Церковь Богоявления Господня в Поле

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Церковь
Богоявленская церковь
Церковь Богоявления Господня
Страна Россия
Местоположение деревня Поле Онежского района Архангельской области
Конфессия Православие
Тип здания ярусный храм
Строительство 18511853 годы
Статус  Объект культурного наследия РФ [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=2900459000 № 2900459000]№ 2900459000
Состояние удовлетворительное
Координаты: 63°37′45″ с. ш. 39°14′46″ в. д. / 63.629174° с. ш. 39.246153° в. д. / 63.629174; 39.246153 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=63.629174&mlon=39.246153&zoom=17 (O)] (Я) памятник архитектуры (региональный)

Церковь Богоявления Господня в Поле — деревянная церковь в деревне Поле (Есенское) Онежского района Архангельской области, памятник культовой архитектуры середины XIX века. Кубоватая церковь с пристроенной колокольней, сооружена в 1853 году, отнесена к памятникам архитектуры Архангельской области[1][2].





История

22 ноября 1846 года по неосторожности церковного сторожа сгорели две стоявшие на этом месте церкви Польского прихода с отдельно стоявшей колокольней (дата их постройки неизвестна), составлявшие традиционный для Русского Севера ансамбль-тройник, — тёплая однопрестольная Богородице-Рождественская и холодная двухэтажная трёхпрестольная Богоявленская (в верхнем этаже — приделы Георгиевский и Климентовский). Вместо них была перевезена церковь из села Сырья, но 10 января 1851 года сгорела и она. Существующая Богоявленская церковь тёплая, была построена на средства прихожан и освящена в 1853 году. В 1873 году она была отремонтирована на средства местного крестьянина Ивана Максимовича Попова (1842–1898)[3], обшита тёсом и окрашена белилами. В 1894 году установлена деревянная ограда (не сохранилась). Повторная окраска выполнена в 1900 году, в 1904—1905 годах проведён ремонт и отделка внутренних помещений и убранства.

Церковь закрыта не позже 1930-х годов. По состоянию на 1990 год были утрачены главы церкви и колокольни, местами отсутствовала обшивка; церковь использовалась в качестве склада. С конца 2000-х годов ремонтируется. Осенью 2008 года в храме были проведены ремонт кровли над алтарем и закрытие оконных проемов. Летом 2010 года вставлены окна, восстановлено крыльцо. Во время субботника по ремонту храма местными жителями в битом кирпиче от печки была найдена икона. В 2011 году отремонтировано крыльцо, в 2014 восстановлена главка над церковью[4][2][5][6][7].

Описание

Церковь находится на западной окраине деревни Поле на холме на южном берегу реки Кодина, правого притока Онеги. Состоит из четырёх основных срубов, рубленых «в обло» из брёвен диаметром 25—30 см, стоит на земле. Основной сруб церкви представляет собой двусветный четверик размерами 8,4×8,8 м, перекрытый кубоватой тёсовой кровлей с двумя поставленными друг на друга восьмериками в центре, поддерживающими шею и главку (последние не сохранились, восстановлены после 1990 года). Остальные три сруба — пятигранный алтарь, трапезная и притвор, над которым поставлена колокольня. Пятигранная алтарная апсида имеет длины граней 4,6; 2,0; 2,6; 2,0 и 4,6 м, поднимается до половины нижнего четверика церкви, крыта тёсом на пять скатов. В трапезной был придел Климента, папы Римского; в плане она близка к квадрату (10,6×10,2 м), покрыта шифером на два ската, по высоте одинакова с апсидой; потолок трапезной поддерживают два квадратных столба. Колокольня в плане квадратная (5,6×5,6 м), нижний четверик по высоте составляет 34 высоты четверика церкви. На четверике колокольни установлен восьмерик, поддерживающий открытый ярус звона; покрытие куполообразное из тесин; барабан и главка к 1990 году были утрачены. Перед входом крытое двухсходное крыльцо (3,2×2,8 м) с фигурными столбами, покрыто тёсом по трём треугольным фронтонам.

Внешняя обшивка — тёсовая, по вертикальным рейкам, без пилястр по выпускам венцов. Карнизы образованы за счёт обивки повалов. Под свесом кровель резные мелкими зубчиками доски.

На окнах профилированные наличники. Два окна нижнего яруса колокольни — прямоугольные с полуциркульными фрамугами. Потолки церкви и трапезной — плоские. Сохранилась солея, иконостас и иконы к 1990 году были утрачены (кроме трёх икон XIX века, найденных в кладовой)[2][4].

Напишите отзыв о статье "Церковь Богоявления Господня в Поле"

Ссылки

Примечания

  1. Решение Архангельского облисполкома № 137 от 22.10.1990 г.
  2. 1 2 3 [kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=2900459000 Памятники истории и культуры (объекты культурного наследия) народов Российской Федерации]
  3. Остатки надгробного памятника И. М. Попова сохранились с северной стороны церкви.
  4. 1 2 [temples.ru/card.php?ID=16936 Церковь Богоявления Господня в Поле (Есенском)]
  5. Краткое историческое описание приходов и церквей Архангельской епархии. Вып. 3: Уезды: Онежский, Кемский и Кольский. — Архангельск, 1896. — С. 65—67.
  6. [upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/8/8a/Atlas_Arkhangel%27skoj_eparkhii_1890.pdf Атлас Архангельской епархии]. — Архангельск, 1890.
  7. Не век жить — век вспоминать: Народная культура Поонежья и Онежского Поморья. — М.: Фолиум, 2006.

Отрывок, характеризующий Церковь Богоявления Господня в Поле

С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.