Церковь Иоанна Крестителя (Дортмунд)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
церковь
Церковь Иоанна Крестителя
Propsteikirche St. Johannes Baptist
Страна Германия
Город Дортмунд
Конфессия Римо-католическая церковь
Архитектурный стиль поздне-готический
Строительство 13311458 годы
Основные даты:
1330Основание доминиканского монастыря
в Дортмунде

1354Освящение церкви
1859Церковь получает статус приходской
1943Разрушение церкви
1964Окончание восстановления церкви
1982Открытие католического центра
Статус действующая приходская церковь
Сайт [www.propsteikirche-dortmund.de/propsteikirche/ Официальный сайт]
Координаты: 51°30′49″ с. ш. 7°27′46″ в. д. / 51.51361° с. ш. 7.46278° в. д. / 51.51361; 7.46278 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=51.51361&mlon=7.46278&zoom=17 (O)] (Я)

Церковь Иоанна Крестителя (нем. Propsteikirche St. Johannes Baptist) — приходская католическая церковь в городе Дортмунде (федеральная земля Северный Рейн — Вестфалия). Церковь находится в старом городе на улице Schwarze-Brüder-Straße. Это единственная католическая церковь, находящаяся в центральной части Дортмунда.





История

Церковь доминиканского монастыря

В 1309 году монахи, основанного в 1214 году ордена Доминиканцев, совершили первую попытку основания доминиканского монастыря в имперском городе Дортмунде. Однако, затея не удалась и монахи были разогнаны. После еще целого ряда неудачных попыток, в 1330 году монастырь, наконец, был основан. К 1354 году была освящена первая монастырская церковь. На протяжении последующих 100 лет церковь постоянно достраивалась и расширялась. К 1458 году церковь строительство церкви было полностью закончено. Это была трёхнефная позднее-готическая церковь без колокольни. В 1521 году была достроена ризница. В таком виде церковь дошла до XIX века.

Католическая приходская церковь

После реформации все католические церкви в Дортмунде стали евангелическими. Церковь Иоанна Крестителя осталась единственной католической церковью в городе. В 1816 году монастырь доминиканцев был закрыт. В 1859 году церковь получает статус приходской, бывшие монастырские сооружения нашли новое применение в качестве пасторского дома и школы.


С началом эпохи индустриализации в город стало прибывать большое количество работников из восточных областей, как правило, католического вероисповедания. В связи с этим число прихожан церкви Иоанна Крестителя стало быстро расти. При церкви основывается госпиталь Святого Иоанна. Когда число членов общины выросло до 30000 человек, она стала разделяться на ряд новых общин. К началу второй мировой войны община церкви Иоанна Крестителя насчитывала 15000 членов.
В 1943 году во время бомбардировок Дортмунда силами ВВС Великобритании церковь Иоанна Крестителя была разрушена, но самые выдающиеся произведения искусства и церковные ценности были заблаговременно эвакуированы.
Восстановление церкви длилось с 1947 до 1964 года. В ходе восстановления в 1954 году на коньке крыши была создана металлическая башенка–сигнатурка, в которой были размещены 4 колокола, изготовленных в Бохуме. Самый крупный колокол (Святая Мария) размещен в нижнем ряду, над ним подвешен средний колокол (Святой Иосиф) и в самом верхнем ряду подвешены два маленьких колокола (Иоанн Креститель и безымянный)[1].
В 1982 году при церкви был учрежден католический центр.
1 сентября 2005 года шпиль башни-сигнатурки была заменен на новый. Конструкция весом 350 кг и высотой примерно 7 м из высококачественной стали включает в себя шар, крест и флюгер. Шпиль был установлен на башню при помощи вертолета. Эта сигнатурка, главным образом, и определяет современный облик церкви Иоанна Крестителя.

Художественные ценности

В 70-е годы XV века в церкви Иоанна Крестителя был установлен алтарь-ретабло работы мастера из Везеля Деррика Бэгерта[2].

Алтарь-ретабло работы Деррика Бэгерта

Три доски ретабло в раскрытом виде

Высота алтаря – 2,3 м, ширина – 7,8 м. На левой доске изображено Святое семейство. На самом заднем плане находится старейшее изображение города Дортмунда. На переднем плане центральной доски изображена сцена Распятие, рядом с фигурой Святой Елизаветы в платке (в левой части доски) художник разместил свой автопортрет, на заднем плане изображены сцены евангельской истории с момента снятия с креста и до Положения во гроб. На правой доске изображена сцена Поклонения волхвов.


Среди других художественных ценностей стоит выделить скульптуру Богоматери с младенцем (1480 год) работы Тильмана ван дер Бурха[3]. Скульптура высотой 1,57 м установлена в северном боковом продольном нефе.
Еще одна фигура Девы Марии неизвестного автора была установлена в 1420 году. Фигура высотой 1,03 м установлена возле одной из западных колонн центрального нефа. Несмотря на реставрацию, проведенную в 1948 году, скульптура находится не в лучшем состоянии: руки и ступни у младенца отсутствуют, корона Девы Марии также повреждена.
С 1982 года в реликварии под престолом хранится часть мощей (фрагмент кости) Святого Ринальда.
В 1988 году в церкви был установлен новый орган работы органной мастерской Зигфрида Зауэра.

Напишите отзыв о статье "Церковь Иоанна Крестителя (Дортмунд)"

Литература

  • Elisabeth Baxhenrich-Hartmann, Der Hochaltar des Derick Baegert in der Propsteikirche zu Dortmund, Studien zur Kunst- und Dominikanergeschichte Dortmunds in der 2. Hälfte des 15. Jahrhunderts, Dortmund 1984
  • Rolf Fritz, de:Museum für Kunst- und Kulturgeschichte Dortmund, Derick Baegert, Hochaltar der Propsteikirche Dortmund, Dortmund 1963
  • Hans Peter Hilger, Die Marienleuchter und weitere spätgotische Bildwerke in der Propsteikirche in Dortmund, in: Westfalen, 1975, S. 100–129
  • Albert Ludorff: Die Bau- und Kunstdenkmäler des Kreises Dortmund-Stadt. Münster 1894
  • Oliver Neumann: Die Dortmunder Propsteikirche - Ein historischer Bilderbogen, Dortmund 1992, ISBN 3-7932-5081-4
  • Theodor Rensing, Das Dortmunder Dominikanerkloster (1309-1816), Münster 1936
  • Norbert Reimann, Dortmund-Dominikaner, in: Westfälisches Urkundenbuch, Bd. 1, Münster 1992, S. 261–268.
  • Wolfgang Rinke: Dortmunder Kirchen des Mittelalters. Dortmund 1991, ISBN 3-7932-5032-6
  • Wolfgang Rinke: Der Altar in der Propsteikirche zu Dortmund – Geschichte, Kunstgeschichte, Bildbeschreibung. Cramers Kunstanstalt, Dortmund 1992. ISBN 3-924302-53-7
  • Wolfgang Rinke: Memoria im Bild: Das Altar-Retabel des Derick Baegert aus Wesel in der Propsteikirche zu Dortmund. Bielefeld 2004.
  • Thomas Schilp, Barbara Welzel: Die Dortmunder Dominikaner im späten Mittelalter und die Propsteikirche als Erinnerungsort. Verlag für Regionalgeschichte. Bielefeld 2006. ISBN 3-89534-628-4

Галерея

Примечания

  1. [www.youtube.com/watch?v=Bai8Je37Vbs Dortmund, Propsteikirche: Glocke 2 (cis')]
  2. Elisabeth Baxhenrich-Hartmann, Der Hochaltar des Derick Baegert in der Propsteikirche zu Dortmund, S. 115.
  3. Hans Peter Hilger, Die Marienleuchter und weitere spätgotische Bildwerke in der Propsteikirche in Dortmund, S. 122–127.

Отрывок, характеризующий Церковь Иоанна Крестителя (Дортмунд)

В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.