Церковь Вознесения (Иерусалим)

Лютеранская церковь
Церковь Вознесения Himmelfahrtkirche
Комплекс лютеранской больницы Августа Виктория с церковью Вознесения
Страна	Израиль
Город	Иерусалим
Конфессия	Евангелическая Церковь Германии Евангелическо-Лютеранская Церковь Иордании и Святой Земли
Автор проекта	Роберт Лейбниц Теодор Зандель Готлиб Шумахер
Строительство	1907—1910 годы
Статус	действующая церковь

Церковь Вознесения (нем. Himmelfahrtkirche) — немецкая лютеранская церковь в больнице Августа Виктория в Иерусалиме. Находится на Масличной горе.

История

Во время визита германского императора Вильгельма II (когда состоялось освящение другой лютеранской церкви — церкви Спасителя) немцы, проживающие в городе, обратились монарху с просьбой о помощи в строительстве центра для паломников, прибывающих в Святую Землю, и больницы при нём. При содействии императора и его супруги в Германии было создан фонд для создания данного комплекса. Сперва был приобретён земельный участок, а затем по проекту немецких архитекторов построены церковь, приют для паломников и госпиталь. Больница была названа в честь императрицы — Августа Виктория, и это название сохраняется за ней до настоящего времени. Часто так называют весь комплекс.

Описание

Здание построено в стиле, характерном для средневековых церквей. Основной корпус имеет три продольных нефа, пересечённых в алтарной части трансептом. Церковь имеет башню высотой 65 метров, на которой находятся четыре больших колокола:

• Herrenmeister (6120 кг)
• Deutscher Kaiser (2730 кг)
• Kaiserin (1630 кг)
• Friede (1072 кг)

Интерьер

В отличие от церкви Спасителя, где мозаики появились только после последней реконструкции, церковь Вознесения изначально была богато украшена. В итоге её оформление напоминает скорее католическую, чем евангелическую церковь. Вместе с тем, эти росписи представляют собой великолепный образец лютеранского изобразительного искусства.

Над хорах находятся изображения ктиторов церкви — императора Вильгельма II и Августы Виктории, окружённых паломникам. Супруги держат в руках макеты церквей. Здесь же изображены средневековые германские императоры и вожди крестоносцев — Конрад III, Фридрих I Барбаросса, Фридрих II, Ричард Львиное Сердце, Людовик VII, Филипп II Август, Готфрид Бульонский, Балдуэн I, Балдуэн II и Фульк Иерусалимский. Всё это орнаментировано тевтонской символикой. Эти росписи были созданы художником Шмидтом по эскизам Отто Виттали.

На потолке центрального нефа находится мозаика, изображающая восседающего на троне Христа Вседержителя. Его окружают четыре архангела, четыре евангелиста и двенадцать апостолов. На потолке апсиды изображён Святой Град с Храмом. Изначально мозаика предназначалась для церкви Спасителя в германском городе Герольштайн, однако по решению императрицы была использована в церкви на Святой Земле. Конха алтаря украшена мозаикой Вознесения Господня, выполненной с использованием мотивов аналогичной мозаики собора Святой Софии в Салониках.

Над восточной галереей находятся изображения царя Соломона, пророка Исайи и царя Салима Мелхиседека.

См. также

• Протестантизм в Израиле

Ссылки

• [www.evangelisch-in-jerusalem.de/geschichte.html Kaiserin-Auguste-Viktoria-Stiftung in Jerusalem]
• [www.tau.ac.il/arts/projects/PUB/assaph-art/assaph2/articles_assaph2/12EdinaMeir.pdf Die 'Heilige Stadt' in der deutschen Monumentalmalerei des 19. Jahrhunderts] (pdf)
• [www.sergwolfson.co.il/articles/20.htm Статья о церкви Вознесения на сайте Сержа Вольфсона]

Отрывок, характеризующий Церковь Вознесения (Иерусалим)

Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.