Церковь Пресвятой Девы Марии в Люскирхене

Церковь
Церковь Пресвятой Девы Марии в Люскирхене нем. St. Maria in Lyskirchen
Вид с юго-восточной стороны
Страна	Германия
Город	Кёльн
Конфессия	Римо-католическая церковь
Епархия	Архиепархия Кёльна
Архитектурный стиль	Романский
Строительство	1190—1220 годы
Статус	Действующая
Сайт	[marx-koeln.jimdo.com/ Официальный сайт]

Церковь Пресвятой Девы Марии в Люскирхене (нем. St. Maria in Lyskirchen) — католическая церковь в городе Кёльн в южной части старого города (de: Köln-Altstadt-Süd) (федеральная земля Северный Рейн-Вестфалия). Церковь расположена на Рейнской набережной Am Leystapel.
Церковь Святой Марии в Люскирхене является самой маленькой среди романских базилик Кёльна. Уникальность этой церкви состоит в том, что она является единственной церковью в Кёльне, в которой сохранились оригинальные фрески XIII века, которые были почти полностью восстановлены в 1879—1881 годах.

История

Местность, в которой стоит церковь, получила своё название по имени римского патриция Люсольфуса, которому эта местность либо принадлежала, либо он был донатор, на чьи средства была сооружена первая церковь. Так или иначе, но первое упоминание о церкви в Люскирхене относится только к 948 году. Следующий раз церковь упоминается в документах кёльнского архиепископа Анно II в 1067 году, где сообщается что церковь в Люскирхене передаётся в ведение монастыря Святого Георгия.
Нынешняя романская базилика была построена между 1190 и 1220 годами. В 1250 году своды церкви расписываются фресками. В 1520—1530 годах церковь перестраивается в готическом стиле, при этом все романские окна заменяются на ажурные готические. В 1663—1665 годах был сооружён барочный алтарь.
Во время наводнения 1784 года церковное здание было частично разрушено. Восстановительные работы закончились год спустя, тогда же был сооружён новый алтарь. В 1811 году засыпается крипта и церковь получает новый более высокий пол.
В 1860—1865 годах были проведены обширные ремонтные работы, в ходе которых был установлен новый главный алтарь (по проекту Финцинца Штаца), сделаны новые оконные росписи, заменены алтари в капеллах хора. В 1868—1876 годах были убраны барочные элементы церкви, что позволило ей обрести свой исконный романский облик. В 1879 году были обнаружены оригинальные фрески свода XIII века. После проведения работ по их освобождению, которые продолжались 3 года, церковь обрела свой почти первоначальный вид. В 1918 году была освобождена церковная крипта. В 1934 году в церкви были проведены реставрационные работы.
В годы второй мировой войны во время бомбардировок Кёльна силами британской авиации церковь Святой Марии в Люскирхене также пострадала, но не настолько сильно как большинство других сооружений в Кёльне. Послевоенная реставрация началась в 1947 году и продолжалась 15 лет. В 1972—1977 годах была проведена капитальная реставрация фресок, а в 1982—1989 годах были отреставрированы наружные фасады церкви, при этом церкви был возвращён её исторический розовый цвет, из-за которого её часто называют Розовой церковью.

Литература

• Sabine Czymmek, Die Kölner romanischen Kirchen, Schatzkunst, Bd. 2, Köln 2009 (Colonia Romanica, Jahrbuch des Fördervereins Romanische Kirchen Köln e. V., Band XXIII, 2008), S. 61-101, ISBN 978-3-7743-0422-2 (нем.)

Ссылки

• [www.romanische-kirchen-koeln.de/index.php?id=32 Страница церкви Святой Марии в Люскирхене на сайте «Романские церкви Кёльна»] (нем.)
• [en.structurae.de/structures/data/index.cfm?id=s0026034 Страница церкви Святой Марии в Люскирхене на] [en.structurae.de International Database and Gallery of Structures] (англ.)
• [www.koeln-altstadt.de/kultur/romanischekirchen/stmarialyskirchen/index.html Страница церкви Святой Марии в Люскирхене на сайте «Старый город Кёльна»] (нем.)

Отрывок, характеризующий Церковь Пресвятой Девы Марии в Люскирхене

– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.