Церковь Симеона Столпника на Поварской

Православный храм
Церковь Симеона Столпника на Поварской Церковь Симеона Столпника (Введения во храм Пресвятой Богородицы)
Страна	Россия
Москва	Москва, Поварская ул.,5.
Конфессия	Православие
Епархия	Московская епархия
Благочиние	Центральное
Строительство	1676—1679 годы
Статус	Объект культурного наследия РФ № 7710596000
Состояние	Действующая церковь
Сайт	[www.st-simeon.ru Официальный сайт]

 памятник архитектуры (федеральный)

Це́рковь Симео́на Сто́лпника на Поварско́й — православный храм Центрального благочиния Московской городской епархии на Поварской улице (на Новом Арбате в городе Москве), построенная в 1676—1679 годах по указу царя Фёдора Алексеевича в стиле русского узорочья.

История

Деревянная церковь стояла на этом месте уже в 1625 году. По одной из версий, она была освящена ко дню венчания на царство Бориса Годунова, так как этот день пришелся на праздник Симеона Столпника.

Каменная церковь была построена в 1676 году по указу царя Фёдора Алексеевича (по другим версиям — в 1679 г.) в стиле русского узорочья, с пятью главами, трапезной, колокольней и двумя приделами, каждый с отдельной апсидой и главкой. Главный престол храма — Введенский, а приделы — во имя Симеона Столпника и Николая Чудотворца, последний в 1759 году был переосвящён во имя Димитрия Ростовского.

В стенах здания сохранились белокаменные надгробные плиты XVII—XVIII вв.

На церковном участке стоял деревянный дом, в котором в 1819 — середине 1820-х гг. жил актёр П. С. Мочалов.

После революции церковь была закрыта и в 1930 году фактически отдана на слом. Чудом уцелев, полуразрушенная, она дожила до строительства трассы Калининского проспекта, и её собирались снести чтобы она не вносила архитектурный диссонанс с возводимыми высотными зданиями, но усилиями общественности её удалось отстоять. В. А. Десятников в своей книге писал:

То, что этот памятник украшает ныне проспект, заслуга вовсе не бывшего главного архитектора Москвы и автора проспекта М. В. Посохина. Сохранил её для Москвы Л. И. Антропов. Когда мощный экскаватор прибыл, чтобы развалить обезображенное перестройками древнее сооружение, Леонид Иванович залез в ковш экскаватора и не дал возможности работать до тех пор, пока Г. В. Алферова и П. Д. Барановский не принесли приказ из Министерства культуры СССР о постановке памятника на государственную охрану

К 1966 году здание почти совсем разрушилось. В 1966—1968 годах прошла его масштабная реставрация, в результате которой была восстановлена изначальная форма кровли, появились даже кресты, которые почти сразу по распоряжению высшего начальства были срезаны; разобраны искажавшие вид здания пристройки и поздние элементы, снят культурный слой до уровня XVII века и сделана вымостка участка вокруг церкви. В первоначальном виде были восстановлены сводчатые перекрытия трапезной, два яруса кокошников и основной объём храма, первоначальные формы оконных и дверных проёмов и их декоративное обрамление.

В 1968 году здание храма отдали Всероссийскому обществу охраны природы, и в нём разместился выставочный зал мелких животных и птиц: морских свинок, белых крыс, попугайчиков, канареек и т. д. Вскоре небольшое здание насквозь пропиталось навозным запахом. Интерьеры храма были окончательно уничтожены. В 1990-х годах в храме устраивались выставки живописи и народного искусства.

В фильме «Иван Васильевич меняет профессию» в эпизоде, где автомобили милиции и скорой помощи едут на вызов, эта церковь дважды попала в кадр, а один раз её изображение было наложено на видео. Обращает внимание надпись «Выставка» крупным шрифтом на щите перед зданием церкви.

В 1990 году на главы храма снова водрузили кресты (по распоряжению зам. председателя Мосгорисполкома Матросова). В 1992 году церковь Симеона Столпника была вновь передана церкви и заново расписана молодыми художниками. Оказалось, что от прежнего убранства уцелела храмовая икона преподобного Симеона Столпника, сохранявшаяся у прихожан.

Церковь с аналогичным названием Симеона Столпника находится в селе Развилье Борского района Нижегородской области.

Известные венчания в церкви

Храм был популярен среди московской интеллигенции как место венчания. 6 ноября 1801 года тут состоялось тайное венчание графа Николая Петровича Шереметева и актрисы Прасковьи Ивановны Жемчуговой-Ковалёвой. Венчание проводилось в Москве — подальше от чопорного великосветского Петербурга, но все равно наделало немало шума в высшем свете. Дочь крепостного кузнеца Ковалёва, Параша с 7 лет была взята в шереметьевскую усадьбу Кусково для обучения театральному мастерству. Уроки пения ей давала знаменитая Елизавета Сандунова, жена прославленного комика Силы Сандунова, впоследствии владельца главной из московских бань. Драматическому искусству будущую графиню учила артистка театра Медокса М. С. Синявская. Последний раз Жемчугова сыграла в спектакле «Самнитские браки» в театре подмосковной усадьбы Останкино в 1797 году. Её оперный талант была настолько велик, что говорили, что она могла бы занять одно из первых мест среди прославленных певиц Европы. Владелец крепостного театра граф Николай Петрович Шереметев страстно влюбился в актрису.

Здесь же в 1816 году венчались писатель Сергей Тимофеевич Аксаков и Ольга Семеновна Заплатина, дочь суворовского генерала Заплатина и пленной турчанки, красавицы Игель-Сюм. В декабре 1918 года тут венчалась будущая жена Михаила Булгакова, Елена Сергеевна Нюренберг, со своим первым мужем — Юрием Мамонтовичем Неёловым, сыном артиста Мамонта Дальского и адъютантом командующего 16-й армией РККА. А ещё через два года она разошлась с Неёловым и вышла замуж за самого командующего — Евгения Александровича Шиловского (прототип мужа Маргариты из знаменитого романа Булгакова).

1 августа 2005 года в церкви венчались Николай Караченцов и его супруга Людмила Поргина. Таинство состоялось в 30-ю годовщину их свадьбы. Место венчания также было выбрано не случайно. Некоторые эпизоды фильма «Счастье ты моё», в котором Николай Петрович снимался незадолго до аварии, проходили в церкви Симеона Столпника. В этом же храме крестили и его внучку Янину.

Известные прихожане церкви

Прихожанином церкви Симеона Столпника на Поварской в последние годы жизни был Н. В. Гоголь, живший тогда в доме Толстых на Никитском бульваре. Священник церкви отец Алексий (Соколов), бывший около двадцати лет настоятелем храма, причащал умирающего писателя в феврале 1852 года на дому. Перед смертью он произнес свои последние знаменитые слова: «Лестницу! Скорее подавайте лестницу!»

Ссылки

• [www.pravoslavie.ru/jurnal/culture/svmos-simeon.htm Интернет-журнал Сретенского монастыря]
• [www.hramy.ru/regions/r77/cao/arbat/simpov.htm Описание храма на сайте «Храмы России»]

Отрывок, характеризующий Церковь Симеона Столпника на Поварской

– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.