конфессия англиканство
Управление епископальное
Глава Джастин Уэлби (с 2012)
Соглашения Акт о супрематии, Декларация Порвоо
Территория Англия, Остров Мэн, Нормандские острова, Гибралтар, континентальная Европа
Дата основания 1534 (независимость от римского католицизма)
Отделились от Римско-католическая церковь
Отделившиеся Епископальная церковь США и церкви Англиканского сообщества
Членов 25 млн крещённых последователей[2]
Официальный сайт [www.cofe.anglican.org cofe.anglican.org]
Портал «Англиканство»

Церковь Англии — государственная христианская церковь[3] в Англии (Соединённое Королевство), Матерь-Церковь (англ. The Mother Church) всемирного Англиканского сообщества. Юрисдикция Церкви Англии распространяется также на Остров Мэн через Диоцез Содор и Мэн, в то время как Нормандские острова являются частью Диоцеза Винчестер. Ряд англиканских общин на территории континентальной Европы, бывшего Советского Союза, Турции и Марокко объединены в Диоцез Гибралтара в Европе.

Церковь Англии считает себя одновременно кафолической и реформированной[4]:

  • кафолической, так как она рассматривает себя как часть всемирной Церкви Христа, являющуюся непрерывным продолжением ранней апостольской и средневековой церкви. Это выражается через приверженность учению ранних Отцов Церкви, формализованному в Апостольском, Никейском (так как в богослужении не произносится, то Никейским символом веры часто называют Никео-Цареградский), Никео-Цареградском (в основном, в католическом варианте, но в экуменическом окружении допускается и православный символ веры), Афанасьевском Символах веры[5][6];
  • реформированной в той степени, в которой она сформировалась под влиянием некоторых доктринальных и институциональных принципов Протестантской Реформации XVI века. Более протестантский характер Церкви Англии обнаруживается в 39 статьях Англиканского Вероисповедания, официально принятых в качестве части религиозного примирения при королеве Елизавете I. Порядки и литургия Церкви Англии, как это выражено в Книге Общей Молитвы (англ. The Book of Common Prayer), основаны на дореформационной традиции, однако подверглись влиянию литургических и доктринальных принципов Реформации[5].




История

Многие считают[7], что Генрих VIII создал Церковь Англии в XVI веке под предлогом обеспечить свой развод с Екатериной Арагонской. Генрих VIII не хотел развода с Екатериной Арагонской. Поскольку он уже сожительствовал со своей любовницей Анной Болейн (второй из его шести жён), Генрих VIII хотел «аннулирования» законного брака — декларации католического духовенства, что они вообще не были венчаны согласно законуК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4653 дня]. К этому времени католическая церковь в Англии существовала уже около 900 лет.

Древняя Церковь

Корни Церкви Англии уходят во времена Римской империи, когда Христианская церковь появилась в тогдашней римской провинции Британия (the Roman province of Britain). Ранние христианские авторы Тертуллиан и Ориген упоминали существование британской Церкви в III веке от Рождества Христова, а в IV веке британские епископы присутствовали на ряде важных совещаний Церкви, таких как Арльский собор в 314 году и Собор в Римини (The Council of Rimini) в 359 году. Первый последователь британской Церкви, имя которого нам известно, это святой Албан или Албан Веруламский (также святой Албаний) (St Alban), который, как рассказывает нам традиция, умер смертью мученика на том самом месте, где в наши дни располагается аббатство святого Албана в Хартфордшире.

Британская церковь была миссионерской, представлена такими фигурами как св. Иллтуд, св. Ниниан и св. Патрик, которые проповедовали Евангелие и евангелизировали население Уэльса, Шотландии и Ирландии, но вторжение языческих племен англов, саксов и ютов в V веке, казалось, уничтожило церковную организацию на большей части территории сегодняшней Англии, хотя названия мест в Ланкашире и в ряде других графств, таких как Екклестон (Eccleston) и Бишам (Bisham), дают нам возможность предположить, что древняя британская Церковь никогда не была полностью истреблена.

В 597 году миссия, посланная папой Григорием Великим и ведомая св. Августином Кентерберийским, высадилась в Кенте, с тем, чтобы начать обращение языческих народов. То, что впоследствии стало известно как Церковь Англии (The Church of England, Ecclesia Anglicana или the English Church), стало результатом комбинации трёх «потоков» христианства: римской традиции св. Августина Кентерберийского и его преемников, остатков старой римско-британской церкви и кельтской традиции, пришедшей из Ирландии через Шотландию и ассоциировавшейся с такими личностями, как св. Айдан и св. Кутберт.

Английская церковь

Эти три направления слились в результате возросших разносторонних контактов и проведения ряда местных соборов, среди которых Собор в Уитби (The Synod of Whitby) в 664 году традиционно рассматривался как наиболее важный. Результатом стала Английская церковь, ведомая архиепископами Кентербери и Йорка, которая являлась частью западной христианской церкви (the Christian Church of the West). Это означало, что на неё оказывало влияние развитие западной христианской традиции в таких вопросах как теология, литургия, церковная архитектура и развитие монашества. На неё также влияла традиция церкви Нормандии после завоевания Англии норманнами в 1066 году, что, в частности, отразилось в сарумском обряде. До Реформации (the Reformation) в XVI веке Церковь Англии признавала власть Папы Римского.

Реформированная церковь

Отказ Папы аннулировать брак Генриха VIII и Екатерины Арагонской стал причиной реформации в Англии. Акт о супрематии 1534 года торжественно заявил, что земная власть над Английской церковью всегда принадлежала английским монархам[8] . Во время правления Генриха теология и практика Церкви Англии оставались вполне католическими, но при его сыне, Эдуарде VI (Edward VI), Церковь Англии начала своё движение в более протестантском направлении.

Архитектором дальнейшей реформы был Архиепископ Кентерберийский, Томас Кранмер (Thomas Cranmer), тайно сожительствовавший с любовницей, вопреки канонам католической церкви. Движущей силой было распространявшееся мнение, что теология, развитая богословами, относящимися к главному течению протестантской Реформации, более соответствовала учению Библии и ранней церкви, нежели учение тех, кто продолжал поддерживать Папу Римского[8], что было на руку королю и аристократам давно зарившимся на земли монастырей.

В правление Марии Тюдор (Mary Tudor) Церковь Англии снова признала власть Папы Римского и формально воссоединилась с Римом. Однако, эта политика была изменена, когда Елизавета I (Elizabeth I) взошла на престол в 1558 году.

Религиозное примирение, которое постепенно было достигнуто в правление Елизаветы, дало Церкви Англии совершенно определённую идентичность, которую Церковь сохраняет и по сей день. Это выразилось в Церкви, которая сохраняет преемственность с Церковью древнего и средневекового периода, в её исповедовании «кафолических» Символов веры (catholic creeds), в её формах служения, в её зданиях и аспектах её литургии. Однако также она воплотила в себе протестантские взгляды в теологии и в общей форме своей литургической практики. Очень часто, это выражается в том, что Церковь Англии называют «и кафолической, и реформированной».

В конце XVI века Ричард Хукер (Richard Hooker) опубликовал свою классическую апологию Елизаветинского примирения (Elizabethan settlement)- «Of the Laws of Ecclesiastical Polity»[9]. В этом труде он стремился защитить Церковь Англии от тех пуританских критиков, которые хотели дальнейших изменений, чтобы Церковь Англии стала более похожей на Церкви Женевы и Шотландии.

Государственная Церковь

В XVII веке продолжавшиеся тенденции в среде епископов и другие теологические и литургические вопросы в Церкви Англии стали одними из факторов, которые привели к Английской Гражданской Войне. Церковь ассоциировалась с терпящими поражение роялистами, а в период Республики (1645-60) епископат был отменен, книга молитв, Книга Общей Молитвы (The Book of Common Prayer), была запрещена. С реставрацией монархии в 1660 эта ситуация была пересмотрена и в 1662 году клирикам, которые не приняли подобного пересмотра, пришлось покинуть свои посты. Они подвергались преследованиям до 1689 года, когда Акт о Толерантности (the Toleration Act) дал легальную базу для существования тем протестантским группам вне Церкви Англии, которые принимали учение Библии о Троице.

Урегулирование 1689 года стало с тех пор базисом для конституционного положения Церкви Англии, положения, при котором Церковь Англии осталась государственной церковью с рядом особых узаконенных привилегий и обязанностей, но при постоянно расширяющихся гражданских и религиозных правах, дарованных христианам прочих деноминаций, тем, кто принадлежат к другим вероисповеданиям или не исповедуют никакой веры.

В 1701 году Англиканской церковью было основано Объединённое общество распространения Евангелия.

До начала XIX века Англия формально оставалась религиозным государством, где ряд публичных должностей и доступ в университеты Оксфорда и Кембриджа были доступны лишь принадлежавшим к Церкви Англии. Только в 1828 году была полностью отменена дискриминация в отношении протестантов-неангликан, и в 1829 году — католиков. Однако, в отношении ряда важных вопросов, включая порядок наследования Британского трона, изменений не произошло: по Акту о престолонаследии 1701 года, монархом (и, соответственно, верховным правителем англиканской церкви) может быть лишь протестант, находящийся в евхаристическом общении с Церковью Англии, не состоящий в браке с католичкой/католиком.

Будучи государственной церковью Англии, Церковь Англии также стала материнской церковью (англ. mother church) Англиканского Сообщества — группы автокефальных церквей, состоящих в каноническом единстве с Архиепископом Кентерберийским и для которых он является фокусом единства.
1944 год - Акт об образовании привел к ограничению влияния Церкви Англии в начальной школе, были изменены религиозные уроки (стали давать сведения о других религиях)[10]
1966 год - в Ватикане архиепископ Кентерберийский и понтифик провели совместную экуменическую службу и приняли «Общую декларацию». В ней говорилось о намерении «проводить между Римской католической церковью и Англиканским Содружеством серьезный диалог, основанный на Евангелии и общих древних традициях»[10].
1968 - 1978 годы - число священников сократилось с 3300 до 1800[10]
1970 год — Церковная Ассамблея была заменена Генеральным Синодом[10]
1974 год - Генеральный Синод получил право назначать епископов: премьер-министру на одну вакансию направлялись две кандидатуры, из которых по его усмотрению на утверждение королевы выбиралась одна[10]
1975 - 1990 годы - число членов Англиканской церкви сократилось с 2297571 по 1870429[10]
1994 год - Генеральный Синод принял закон, по которому Церковь Англии обязалась в течение трех лет выплачивать две трети минимальной зарплаты священников-мужчин тем, кто вышел из состава церкви в знак протеста против рукоположения женщин. Тем же священнослужителям, которые достигли 50-летнего возраста, назначалась досрочная пенсия. Число священников, покинувших Церковь Англии, к сентябрю 1994 года достигло 200 человек, а сумма, ассигнованная на компенсацию, составила 3 млн ф. ст.[10]
Июнь 2004 года - Архиепископы Кентерберийский и Йоркский обратились к премьер-министру Великобритании от имени 114 епископов Церкви Англии с протестом против ввода войск коалиции в Ирак[10].

Церковь Англии в начале 2000-х годов

В начале 2000-х годов Церковь Англии пользовалась огромным влиянием в обществе: двадцать шесть епископов являлись членами Палаты лордов, 27 тыс. священников, имевших право на пасторскую деятельность, осуществляли свои функции в храмах; 1100 капелланов несли свою службу в школах, колледжах, университетах, больницах, тюрьмах и воинских подразделениях[10]. Церковь Англии оказывала поддержку более чем 4700 школам: каждая четвертая начальная и каждая шестнадцатая средняя находились под её опекой (в этих школах обучалось около 1 млн детей)[10].

Организационная структура

См. также: Список англиканских диоцезов в Великобритании и Ирландии

Высший орган — Генеральный Собор (General Synod), состоящий из Палаты Епископов (House of Bishops), Палаты Клира (House of Clergy) и Палаты Мирян (House of Laity), высшие органы епархий — епархиальные соборы (Diocesan Synod), каждый из которых также состоят из палаты епископов, палаты клира и палаты мирян, во главе епархий стоят епископы (bishops), высшие органы благочиний — благочиннические соборы (deanery synod), во главе с благочинными (dean), приходов — приходские церковные советы (Parochial church council), избираемые верующими, во главе приходов стоят настоятели (priest). К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3770 дней]

Вероучение

Доктринальные источники

Среди всех изменений, которые произошли с Церковью Англии за всю её историю, один из моментов, которые сохранились неизменными, это её приверженность вере, «уникально раскрытой в Святых Писаниях и установленной в кафолических символах веры»[www.cofe.anglican.org/about/churchlawlegis/canons/ministers.pdf].

То, как Церковь Англии понимает эту веру, установленно в наиболее авторитетных документах, известных как «historic formularies». Этот термин обозначает документы XVI и XVII веков: 39 Статей англиканского вероисповедания (The Thirty-Nine Articles), Книга общих молитв (The Book of Common Prayer) и Ординал (the Ordinal или the Ordering of Bishops, Prests and Deacons).

  • 39 статей англиканского вероисповедания — это свод 39 доктринальных утверждений. По большей части работа Архиепископа Кранмера, свою окончательную форму этот свод обрел в 1571 году. Он являлся английским эквивалентом континентальных протестантских вероисповеданий XVI века, таких как Лютеранское Аугсбургское Вероисповедание (the Lutheran Augsburg Confession) 1530 или Реформированное Второе Гельветское Вероисповедание (the Reformed Second Helvetic Confession) 1566.
  • Книга общих молитв — The Book of Common Prayer (BCP) — это традиционный молитвенник Церкви Англии. Она также является, по большей части, работой Кранмера, но окончательно оформилась в 1662 году.
  • Ординал состоит из служб по «making, ordaining and consecrating» епископов, священников и диаконов. Он также является работой Кранмера и был окончательно оформлен в 1662 году.

Роль, которую эти документы играют, как доктринальные источники Церкви Англии, утверждена в Каноне A5 и Каноне C15. Канон А5 — «Of the Doctrine of the Church of England» («О доктрине Церкви Англии») постановляет:

«Доктрина Церкви Англии основана на Святых Писаниях (The Holy Scriptures) и на учении ранних Отцов Церкви (teaching of the ancient Fathers) и Соборов Церкви (Councils of the Church), которое соответствует Святым Писаниям.

Эта доктрина обнаруживается в 39 статьях Англиканского Вероисповедания (The Thirty-Nine Articles of Religion), Книге Общей Молитвы и Ординале.»[www.cofe.anglican.org/about/churchlawlegis/canons/church.pdf]

Канон С15 («Of the Declaration of Assent») содержит декларацию, которую произносят клирики и некоторые благословлённые светские служители Церкви Англии, когда они начинают своё служение или принимают новое назначение.

Этот Канон начинается со следующего Предисловия (Preface):

«Церковь Англии является частью Единой, Святой, Кафолической и Апостольской Церкви, служащей одному истинному Богу, Отцу, Сыну и Святому Духу. Она исповедует веру, уникально раскрытую в Святых Писаниях и установленную в кафолических Символах веры. Эту веру Церковь призвана провозглашать новой в каждом поколении (to proclaim afresh in each generation). Ведомая Святым Духом, она несет свидетельство Христианской истины через свои исторические документы, 39 статей вероисповедания (the Thirty-nine Articles of Religion), Книгу Общей Молитвы (The Book of Common Prayer) и Ординал (the Ordering of Bishops, Priests and Deacons). Этой декларацией, которую Ты собираешься произнести, подтверждаешь ли Ты твою приверженность этому наследию веры (inheritance of faith) в качестве твоего вдохновения и боговождения (inspiration and guidance under God) по несению благодати и истины Христа этому поколению и соделания Его известным тем, кто вверен Тебе?»

В ответ на это Предисловие, человек, произносящий Декларацию, отвечает:

«I, A.B.,do so affirm, and accordingly declare my belief in the faith which is revealed in the Holy Scriptures and set forth in the catholic creeds and to which the historic formularies of the Church of England bear witness; and in public prayer and administration of the sacraments, I will use only the forms of service which are authorized or allowed by Canon.» [www.cofe.anglican.org/about/churchlawlegis/canons/ministers.pdf]

Если брать эти два Канона вместе, то из них мы учим четыре вещи:

  1. Существует трехчастная иерархия доктринального авторитета:
  • Святые Писания (или Библия), в которой «уникально раскрыта» («uniquely revealed») Христианская вера, обладают первенством в доктринальном авторитете;
  • Учение ранних Отцов Церкви и постановления первых четырёх Вселенских Соборов вместе с «кафолическими Символами веры» («catholic creeds»)[www.cofe.anglican.org/worship/liturgy/commonworship/texts/word/creeds.html] следуют за Святыми Писаниями в доктринальном авторитете, так как они должны не противоречить последним;[www.cofe.anglican.org/about/churchlawlegis/canons/church.pdf]
  • Исторические документы («historic formularies»);
  1. Хотя исторические документы и занимают третью позицию в доктринальном авторитете, они, тем не менее, важны. Они являются средствами, при помощи которых Церковь Англии, ведомая Святым Духом, несет свидетельство веры, уникально раскрытой в Святых Писаниях и отражённой в учении ранней Церкви, суммарно изложенной в Символах веры;
  2. Исторические документы не рассматриваются просто как исторические выражения доктрины. Наоборот, они рассматриваются динамически, в смысле, что они являются своеобразными каналами «вдохновения и вождения» по «несению благодати и истины Христа» современному миру;
  3. Церковь призвана провозглашать эту веру новой в каждом поколении. Тут стоит заметить, что содержание провозглашаемой веры остаётся неизменным в каждом поколении. Изменяется лишь путь и способы. Истина должна оставаться неизменной, а вот пути провозглашения должны меняться, чтобы создавать новые связи между каждым последующим поколением.

Напишите отзыв о статье "Церковь Англии"

Примечания

  1. Король и королева, вопреки распространённому заблуждению, не являются главами Церкви Англии. [www.historytoday.com/andrew-chandler/faith-nation-church-england-20th-century Andrew Chandler. Faith of the nation. The Church of England in the XXth century]
  2. Gledhill, Ruth. [www.timesonline.co.uk/tol/news/article1386939.ece Catholics set to pass Anglicans as leading UK church], The Times (15 February 2007).
  3. [www.cofe.anglican.org/about/history/ The History of the Church of England]. The Archbishops' Council of the Church of England. Проверено 24 мая 2006. [www.webcitation.org/662lIwEU5 Архивировано из первоисточника 10 марта 2012].
  4. [www.cofe.anglican.org/faith/anglican/ What it means to be an Anglican | Church of England>]
  5. 1 2 [www.cofe.anglican.org/about/churchlawlegis/canons/church.pdf 128321.00 pp i-xiv]
  6. [www.churchofengland.org/prayer-worship/worship/texts/psalter,-collects-and-other-resources/creeds.aspx Creeds and Authorized Affirmations of Faith]
  7. [engchurch.fromru.com/hist04.htm QIP.RU]
  8. 1 2 Martin Davie: A Guide to the Church of England
  9. [anglicanhistory.org/hooker/ Of the Laws of Ecclesiastical Polity]. Project Canterbury. Проверено 16 июня 2009. [www.webcitation.org/662lK12Ln Архивировано из первоисточника 10 марта 2012].
  10. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 www.ieras.ru/pub/monografii/britash.pdf

Ссылки

См. также

Отрывок, характеризующий Церковь Англии

– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.