Церковь Николая Набережного
| Православный храм | |
Церковь Николая Набережного
| |
| |
| Страна | Украина |
| Город | Киев |
| Координаты | 50°28′03″ с. ш. 30°31′24″ в. д. / 50.467503° с. ш. 30.523215° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=50.467503&mlon=30.523215&zoom=16 (O)] (Я)Координаты: 50°28′03″ с. ш. 30°31′24″ в. д. / 50.467503° с. ш. 30.523215° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=50.467503&mlon=30.523215&zoom=16 (O)] (Я) |
| Конфессия | Православие |
| Епархия | УАПЦ |
| Архитектурный стиль | Украинское барокко |
| Автор проекта | И. Г. Григорович-Барский |
| Дата основания | начало XVII века |
| Строительство | 1772—1775 годы |
Це́рковь Нико́лая На́бережного — православный каменный храм, сооружённый в Киеве на Подоле в 1772 году по проекту архитектора И. Г. Григоровича-Барского на месте старой деревянной церкви[1]. Стоит недалеко от реки Днепр, отчего и получила своё название.
Содержание
История
Деревянные церкви
Существует легенда, что первая деревянная церковь Николы Набережного была основана ещё в XI веке. По легенде, церковь поставили на берегу Почайны рядом с тем местом, где якобы в 1092 году утонул ребёнок, который чудесным образом был найден живым перед иконой св. Николая Мокрого в Софийском соборе[1].
Первое документальное упоминание деревянной «наберезской» церкви имеется в люстрации 1552 года. В 1613 году письменно упомянут священник Климентий Набережский. Есть документальные известия, что в 1677 году вместо сгоревшей церкви соорудили новую деревянную церковь на средства киевского войта Ждана Тадрины. После того как и этот храм обветшал, на противоположной стороне улицы построили уже каменный храм, и некоторое время деревянная и каменная церкви сосуществовали. Деревянную церковь уничтожил один их частых подольских пожаров в 1799 году.
Каменный храм
Каменная церковь Николая Набережного была построена по проекту архитектора И. Г. Григоровича-Барского[1] в 1772—1775 гг.
После страшного подольского пожара 1811 года, в 1837 году, стены церкви расписал художник Синельник с помощниками. В 1852 году живопись интерьера обновлялась и дописывалась. В 1852 году в храме установили новый иконостас в стиле позднего классицизма. В 50-х годах XIX века в росписи храма принимал участие художник А. Ф. Сенчило-Стефановский.
Органы советской власти зарегистрировали в июле 1920 года единую общину Набережно-Никольской и Благовещенской церквей. Старообрядческая община пользовалась церковью до своего самороспуска в октябре 1938 года.
В 1941 году, во время оккупации Киева фашистами, храм был снова открыт для верующих. После войны храм закрыли и использовали, как склад кинопленок и как концертный зал.
В 1971—1972 гг. произвели консервацию масляных росписей и укреплили штукатурное основание и слой краски - дело в том, что реставраторы обнаружили аутентичную роспись XVIII века с изображениями украинской старшины в казацких строях[2]. В храме есть иконы XVIII века, храмовая икона святого Николая считается чудотворной — это образец иконописи XVIII века.
С 1990-х годов — действующий храм УАПЦ.
Описание храма
Вероятно, что Григорович-Барский воспользовался композицией, созданной его учителем Андреем Квасовым в Трёхсвятительской церкви усадьбы Разумовских в селе Лемеши. Тем не менее храм имеет только ему присущие особенности. Барабан купола имеет оригинальный декор, — на двойные колонны коринфского ордера вместо карниза опирается ряд полукруглых архивольтов. Вполне возможно, что эту форму архитектор заимствовал с изображения беседки на одном из рисунков своего брата, путешественника Василия Григоровича-Барского.
Церковь каменная оштукатуренная. В плане крестообразная, увенчена однним куполом. На концах образуемого церквью креста находятся полукруглые апсиды. Апсиды образуют тетраконх, и увенчаны треугольным фронтоном. В восточной апсиде размещён алтарь, в трёх остальных апсидах ранее располагались входы. Ко входу с западной стороны был достроен притвор. К северо-восточному и юго-восточному углам церкви пристроены два небольших объёма-камеры. Барабан имеет необычную форму с арочной колоннадой, имеет спаренные колонны коринфского ордера и завершен полусферическим куполом с глухим фонарем и главкой. Углы крестообразного объёма здания декорированы спаренными пилястрами с тонко прорисованными коринфскими капителями.
Из-за многочисленных ремонтов и штукатурных работ первоначальные формы сандриков с течением времени упростились и огрубели. Не сохранились и настенные росписи XVIII века, однако специалисты предполагают, что они могут находиться под более поздними наслоениями[2].
Колокольня
В 1792 году построили деревянную колокольню с тёплой церковью. После пожара 1811 года сгоревшую колокольню пришлось отстраивать заново в 1820 году. В 1861—63 гг. по проекту архитектора М. С. Иконникова, вместо деревянной колокольни, с западной стороны была построена новая шатровая колокольня с тёплой церковью Благовещенья. Каменная колокольня построена в так называемом «епархиальном» или «русско-византийском» стиле. Стиль колокольни совсем не сочетается с барочной архитектурой самого храма. Колокольня ориентирована согласно новой планировке подольских улиц, в то время, как сам храм стоит под углом к новым улицам.
Интересные факты
- В Набережно-Никольском храме, после разорения Дивеевской обители большевиками, находился образ Преподобного Серафима Саровского. Позже икона была вывезена в женский монастырь «Ново-Дивеево» близ Нью-Йорка.
Напишите отзыв о статье "Церковь Николая Набережного"
Литература
- Киев: Энциклопедический справочник (2-е изд.) / Ред. А. В. Кудрицкий. — 1985.
Примечания
Отрывок, характеризующий Церковь Николая Набережного
Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.
– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
