Церковь Святой Варвары (Веве)

Православная церковь
Церковь Святой Варвары Église Sainte-Barbara
Вид на храм с востока
Страна	Швейцария
Город	Веве, rue des Communaux, 12
Конфессия	православие
Епархия	Западно-Европейская епархия РПЦЗ
Тип здания	Церковь
Архитектурный стиль	псевдорусский
Автор проекта	И. А. Монигетти
Строитель	Ж.-С. Кезер-Доре
Основатель	П. П. Шувалов
Первое упоминание	1871 год
Строительство	1874—1878 годы годы
Статус	охраняется государством
Состояние	действующий

Це́рковь свято́й великому́ченицы Варва́ры (фр. Église Sainte-Barbara) — православная церковь в Веве.

Храм находится в юрисдикции Западно-Европейской епархии Русской православной церкви заграницей. Настоятелем храма в 1978—2009 годах был епископ Амвросий (Кантакузен).

История

Первая церковь

В XIX веке Веве был среди русской аристократии популярным курортом, где живали, среди прочих, П. А. Вяземский и Ф. М. Достоевский. Желание построить храм в этой местности возникло у приезжавших из России ещё в середине XIX века. 9 (21) декабря 1870 года князья В. Гагарин, А. Трубецкой, В. М. Голицын, граф П. А. Шувалов, А. Бибиков и А. Юревич обратились с просьбой установить в дипломатическом представительстве в Веве старую походную церковь.

С целью покрытия расходов на передачу и установку старой церкви и для обеспечения духовенства русские стали собирать средства. 29 декабря 1870 (10 января 1871) митрополит Исидор (Никольский) разрешил перенос храма, который состоялся 22 мая (3 июня) 1871 года. Богослужения совершались в зимний период. Храм находился в одном из залов гостиницы «l’Angleterre»; 1 (13) ноября 1874 года церковь была перенесена в дом Гунтерт (rue du Simplon).

Современный храм

20 сентября (2 октября) 1872 года при родах скончалась Варвара Петровна Орлова (жена генерала Давида Орлова) вместе с новорождённой дочерью Марией. В память о покойной её отец — граф Пётр Павлович Шувалов — решил построить церковь.

В 1873 году граф попросил разрешение на строительство церкви в Веве за свой счёт. Для храма он передал землю, которой он владел, и иконостас с утварью семейной часовни, находившейся первоначально в Палермо, а затем Париже. При этом строительство православного храма было признано важным для противодействия протестантской и католической пропаганде.

5 (17) мая 1873 год было разрешено строить храм с условием, что он будет приписан к Женевской церкви, при этом проведение богослужений в храме не скажется на выполнении настоятелем основных обязанностей.

Проект храма был подготовлен в 1874 году архитектором И. А. Монигетти. В том же году произошла закладка храма. За строительными работами наблюдал техник Жан-Самуэль Кезер-Доре (фр. Jean-Samuel Késer-Doret).

Церковь Святой Варвары была освящена 1 (13) октября 1878 года.

Храм был приписан к Женевской церкви. Богослужения совершались 15 раз в год, преимущественно в будние дни. В 1879 году церковь была принята в ведение Министерства иностранных дел.

В первые годы существования церкви в Веве был отмечен целый ряд конфликтов между протоиереем женевского храма Афанасием Петровым с одной стороны, и старостой храма князем Андреем Трубецким, поддерживаемым российским дипломатом в Берне, с другой стороны. Конфликт был связан с вопросом об управлении церковью и проявлялся в сложной переписке между различными сторонами с взаимными обвинениями, при участии Святейшего Синода и Министерства иностранных дел.

В этот период радикально изменился политико-социальный состав россиян, приезжающих на берег Женевского озера: здесь проживали, как правило, революционно настроенные иммигранты. Количество прихожан храма резко снизилось.

В конце 1880 года храм был закрыт на непродолжительное время, вскоре 20 января (1 февраля) 1881 года скончался староста храма князь П. Трубецкой.

Впоследствии храм оставался приписным к храму в Женеве. Во второй четверти XX века церковь перешла в юрисдикцию Русской православной церкви за границей.

В 2005 году была проведена реставрация храма.

29 декабря 2008 года в церкви состоялось Чрезвычайное епархиальное Собрание Западно-Европейской епархии, на котором были избраны делегаты на Поместный собор Русской православной церкви.

Архитектура, убранство

Храм каменный, однокупольный. Построен в северо-русском стиле XVII века

Здание церкви состоит из двух кубов: большого с окнами, резными столбиками и арками; меньшего, увенчанного кокошниками, служащими основанием барабана. Барабан обрамлён столбиками, между которым застеклённые пролёты.

С улицы к паперти ведет крытый ход с каменными воротами.

Здание храма окружено садом и каменной стеной.

В церкви находится много старинных икон.

Ссылки

• [sobory.ru/article/index.html?object=01499 Народный каталог православной архитектуры]
• [orthodoxie.ch/doc/histoire/Vevey_gr.htm#_ednref7 Grézine Ivan. Les origines de l’Eglise orthodoxe russe de Vevey]

Отрывок, характеризующий Церковь Святой Варвары (Веве)

Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.


Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.