Церковь Пресвятой Девы Марии за городской стеной
| Церковь | |
 Южный фасад | |
| Страна | Германия |
| Город | Кёльн |
| Конфессия | Римо-католическая церковь |
| Епархия | Архиепархия Кёльна |
| Архитектурный стиль | Барокко |
| Строительство | 1642—1716 годы |
| Статус | Действующая |
| Сайт | [www.karmelitinnen-koeln.de/ Официальный сайт] |
Церковь Пресвятой Девы Марии за городской стеной (нем. St. Maria vom Frieden) — католическая церковь в городе Кёльн (федеральная земля Северный Рейн-Вестфалия). Церковь расположена на пересечении улиц Vor den Siebenburgen и Schnurgasse.
Своё название церковь получила в связи стем, что она располагалась прямо за кёльнской городской стеной рядом с башней Улрепфорт.
История
В 1614 году в Кёльне открылось представительство монашеского ордена босых кармелитов. Между 1620 и 1628 годами в городе открылся кармелитский монастырь Иосифа Обручника и Терезы Авильской[1]. В результате Тридцатилетней войны в Кёльне появилось много беженцев из Нидерландов, среди которых было немало монахов-кармелитов.
В 1639 году возросшая община кармелитов основывает новый монастырь к западу от городских стен на местности называемой Martinsfeld[2]. Перед орденским архитектором была поставлена задача построить монастырскую церковь по образу римской церкви Иль-Джезу. В это время в Кёльне нашли прибежище много художников, изгнанных из Франции Марией Медичи, которых планировалось широко привлечь к строительству новой церкви.
В 1642 году в присутствии курфюрста Священной Римской империи и архиепископа Кёльна Фердинанда Баварского был заложен краеугольный камень новой церкви. Из-за недостатка денежных средств в 1649 году строительные работы практически остановились и были возобновлены только в 1677 году. В 1681 году церковное здание было накрыто крышей, а ещё через год были завершены средокрестие с куполом. Завершено строительство в 1716 году.
В 1794 году после оккупации Кёльна войсками французской революционной армии монахи и послушники монастыря были разогнаны, а церковь была закрыта. После заключения Конкордата Наполеона церковь Пресвятой Девы Марии была вновь освящена и стала выполнять функции приходской церкви.
В 1815 году когда Кёльн вошёл в состав Пруссии церковь была превращена в гарнизонную евангелическую церковь. Только в 1922 году церковь вновь была возвращена католической общине.
В ходе второй мировой войны во время бомбардировки Кёльна британской авиацией в июле 1942 года в здание церкви попала зажигательная бомба, возник пожар, в котором полностью погиб церковный интерьер, сохранились только стены и западный фасад.
В 1945 году стазу после окончания войны кардинал Йозеф Фрингс и бургомистр Кёльна Конрад Аденауэр возобновили монастырь сестёр-кармелиток. В 1948 году церковь Пресвятой Девы Марии за городской стеной была переосвящена, в 1957 году впервые после окончания войны зазвонили церковные колокола. В 1964 году восстановление церкви было завершено и она приобрела тот вид, который имела в 1716 году.
Напишите отзыв о статье "Церковь Пресвятой Девы Марии за городской стеной"
Литература
- Adam Wrede: Neuer Kölnischer Sprachschatz. 3 Bände A — Z, Greven Verlag, Köln, 9. Auflage 1984, ISBN 3-7743-0155-7 (нем.)
- Die Chronik Kölns, Chronik Verlag, Dortmund 1991, ISBN 3-611-00193-7 (нем.)
- H. Schnell: St. Maria vom Frieden, Köln. Kunstführer Nr. 2601. Verlag Schnell & Steiner GmbH, Regensburg 2005 ISBN 3-7954-6567-2 / Und Band 29 der Reihe Kunstführer, Große Ausgabe im gleichen Verlag 1958 erschienen (нем.)
- Manfred Becker-Huberti, Günter A. Menne: Kölner Kirchen, die Kirchen der katholischen und evangelischen Gemeinden in Köln. J. P. Bachem Verlag, Köln 2004, ISBN 3-7616-1731-3 (нем.)
Примечания
- ↑ Adam Wrede, Seite 125, Band I., Hof zum Dau, des «her Melchior von Mulhem, rentmeister»
- ↑ Kunstführer Nr. 2601, Seite 7, sowie Band 29 der Reihe «Kunstführer, Große Ausgabe», Seite 4
Отрывок, характеризующий Церковь Пресвятой Девы Марии за городской стеной
– Вы очень добры, – сказала она ему.– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.
Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
