Церковь Георгия Победоносца в Коломенском

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
См. также: Церковь Георгия Победоносца в Коломенском (деревянная)
Церковь
Церковь Георгия Победоносца в Коломенском

Церковь Георгия Победоносца
Страна Россия
Город Москва
Конфессия Православие
Епархия Московская
Тип здания Церковь (сооружение)
Дата постройки XVI век
Основные даты:
освящён в 1678 г.
Статус памятник архитектуры
Состояние восстановлен в 1967 г.
Координаты: 55°40′01″ с. ш. 37°40′12″ в. д. / 55.6670889° с. ш. 37.6700000° в. д. / 55.6670889; 37.6700000 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.6670889&mlon=37.6700000&zoom=17 (O)] (Я)

Церковь Георгия Победоносца в Коломенском — каменный храм XVII века с колокольней середины XVI века на территории музея-заповедника Коломенское. Расположен в районе Нагатинский Затон Южного административного округа города Москвы. Памятник русского зодчества.





История

Колокольня современной церкви Георгия Победоносца, по всей видимости, была построена в середине XVI века и вначале относилась к стоящему рядом храму Вознесения. Вероятно, она сменила звонницу, возвышавшуюся над южным крыльцом Вознесенской церкви. Полагают, что в церковь колокольня превратилась в последней четверти XVII века. Имеется документальное упоминание о существовании в Коломенском «каменной колокольницы церкви Вознесения», на которую в 1640 году был повешен благовестный колокол весом в 53 пуда, отлитый по государеву приказу мастером Даниилом Матвеевым.

В XVII веке к колокольне была пристроена «палата» и деревянная трапезная. По сведениям русских историков А. Н. Корсакова и Ю. И. Шамурина, церковь Георгия Победоносца была освящена в 1678 году. В 1840—1842 годах деревянные и часть каменных стен церкви были разобраны. На месте деревянной трапезной как пристройка к древней Георгиевской колокольне по проекту Е. Д. Тюрина была возведена церковь Святого Георгия Победоносца.

В ходе этой реконструкции облик древних сооружений был значительно искажён. Под штукатурку был срублен весь наружный декор и растёсаны оконные проёмы. С западной стороны была выстроена новая большая кирпичная трапезная. Внутри столпа колокольни было сделано никогда прежде не существовавшее сводчатое перекрытие.

Храм в XX веке

Работы по восстановлению первоначального облика церкви начались в 1920-х годах по инициативе П. Д. Барановского. В ходе реставрации были разобраны все поздние пристройки за исключением одноэтажной палаты XVII века. Колокольне в основном вернули первоначальный облик. В годы Великой Отечественной войны реставрация была прервана и завершена в 1966—1967 годах под руководством Н. Н. Свешникова. В трапезной долгое время хранились фонды музея.

В 2000 году после освящения трапезная превратилась в храм Святого Георгия. В 2004—2006 годах в цервки была выявлена созданная в XIX веке сложная калориферная система отопления здания. Тогда же были проведены работы по восстановлению фрагментов масляной живописи. В 2007 году в церкви установлен иконостас.

В храме размещается выставка музея Древний храм Святого Георгия, содержащая иконы, старопечатные книги, рукописные документы, а также образцы лицевого шитья и резьбы по дереву, израцы, архитектурную графику и фотографии XIX—XX веков.

Архитектура

В облике колокольни видно сильное воздействие ордерных форм итальянского Возрождения. Несмотря на активное использование в качестве декоративного элемента такого чисто русского элемента как кокошник, в формах колокольни и общем строе её декора ощущается близость к архитектуре итальянских кампанил XV — начала XVI веков. «Итальянский след» просматривается и в способе подвески колоколов, типичном для западных звонниц, где раскачивали колокола, а не языки, как это было принято в русской практике.

Двухъярусная круглая в плане башня колокольни перекрыта купольным сводом, стянутым снаружи рёбрами гуртов, и увенчана маленькой главкой. В строгом декоре колокольни сочетаются большой и малый ордеры. Полуциркульные кокошники, завершающие ярусы башни, прекрасно вписываются в общую ренессансную композицию.

Нижний ярус башни обработан ложными арками, окружёнными широкими пилястрами большого ордера и оканчивается антаблементом. Пояс кокошников отделяет нижний ярус от высокого яруса звона, где ложным аркам вторят настоящие арочные проёмы. Верхний ярус заканчивается двумя поясами больших и малых кокошников, окружающими купол колокольни. Первоначальный вход в колокольню, расположенный с северо-западной стороны, обозначен круглым окном-люкарной.

Источники

  • Памятники архитектуры Москвы. Окрестности старой Москвы (Юго-восточная и южная части территории от Камер-Коллежского вала до нынешней границы города) / Под ред. А. И. Комеч. — М.: Искусство — XXI век, 2007. — С. 207—208. — 360 с. — ISBN 978-5-98051-041-1.
  • Информационная табличка храма

Напишите отзыв о статье "Церковь Георгия Победоносца в Коломенском"

Ссылки

  • [mgomz.ru/pamyatniki/tserkov-svyatogo-georgiya-s-kolokolney Церковь Святого Георгия с Колокольней, ансамбль усадьбы Коломенское] на официальном сайте музея-заповедника Коломенское

Отрывок, характеризующий Церковь Георгия Победоносца в Коломенском

Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».