Церковь Святого Лаврентия (Ушачи)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Католический храм
Церковь Святого Лаврентия
Касцёл Святога Лаўрэнція
Страна Белоруссия
Городской посёлок Ушачи
Конфессия Католицизм
Епархия Витебский диоцез 
Архитектурный стиль неоготика
Строительство 19081913 годы
Состояние действует
Координаты: 55°10′39″ с. ш. 28°36′44″ в. д. / 55.17750° с. ш. 28.61222° в. д. / 55.17750; 28.61222 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.17750&mlon=28.61222&zoom=17 (O)] (Я)

Церковь Святого Лаврентия (белор. Касцёл Святога Лаўрэнція) — католический храм в городском посёлке Ушачи, Витебская область, Белоруссия. Относится к Лепельскому деканату Витебского диоцеза. Памятник архитектуры в стиле неоготика. Строился в 1908—1913 годах[1].





История

В 1716 году Иероним Жаба из рода Жабов основал здесь доминиканский монастырь, при котором был выстроен костёл святого Лаврентия. С 1793 года в Ушачах существует самостоятельный приход, доминиканцы содержат школу и больницу посёлка[2].

В 1758 году Ушачи получили магдебургское право и герб, на котором был изображён святой Лаврентий, который с этого времени стал считаться покровителем не только католического храма, но и всего посёлка. После подавления Польского восстания 1830 года монастырь в Ушачах, как и многие другие монастыри на территории современной Белоруссии, был закрыт; церковь св. Лаврентия стала обычной приходской. После Январского восстания 1863 года был ликвидирован и приход, а церковь передали православным[2].

В 1905 году поле выхода в свет императорского «Манифеста об укреплении начал веротерпимости» католикам Ушачей удалось получить разрешение на воссоздание прихода и строительство нового храма. Храм был построен в 1908—1913 годах в неоготическом стиле. В 1932 году закрыт[1].

В 1994 году католический приход св. Лаврентия был возрождён, в 2001 году Церкви было возвращено здание храма и начаты реставрационные работы, продолжавшиеся три года. 24 октября 2004 года епископ Владислав Блин торжественно освятил отреставрированную церковь[2].

Архитектура

Храм св. Лаврентия выстроен в неоготическом стиле. Храм однонефный, без трансепта, с трёхгранной апсидой, прямоугольный в плане. Ранее главный фасад был украшен двумя боковыми колокольнями, они не сохранились и не были восстановлены, сейчас над главным фасадом расположена центральная невысокая башня-звонница, увенчанная крестом. Готические черты зданию придают высокие стрельчатые оконные проемы и ступенчатые контрфорсы. В храме хранится почитаемая икона Пресвятой Девы Марии в серебряном окладе[1].

Напишите отзыв о статье "Церковь Святого Лаврентия (Ушачи)"

Литература

  • А. М. Кулагiн. Каталiцкiя храмы Беларусi. — Мiнск: 2008. ISBN 978-985-11-0395-5

Примечания

  1. 1 2 3 [radzima.org/be/object/5282.html А. М. Кулагін. Каталіцкія храмы на Беларусі. Мінск, Беларуская Энцыклапедыя, 2000]
  2. 1 2 3 [catholic.by/2/belarus/dioceses/vitebsk/101057.html Ушачы — парафія святога Лаўрэнція]

Ссылки

  • [catholic.by/2/belarus/dioceses/vitebsk/101057.html Храм на сайте Католической церкви в Белоруссии]
  • [globus.tut.by/ushachi/index.htm#kostel Сайт globus.tut.by]
  • [radzima.org/be/object/5282.html radzima.org]

Отрывок, характеризующий Церковь Святого Лаврентия (Ушачи)

Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.