Церковь Святого Луки (Мюнхен)
Координаты: 48°08′06″ с. ш. 11°35′14″ в. д. / 48.13500° с. ш. 11.58722° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=48.13500&mlon=11.58722&zoom=14 (O)] (Я)
Церковь Святого Луки (нем. Lukaskirche) — крупнейшая протестантская церковь Мюнхена. Храм относится к Евангелическо-лютеранской церкви Баварии. Расположен на берегу Изара.
Здание было построено в 1893-1896 гг по проекту архитектора Альберта Шмидта и освящено в честь Святого Луки. Проект имеет преимущественно романские черты, внутри же преобладают элементы рейнской готики[1]. На момент постройки это была третья лютеранская церковь города после церквей Святого Матфея, освящённой в 1833 году, и Святого Марка, построенной в 1877 году. Восточный фасад имеет две башни, в западной части — купол высотой почти 64 м.
Храм Святого Луки — единственная хорошо сохранившаяся протестантская церковь в исторической части Мюнхена. Хотя церковь в городе называют Der Dom Der Münchner Protestanten (Собор Мюнхенских протестантов), она не является кафедрой епископа. В храме имеется орган 1932 года[2].
Напишите отзыв о статье "Церковь Святого Луки (Мюнхен)"
Примечания
Ссылки
- [www.sanktlukas.de/ Официальный сайт]
|
Это заготовка статьи о христианском церковном здании. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Церковь Святого Луки (Мюнхен)
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
