Церковь Благовещения на Житном дворе

православная церковь
Церковь Благовещения на Житном дворе
Фото Благовещенской церкви на Житном дворе, 1883 г.
Страна	Россия
Город	Москва
Автор проекта	Годфрид Шедель
Основатель	Анна Иоанновна
Дата основания	1731
Дата упразднения	1932
Приделы	святого Иоанна Милостивого (Благовещенская башня)
Реликвии и святыни	явленная икона Благовещения Пресвятой Богородицы на кирпичной стене Благовещенской башни, икона Пресвятой Богородицы «Нечаянная Радость» (ныне в церкви Илии Обыденного на Остоженке)
Статус	разрушена
Состояние	уничтожена

Церковь Благове́щения на Жи́тном дворе (Церковь Благове́щения Пресвято́й Богоро́дицы, что на Жи́тном дворе) — православная церковь, существовавшая на территории Московского Кремля, пристроенная к Благовещенской башне.

История

Рядом с Благовещенской башней находились Портомойные проездные ворота, выходившие к Москве-реке. Хотя ворота находились не в самой башне, она все равно считалась проездной. Через эти ворота прачки выходили к реке стирать царское бельё. В XVI веке в башне была устроена тюрьма. Возле самой башни в Кремле находился Житный двор, куда каждую осень свозили в амбары жито, сено, овёс и другие запасы из государственных имений. В остальное время на Житном дворе собирались «государевы люди», получавшие хлебное жалование.

История строительства церкви связана с преданием, относящимся ко времени правления Ивана Грозного. В тюрьму, находившуюся в башне, был заключён невиновный воевода и приговорён к смерти. Доказать свою невиновность он не мог и проводил дни и ночи, молясь Господу, Богородице и святым. Ночью во сне ему явилась Богородица и велела просить помилования у царя. Когда воевода не сделал этого, Богородица явилась ему снова, обещая помощь и покровительство. Узник послушал и направил царю прошение о помиловании. Царь страшно разгневался, узнав о прошении и велел стражникам казнить воеводу немедленно. Явившись к башне-тюрьме, те увидели на её кирпичной стене, обращенной к царскому дворцу, проступившее изображение иконы Благовещения Пресвятой Богородицы. Стражники доложили об этом царю и тот, поражённый чудом, отпустил воеводу.

К чудесно явленной иконе Благовещения стали собираться молящиеся и, вскоре, у башни, названной Благовещенской, построили деревянную часовню. В 1731 году императрица Анна Иоанновна велела построить на месте деревянной часовни каменную Благовещенскую церковь, причем так, чтобы явленная икона оказалась внутри церкви за правым клиросом, а Благовещенская башня стала колокольней. Архитектор Г. Шедель построил простое здание с четырёхскатной крышей и одним маленьким куполом. С восточной стороны к церкви примыкала алтарная апсида, с западной — трапезная с притвором и крыльцом, к которому вела лестница из Нижнего сада. Церковь по-старомосковски именовалась «Благовещенская, что на Житном дворе». Дозорная площадка под шатром башни была превращена в звонницу с 7 колоколами, а над шатром вместо флюгера был установлен православный крест.

В 1737 году в Кремле случился сильный пожар, в котором пострадало множество строений и Царь-колокол, однако икона Благовещения в церкви осталась невредима.

В 1816 году в трапезной был устроен придел во имя святого Иоанна Милостивого, куда был перенесён ковчег с частицами святых мощей св. Иоанна Милостивого из разобранной в то время церкви на Кисловке.

В 1831 году Портомойные ворота рядом с Благовещенской башней были заложены.

В 1891 году проводилась реставрация Благовещенской церкви под руководством архитектора Н. А. Воскресенского. Реставраторы были поражены тем, что, несмотря на сырость от Москвы-реки явленная икона Благовещения не потеряла яркости красок. Во время реставрации был открыт ход в башню, где был устроен придел во имя святого Иоанна Милостивого с иконостасом из белого мрамора. Бойницы башни были растёсаны в широкие окна. До 1917 года в церкви также находилась особо чтимая в Москве чудотворная икона Пресвятой Богородицы «Нечаянная Радость», ныне находящаяся в церкви Илии Обыденного на Остоженке. Иногда по этой иконе и саму церковь называли «Нечаянной Радостью».

Благовещенская церковь на Житном дворе была снесена в 1932 году, в одно время с прочими древними памятниками Кремля, уничтоженными в XX веке. Придел в Благовещенской башне был упразднён, а крест над шатром вновь заменён флюгером. Судьба явленной иконы на стене башни неизвестна. Благовещенская церковь на Житном дворе менее известна, чем Благовещенский собор, и иногда ошибочно считается, что башня получила своё название именно по собору.

См. также

• Благовещенская башня

Ссылки

• [www.pravoslavie.ru/jurnal/112.htm Благовещенская церковь в Кремле]
• [www.damian.ru/Cerkov_i_sovremennost/lashkova/n_radost.html «Нечаянная радость» в Москве]

Отрывок, характеризующий Церковь Благовещения на Житном дворе

Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.