Церковь Михаила Архангела (Тюмень)
Поделись знанием:
Координаты: 57°09′30″ с. ш. 65°31′32″ в. д. / 57.15833° с. ш. 65.52556° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=57.15833&mlon=65.52556&zoom=18 (O)] (Я)
Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.
Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
| Православный храм | |
Церковь Михаила Архангела
| |
 Вид с улицы Ленина (2013 год). | |
| Страна | Россия |
| Город | Тюмень |
| Конфессия | Православие |
| Епархия | Тобольская и Тюменская |
| Благочиние | Тюменское |
| Тип здания | церковь |
| Архитектурный стиль | сибирское барокко ампир |
| Первое упоминание | 1624 |
| Строительство | 24 мая (4 июня) 1781 года—10 (22) августа 1824 года годы |
| Приделы |
|
| Состояние | Действует |
памятник архитектуры (федеральный)
Це́рковь Михаи́ла Арха́нгела (Храм во имя Архистрати́га Бо́жиего Михаи́ла) — один из старейших православных храмов Тюмени, памятник архитектуры федерального значения. Располагается по адресу: ул. Ленина, 22 (на перекрёстке улиц Ленина и Тургенева).
Содержание
История
Деревянное здание
Принято считать, что церковь уже существовала в 1616 году[1], однако прямых доказательств этому не имеется[2]. По-видимому, первым достоверным упоминанием о храме является Дозорная книга 1624 года, называющая в укреплённом посаде после холодной церкви Всемилостивого Спаса также церковь тёплую
во имя государева царёва и великого князя Михаила Феодоровича ангела и преподобнаго отца Михаила Малеина, да в той же церкви предел Зосимы и Савватия, соловецких чудотворцев, строенье мирское тюменских всяких чинов людей[3]
В ходе разрушительного пожара 2 (12) октября 1695 года деревянная церковь сгорела[3], однако была вновь отстроена и 4 (15) июля 1766 года сгорела повторно (одновременно со Спасской и Знаменской церквями)[1][2].
Каменный храм
24 мая (4 июня) 1781 года архиепископ Тобольский и Сибирский Варлаам (Петров) дал разрешение на строительство каменного храма с прежним названием «на удобном месте, где по плану назначено будет»[4]. 7 (18) июня 1791 года тёплый храм в честь архистратига Михаила в одноэтажном исполнении был освящён. Однако в процессе строительства возникла идея строить здание двухэтажным. Второй этаж (холодный) с приделом во имя Предтечи и Крестителя Господня Иоанна освящён только спустя 43 года, 10 (22) августа 1824 года[2].
3 (14) октября 1899 года был освящён одноэтажный северный придел во имя Симеона Верхотурского, спроектированный Б. Б. Цинке-Готлибом[2].
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Послереволюционный период
 |
Этот раздел статьи ещё не написан. Согласно замыслу одного из участников Википедии, на этом месте должен располагаться специальный раздел.
Вы можете помочь проекту, написав этот раздел. |
Современное состояние
|
Этот раздел статьи ещё не написан. Согласно замыслу одного из участников Википедии, на этом месте должен располагаться специальный раздел.
Вы можете помочь проекту, написав этот раздел. |
Архитектура
|
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Затянувшийся срок возведения церкви привёл к тому, что первый этаж строился в стиле сибирского барокко, а второй отразил период господства ампира.
- Церковь Михаила Архангела (Тюмень) 08.JPG
Вид с улицы Тургенева (южная сторона)
- Церковь Михаила Архангела (Тюмень) 03.JPG
Вид с улицы Ленина (северная сторона)
- Церковь Михаила Архангела (Тюмень) 01.JPG
Вид с перекрёстка Тургенева-Ленина (восточная сторона)
Стенопись
На стенах и своде трапезной, а также в конхе алтаря сохранились остатки стенописи XIX века. Фрески изображают библейские сцены и фигуры святых, заключённые в профилированные рамы и медальоны. Росписи выполнены в жанре академизма[5].
Святыни
|
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
До революции в церкви находился подаренный в 1843 году статским советником Петром Дмитриевичем Жилиным (он был пасынком тобольского гражданского губернатора М. А. Шишкова и считался близким другом поэта П. П. Ершова) особо ценный серебряный с позолотой крест, с мощами угодников Варфоломея и Варнавы, великомучеников Спиридона и Феодора Тирона, царя Константина и Ефрема Сирина, царицы Феодоры и Анны Кашинской, весом 38 золотников[2].
Напишите отзыв о статье "Церковь Михаила Архангела (Тюмень)"
Примечания
- ↑ 1 2 Заварихин С. П., Жученко Б. А. Архитектура Тюмени. — 1-е изд. — Тюмень: Радуга-Т, 2004. — С. 22, 69-70. — 295 с. — 1 000 экз. — ISBN 5-93544-001-6.
- ↑ 1 2 3 4 5 Курмачёв В. А. [www.webcitation.org/6HBOqpLOy Храм Михаила Архангела. Время расцвета, забвения и возрождения. 1781-2001 гг.] // Храмы города Тюмени: Время. События. Люди. 1700-2003 гг. — 1-е изд. — Тюмень: РУТРА, 2003. — С. 229-307. — 607 с.
- ↑ 1 2 Головачёв П. М. [www.prlib.ru/Lib/pages/item.aspx?itemid=911 Тюмень в XVII столетии]. — 1-е изд. — М.: Типо-литогр. т-ва И. Н. Кушнерев и К, 1903. — С. 19, 66-67. — 166 с.
- ↑ Архимандрит Тихон (Бобов). [providenie.narod.ru/0000134.html#17 IV. Документы из истории Тюменского Свято-Троицкого монастыря 1621-2003] // [providenie.narod.ru/0000134.html Митрополит Тобольский и Сибирский Филофей Лещинский и его связь с Тюменским Свято-Троицким монастырём 1621-2003 гг.]. — Тюмень: МИ «Рутра», 2006. — 471, XLVIII с. — ISBN 5-10123-200-8.
- ↑ Козлова-Афанасьева Е. М. 239. Церковь Михаило-Архангельская (ул. Ленина, 22) // Архитектурное наследие Тюменской области: Научный каталог. — 1-е изд. — Тюмень: Издательство Искусство, 2008. — С. 248-249. — 488 с. — 5 000 экз. — ISBN 978-5-9901237-2-4.
Литература
- Дубовская Е. М. Церковь Архангела Михаила // Легенды и тайны Тюмени. — 1-е изд. — Тюмень: Тюменский дом печати, 2013. — С. 222-227. — 336 с. — 3 000 экз. — ISBN 978-5-87591-226-9.
- Заварихин С. П., Жученко Б. А. Архитектура Тюмени. — 1-е изд. — Тюмень: Радуга-Т, 2004. — С. 22, 69-70. — 295 с. — 1 000 экз. — ISBN 5-93544-001-6.
- Козлова-Афанасьева Е. М. 239. Церковь Михаило-Архангельская (ул. Ленина, 22) // Архитектурное наследие Тюменской области: Научный каталог. — 1-е изд. — Тюмень: Издательство Искусство, 2008. — С. 248-249. — 488 с. — 5 000 экз. — ISBN 978-5-9901237-2-4.
- Курмачёв В. А. [www.webcitation.org/6HBOqpLOy Храм Михаила Архангела. Время расцвета, забвения и возрождения. 1781-2001 гг.] // Храмы города Тюмени: Время. События. Люди. 1700-2003 гг. — 1-е изд. — Тюмень: РУТРА, 2003. — С. 229-307. — 607 с.
- Михеев А. С., Петухов А. В. Храм Михаила Архангела г. Тюмени (конец ХVIII-ХIХ в.) // Проблемы экономической и социально-политической истории дореволюционной России. — 1-е изд. — Тюмень, 2001. — С. 15-24.
- [www.ihtus.ru/ta7.shtml Церковь Михаила Архангела] (рус.). Сибирская православная газета. Проверено 6 июня 2013. [www.webcitation.org/6HBOyKCeH Архивировано из первоисточника 7 июня 2013].
Ссылки
- Министерство культуры РФ. [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7210005000 № 7210005000] // Сайт «Объекты культурного наследия (памятники истории и культуры) народов Российской Федерации». Проверено 2013-06-06
- [www.tobolsk-eparhia.ru/p/blag/php/place.php?id=tyum&id1=1&id2=6 Тюмень. Храм во имя Архистратига Божиего Михаила] (рус.). Тобольская и Тюменская епархия. Проверено 6 июня 2013. [www.webcitation.org/6HBOznbrf Архивировано из первоисточника 7 июня 2013].
- [temples.ru/card.php?ID=3741 Церковь Михаила Архангела] на сайте «Храмы России».
|
Это заготовка статьи о христианском церковном здании. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||
Отрывок, характеризующий Церковь Михаила Архангела (Тюмень)
Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.
Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
