Церковь Марии Магдалины (Веймар)

Православная церковь
Церковь Святой равноапостольной Марии Магдалины Russisch Orthodoxe Hl. Maria Magdalena Grabkirche
Страна	Германия
Город	Веймар, Karl-Hausknecht-Straße, Historischer Friedhof
Конфессия	православие
Епархия	Берлинская и Германская епархия Русской православной церкви
Тип здания	Церковь
Архитектурный стиль	русско-византийский
Автор проекта	?
Строитель	Фердинанд фон Штрейхган
Первое упоминание	1804 год
Строительство	1860—1862 годы годы
Статус	действующий храм
Состояние	отличное
Сайт	[www.rok-weimar.gmxhome.de/index2.htm Официальный сайт]

Це́рковь Свято́й равноапо́стольной Мари́и Магдали́ны — православный храм на историческом кладбище города Веймара.

Храм относится к Восточному благочинию Берлинской и Германской епархии Русской православной церкви. Настоятель — протоиерей Михаил Рар (с 2000 года).

История

Первые храмы

Первый православный храм в Веймаре был устроен для принцессы Саксен-Веймарской Марии Павловны, дочери императора Павла I Домовая церковь Святой равноапостольной Марии Магдалины была освящена 6 (18) декабря 1804 года на первом этаже особняка фон Штейн

В храме часто бывал Гёте, проявлявший живой интерес, к древнерусскому иконописанию и церковному пению, императоры Александр I и Николай I. Протоиерей Никита Ясновский, совершавший богослужения в этом храме, был библиотекарем Марии Павловны и известен как первый переводчик Православной литургии со славянского языка на немецкий. Ежегодно, 11 (23) марта в храме служилась панихида по Павлу I. После кончины Елены Павловны церковь перешла на содержание русскому Министерству иностранных дел и стала считаться храмом при Императорской российской миссии в Веймаре. Церковь действовала до начала XX века.

В 1835 году на втором этаже северного флигеля замка была освящена «зимняя» церковь Святой Марии Магдалины, которая действовала до смерти герцогини, произошедшей в 1859 году.

Современный храм

После смерти герцогиню, по её воле, погребли по чину Православной церкви. Гроб с телом поместили в герцогскую усыпальницу.

Отдельный православный храм был заложен 8 (20) июля 1860 года рядом с усыпальницей. Прежде начала возведения стен под будущий храм была привезена в больших объёмах земля из России.

Руководил строительством местный архитектор Фердинанд фон Штрейхган, автора проекта, выполненного в Москве, установить не удалось.

24 ноября (6 декабря) 1862 года церковь была освящена духовником герцогини протоиереем Стефаном Сабининым. Тогда же гроб герцогини был перенесён в крипту.

В 1877 году церковь была ограблена. В связи с этим часть утвари была перенесена в дворцовую домовую церковь (на Ackerwand, 25). Здесь же обычно и совершались богослужения. В храме-усыпальнице служили только в дни памяти Марии Павловны, в престольный праздник и при посещении царствующих особ.

С 1880 по 1907 год к Веймарской церкви был приписан Франценсбадский храм, а в 1882—1902 и 1906—1910 годах — и Мариенбадская церковь. В связи с этим в летний период богослужения в Веймаре не совершались.

В связи с закрытием в Веймаре русской дипломатической миссии, богослужения в надгробном храме прекратились в мае 1910 года. Православные богослужения совершались в Веймаре редко и только в домовой церкви.

С началом Первой мировой войны службы прекратились совсем.

2 сентября 1950 года храм был передан Русской православной церкви. Митрополит Филарет (Вахромеев) (Митрополит Минский и Слуцкий, Патриарший Экзарх всея Беларуси, Свято-Успенской Жировицкой обители священноархимандрит.), освятил новый антиминс и прислал храмовую икону святой Марии Магдалины, написанную в греческом стиле. В 1965—1982 годах церковь была приписана к Дрезденскому приходу.

В 1976 году был начат капитальный ремонт храма. В результате большой работы реставраторов он воссиял своей первозданной красотой. Для храма был сделан новый престол. 5 октября 1980 года патриарший экзарх, архиепископ Берлинский и Среднеевропейский Мелхиседек (Лебедев) вновь освятил обновлённую церковь. В слове, сказанном по этому поводу, архиерей отметил, что «Веймарский русский православный храм имеет особое значение, символически напоминая своим соседством с мавзолеем великих гуманистов Гёте и Шиллера обоюдные дружественные отношения между нашими народами».

14 ноября 1982 года было отмечено праздничным богослужением 120-летие храма, которое возглавил архиепископ Мелхиседек. На службе пел октет студентов Богословского факультета Университета имени Мартина Лютера Галле-Виттенберг. Как отметила 16 ноября 1982 года областная газета «Тюрингер Тагеблат», «в храм прибыли разделить юбилейную радость представители католической и лютеранской церкви и общественности».

Архитектура, убранство

Храм, выдержанный в русско-византийском стиле, стоит на высоком цоколе. Пять куполов покрыты медью и расписаны узорами. Боковые главки находятся на высоких декоративных барабанах.

Наружные стены храма окрашены горизонтальными полосами жёлтой и коричневой охры. Входной портал обрамлён светлым песчаником. Над входной дверью в розетке помещена год освящения — «1862». Цветные стекла окон дополняют своей красочностью внутреннее благолепие церкви.

Внутренние размеры храма — 11 м на 9 м.

Резной белый с золотом одноярусный иконостас с восемью иконами был изготовлен русскими мастерами.

Немногочисленные росписи на стенах храма (Евангелисты в парусах) были написаны Г. Вислиценусом. Алтарные иконы равноапостольной Марии Магдалины и благоверного Александра Невского — Ниссеном.

Гробница Елены Павловны

Саркофаг с гробом Елены Павловны находится в северной части храма, в крипте, соединённой с усыпальницей арочным проходом.

Ранее над ним в северной нише верхней части, ограждённой колонками и решёткой, возвышался не сохранившийся до настоящего времени мраморный кенотаф, покрытый горностаем. За ним на стене находился гобелен с гербами Российской империи и Веймарского герцогства. В изголовье кенотафа была помещена икона Божией Матери в серебряном окладе, находившаяся при жизни великой герцогини в её кабинете; у подножия — икона святой равноапостольной Марии Магдалины, принесённая Елене Павловне в дар великим князем Константином Николаевичем.

В пол церкви над саркофагом вставлена железная пластина с отверстиями, через неё в день кончины Марии Павловны, 11 (24) июня, в нижнюю часть храма проникают лучи солнца.

До 1955 года между саркофагом и надгробием супруга Марии Павловны стоял чугунный крест.

Настоятели храма

Настоятели храма
Годы	Настоятель
1804—1837	протоиерей Никита Игнатьевич Ясновский (1775—1837; погребён на Иаковлевском кладбище)
1837—1863	протоиерей Стефан Карпович Сабинин (1789—1863; погребён на историческом кладбище)
1863—1896	протоиерей Владимир Семёнович Ладинский (…—1896; погребён на историческом кладбище)
1896—1898	протоиерей Пётр Павлович Румянцев (1854—1935)
1898—1902	протоиерей Николай Николаевич Писаревский
1902—1909	протоиерей Иоанн Иванович Политов
1910—1950	период несамостоятельности прихода и закрытия храма
1950—1965	протоиерей Андрей Мельник (…—1965; погребён на историческом кладбище)
1965—1982	период несамостоятельности прихода
1982—1988	?
1988—1991	протоиерей Алексий Парфёнов
1991—1994	протоиерей Анатолий Анатольевич Родионов
1995—2000	протоиерей Иоанн Зарецкий (род. в 1951 году)
2000 — настоящее время	протоиерей Михаил Глебович Рар (род. в 1963 году)

Литература

• Бахман Г. Гёте о русских иконах // Русский архив. — 1910. — С. 251—252..
• Дурылин С. Русские писатели у Гёте в Веймаре // Литературное наследство. — М, 1932. — Т. 4. — С. 115—118.
• Мельник А., свящ. Веймарский храм святой Марии Магдалины // Голос Православия. — 1952. — С. 49—51.
• Антонов В. В., Кобак А. В. Русские храмы и обители в Европе. — СПб: «Лики России», 2005. — С. 70—72. — 3000 экз. — ISBN 5-87417-208-4.
• Макарий (Веретенников), архимандрит. [azbyka.ru/otechnik/Makarij_Veretennikov/hram-svjatoj-ravnoapostolnoj-marii-magdaliny-v-vejmare/ Храм святой равноапостольной Марии Магдалины в Веймаре].

Ссылки

• [www.rok-weimar.gmxhome.de/russisch/w-alles-r.htm Сайт церкви св. Марии Магдалины в Веймаре]
• [eastwest-review.com/rus/article/intervyu-s-protoiereem-mikhailom-rarom-nastoyatelem-khrama-sv-marii-magdaliny-v-veimare-germ Интервью с протоиереем Михаилом Раром (часть 1)]
• [eastwest-review.com/rus/article/intervyu-s-protoiereem-mikhailom-rarom-nastoyatelem-khrama-sv-marii-magdaliny-v-veimare-ger-0 Интервью с протоиереем Михаилом Раром (часть 2)]

Отрывок, характеризующий Церковь Марии Магдалины (Веймар)

Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.