Церковь Николы Доброго

Православный храм
Церковь Николы Доброго
Фотография начала XX века
Страна	Украина
Город	Киев
Координаты	50°27′40″ с. ш. 30°31′09″ в. д.50.461250° с. ш. 30.519250° в. д. / 50.461250; 30.519250
Конфессия	Православие
Архитектурный стиль	Ампир
Автор проекта	А. И. Меленский
Основатель	Самойло Кошка
Дата основания	начало XVII века
Строительство	1800—1807 годы
Состояние	Уничтожена в 1935 году

Це́рковь Нико́лы До́брого — православный каменный храм, сооружённый в Киеве на Подоле в 1807 году по проекту архитектора А. И. Меленского на месте старого деревянного храма. Церковь была разрушена большевиками в 1935 году, до наших дней сохранилась только колокольня.

Название

Происхождение названия храма точно не установлено. Существует версия, что «доброй» церковь прозвали за соседство c больницей для немощных и стариков, которую построил вместе с первым деревянным храмом Самойло Кошка. По другой версии, название церкви более древнее, и происходит от имени киевлянина Добрика.

История

Существуют предположения, что храм Николы Доброго был построен ещё в XI—XIII веках. Есть киевская легенда о невольнике-половце, который перед иконой святого Николая якобы пообещал своему хозяину киевлянину Добрику, что пригонит ему табун лошадей, если тот даст ему волю. Добрик поверил половцу и подарил свободу. Шло время, но половчанин не спешил исполнять обещанное. По легенде, во время болезни к половцу во сне якобы явился святой Николай и напомнил ему об данном обещании. Это так потрясло половца, что тот пригнал два табуна — один для Добрика и второй для постройки храма святому Николаю. Где именно располагался этот храм не известно.

Из универсала киевского полковника Василия Дворецкого достоверно известно, что на этом месте в конце XVI века гетман Войска Запорожского Самойло Кошка построил деревянный храм в честь Святого Николая Чудотворца. Храм был построен в благодарность Богу за спасение Самойла Кошки из турецкого плена. Эта деревянная церковь, была построена на месте более старого деревянного храма. Самойло Кошка приобрёл для церкви также всю необходимую утварь и иконостас. В источниках упоминаются имена священников этой церкви — о. Симеон (1610 год) и о. Матфей (1613 год).

Из этого храма уходили в Межигорский монастырь запорожцы, желаю­щие постричься в монахи.

17 августа 1651 года, в Киев ворвалось войско литовского гетмана Януша Радзивилла и церковь сгорела. Прихожане за свои средства поставили в 1682 году на её месте новый деревянный 3-престольный 5-банный храм. Но в начале XVIII века от удара молнии сгорел и он. По разным данным — в 1706 или в 1716 году храм перестроили — уже из камня при непосредственном участии священника и в будущем протоиерея Симеона Ширыпы.

Этот храм имел 3 престола, а именно: главный — во имя святителя Николая, боковой южный — в честь Покрова Божьей Матери и боковой северный — в честь апостола Андрея Первозванного. Иконостас для главного алтаря изготовил черниговский мастер, резчик Григорий Петров. В 1716 году рядом с храмом воздвигли каменную колокольню.

Очередной большой пожар произошёл в 1718 году. Была повреждена колокольня и в стенах появились трещины. Храм, по решению городских властей, пришлось разобрать в 1796 или 1799 году, а повреждённый огнём иконостас, перенесли в церковь села Жуковцы. Прихожане не согласились с решением епархиальных властей 1787 года о приписании их к соседней Покровской церкви и за короткое время, благодаря стараниям церковного старосты Е. С. Чернова, собрали 5 тысяч рублей, что позволило 15 июня 1800 года с благословения митрополита Киивского Гавриила (Банулеска), заложить на месте разобранного храма новый однопрестольный храм. За строительными работами надзирали его настоятель священник о. И. Мойсеенков и ктиторы Назарий Сухота и Яков Могилевец. 13 октября 1807 года, с благословения митрополита Киевского Серапиона состоялось освящение храма, построенного по проекту архитектора А. И. Меленского в классическом стиле.

Церковь украшал ампирный портик с колоннадой и две увенчанные крестами цилиндрических башни, а внутри располагался иконостас, выполненный по рисункам архитектора в классическом стиле. Под престол была положена памятная доска, которую обнаружили во время празднования 100-летнего юбилея храма в 1907 году. Среди святынь храма были иконы св. Николая и Божьей Матери Одигитрии, написанные на рубеже XVI и XVII вв. в византийском стиле, Триодь Посная 1640 года киевской печати и Требник 1646 года львовской печати.

Ужасный Подольский пожар 1811 года не сильно повредил храм — сгорели два деревянных покрытых железом купола, крест на большом куполе, 5 верхних и 2 нижних окна. Реставрировали храм почти 20 лет. Западный фасад был украшен выносным четырёхколонным портиком тосканского ордера. Северная и южная стороны украсились треугольными фронтонами. Над западной стеной размещались две башни-звонницы из шести соединенных колонн ионического ордера. Они поддерживали полусферические купола на широком антаблементе. Над центром здания размещался большой многогранный купол с полуциркульными окнами. Над куполом был небольшой купол — так называемый фонарик. В середине храма был большой ампирный иконостас в виде короны, который поддерживали колонны коринфского ордера. На стенах сохранялись росписи 1855 года художника Сухобовского.

Церковь была разрушена большевиками в 1935 году, но колокольня сохранилась. На месте храма соорудили школу, которая стоит и сейчас.

Колокольня с храмом Симеона Столпника

Колокольня построена в традициях московской архитектуры с элементами украинского зодчества. Колокольня построена из кирпича, в плане прямоугольная, трёхъярусная, с шатровым завершением. На втором ярусе южного фасада, к колокольне примыкает аркада-галерея. На шатре с треугольными фронтонами расположены слуховые окна, сам шатёр увенчан луковичной главкой.

Судя по формам шатрового завершения и декору фасадов, колокольню строил русский мастер, вероятно, тот же, который строил колокольню Ильинской церкви.

В 1718 году ещё во время строительства колокольню с надвратной церковью Симеона Столпника повредил пожар. Умирая, Семён Ширыпа взял клятву со своего сына Михаила, что тот восстановит и храм, и колокольню. При помощи митрополита Рафаила Заборовского прихожане собрали средства на ремонт храма и колокольни. Но при строительстве самой церкви святого Николая «в русском вкусе» (в храме молились в основном русские купцы, проживающие на Подоле), было допущено много архитектурных ошибок и храм грозил развалиться.

После ремонта храм снова стал наклоняться. Известные купцы ездили по империи и собирали средства на ремонт храма. В плачевном состоянии находился и второй ярус колокольни. Над её возрождением трудился уже внук Семёна Ширыпы — священник Гаврила. Ремонтом колокольни руководил архитектор И. Г. Григорович-Барский. Под его руководством увеличили проёмы окон, был удалён занимавший много места центральный столб, стены и своды укрепили металлическими конструкциями, заменили кровлю. Церковь Симеона была торжественно открыта в 1781 году. Через 6 лет службы стали проходить только в храме святого Симеона, так как Николаевская церковь снова стала аварийно-опасной. И уже в 1799 году с одобрения киевского митрополита решили старый храм снести и построить на его месте новый.

Пожар 1811 году нанес значительный ущерб — колокольня полностью обгорела, поплавились колокола, церковь святого Симеона была уничтожена. Решено было соорудить под колокольней «тёплый храм», а церковь святого Симеона переименовали в церковь святой Варвары. В 1854 году начали расписывать храм Варвары.

В начале 20-х годов XIX века под руководством архитектора А. И. Меленский был восстановлен нижний этаж колокольни, в котором размещалось жилье, и второй ярус с Симеоновской церковью. Окончены ремонтные работы были в 1822 году.

В 1964—1968 гг. колокольня снова была отреставрирована. Разобрали более поздние жилые пристройки, которые примыкали к памятнику, расчистили декор с южной стороны и восстановили галерею с аркадой колонн стилизованного коринфского ордера.

В 1992 году в колокольне был устроен алтарь и колокольня была освящена, как церковь Святого Николая. Богослужения в ней проводит община Украинской грекокатолической церкви.

Интересные факты

• В 1913 году в этой церкви венчался писатель Михаил Булгаков и его первая жена Татьяна Лаппа. Венчал их священник Александр Глаголев, позднее выведеный в образе о. Александра в романе «Белая гвардия». В 1922 году в этой же церкви отпевали мать писателя Варвару Михайловну Булгакову.

Адрес

• г. Киев, ул. Покровская, 6.

Литература

• Киев: Энциклопедический справочник (2-е изд.) / Ред. А. В. Кудрицкий. — 1985.
• Третьяк К. О. «Втрачені споруди та пам‘ятники Києва: Довідник». — К.: Видавничо-поліграфічний центр «Київський університет», 2004.  (укр.)

Отрывок, характеризующий Церковь Николы Доброго

Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что ежели бы у него не было насморка, то распоряжения его до и во время сражения были бы еще гениальнее, и Россия бы погибла, et la face du monde eut ete changee. [и облик мира изменился бы.] Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека – Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска пошли в Россию по воле одного человека – Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна потому, что у Наполеона был большой насморк 26 го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно последовательно.
Ежели от воли Наполеона зависело дать или не дать Бородинское сражение и от его воли зависело сделать такое или другое распоряжение, то очевидно, что насморк, имевший влияние на проявление его воли, мог быть причиной спасения России и что поэтому тот камердинер, который забыл подать Наполеону 24 го числа непромокаемые сапоги, был спасителем России. На этом пути мысли вывод этот несомненен, – так же несомненен, как тот вывод, который, шутя (сам не зная над чем), делал Вольтер, говоря, что Варфоломеевская ночь произошла от расстройства желудка Карла IX. Но для людей, не допускающих того, чтобы Россия образовалась по воле одного человека – Петра I, и чтобы Французская империя сложилась и война с Россией началась по воле одного человека – Наполеона, рассуждение это не только представляется неверным, неразумным, но и противным всему существу человеческому. На вопрос о том, что составляет причину исторических событий, представляется другой ответ, заключающийся в том, что ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, и что влияние Наполеонов на ход этих событий есть только внешнее и фиктивное.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище восьмидесяти тысяч человек произошло не по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, – как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.
В Бородинском сражении Наполеон ни в кого не стрелял и никого не убил. Все это делали солдаты. Стало быть, не он убивал людей.
Солдаты французской армии шли убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. Вся армия: французы, итальянцы, немцы, поляки – голодные, оборванные и измученные походом, – в виду армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что le vin est tire et qu'il faut le boire. [вино откупорено и надо выпить его.] Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо.
Когда они слушали приказ Наполеона, представлявшего им за их увечья и смерть в утешение слова потомства о том, что и они были в битве под Москвою, они кричали «Vive l'Empereur!» точно так же, как они кричали «Vive l'Empereur!» при виде изображения мальчика, протыкающего земной шар палочкой от бильбоке; точно так же, как бы они кричали «Vive l'Empereur!» при всякой бессмыслице, которую бы им сказали. Им ничего больше не оставалось делать, как кричать «Vive l'Empereur!» и идти драться, чтобы найти пищу и отдых победителей в Москве. Стало быть, не вследствие приказания Наполеона они убивали себе подобных.
И не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его. Стало быть, и то, каким образом эти люди убивали друг друга, происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч людей, участвовавших в общем деле. Наполеону казалось только, что все дело происходило по воле его. И потому вопрос о том, был ли или не был у Наполеона насморк, не имеет для истории большего интереса, чем вопрос о насморке последнего фурштатского солдата.
Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.


Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]