Церковь и время

Церковь и время
Специализация:	научно-богословский и церковно-общественный журнал
Язык:	русский
Главный редактор:	митрополит Волоколамский Иларион (Алфеев)
Страна:	Россия Россия
История издания:	1991-1992, с 1998
Объём:	250 стр.

Це́рковь и вре́мя — российский «научно-богословский и церковно-общественный журнал», издаваемый Отделом внешних церковных связей Московского Патриархата.

История

13 июня 1991 года журнал был зарегистрирован Министерством печати и массовой информации РСФСР и по мысли его создателей должен был стать ежеквартальником Отдела внешних церковных сношений Московского Патриархата. Председателем редакционной комиссии председатель отдела митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (Гундяев). Каждодневным руководителем работы редакции стал Евгений Алексеевич Карманов, имевший опыт редакторской работы.

В первом номере, вышедшем в октябре тот же года тиражом 4500 экземпляров, говорилось, что в журнале будут помещаться «статьи, написанные сотрудниками Отдела, отечественными и зарубежными богословами, официальные церковные документы, а также опубликованные в малодоступных ныне изданиях статьи, представляющие интерес, для современного читателя. Журнал мыслится как богословский, церковно-исторический, философский и церковно-общественный (отношение Церкви к современным вопросам общества) печатный орган, адресованный как членам Церкви, так и тем, кто не равнодушен к церковной тематике».

В сентябре 1992 года вышел третий номер журнала, после чего издание было приостановлено. Отчасти это было связано с болезнью его редактора Евгения Карманова, отчасти с экономическими трудностями начала 1990-х годов. В некрологе Евгения Карманова, опубликованном в альманахе «Альфа и Омега» отмечалось: «Каково же было разочарование редактора журнала, когда его труд оказался по сути невостребованным: он не встретил того внимания, которого безусловно был достоин. Здоровье Евгения Алексеевича, и без того подорванное, сдало, разразилась тяжелая болезнь».

В 1998 году иеромонах Иларион (Алфеев) возродил журнал. Именно при его деятельном участии «Церковь и время» приобрёл современный вид и занял место среди «толстых» научных журналов. В журнале регулярно публиковались статьи ведущих богословов Русской Православной Церкви — иерархов, клириков и мирян; видных общественных деятелей; учёных-специалистов в области библеистики, патристики, церковной истории. Журнал распространялся по подписке агентством «Роспечать», а также через сеть церковной книжной торговли.

10 октября 2001 года в Отделе внешних церковных связей Московского Патриархата состоялся торжественный акт, посвященный десятилетнему юбилею издаваемого Отделом журнала «Церковь и время».

В 2010 года на официальном интернет-сайте Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата открыта страница с материалами журнала «Церковь и время» (mospat.ru/ru/zhurnal-cerkov-i-vremya/), при этом публикация онлайн-версии очередных номеров журнала намеренно осуществлялась с отставанием на два номера

Отрывок, характеризующий Церковь и время

Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.


Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.