Цфат

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Цефат»)
Перейти к: навигация, поиск
Город
Цфат
צפָת
Герб
Страна
Израиль
Округ
Северный
Координаты
Мэр
Илан Шохат
Первое упоминание
73 год н
Площадь
29 км²
Высота над уровнем моря
900‏ м
Население
30 100 человек (2010)
Национальный состав
евреи (85,8%), остальные (14,2%)
Конфессиональный состав
Часовой пояс
Почтовые индексы
131ХХ
Аудио, фото и видео на Викискладе

Цфат (ивр. ‏צפָת‏‎; араб. صفد‎ — Ṣafad, в русской традиции — Сафед) — город на севере Израиля, один из четырёх священных городов для евреев, наряду с Иерусалимом, Тверией и Хевроном.

Находится на высоте 900 м над уровнем моря, на вершине одной из гор Верхней Галилеи. Расстояние до Хайфы — 75 км, до Тель-Авива — примерно 160 км, до Иерусалима — около 200 км. С высоты, на которой находится город, открывается удивительно красивый вид, причём на юго-востоке можно наблюдать Тивериадское озеро, на западе — Средиземное море и на севере — покрытую снегами вершину Хермон.

После массового изгнания евреев из Испании в 1492 году и вынужденного выезда из Португалии во избежание вынужденного принятия христианства сюда переселилась целая плеяда известнейших раввинов-мистиков, бежавших от преследования инквизиции. Среди них были каббалисты Моше Кордоверо, написавший в Цфате книги, посвященные скрытым сторонам Торы; раби Иосиф Каро, создавший фундаментальный свод еврейских законов «Шулхан арух»; композитор шаббатного гимна «Леха Доди» Шломо Галеви Алкабец. В конце 1569 или в начале 1570 года в Цфат прибыл Ицхак Лурия. Приток сефардских евреев на протяжении XV—XVI веков, достигший своего пика в период правления султанов Сулеймана I и Селима II, превратил Цфат в глобальный центр еврейского образования и региональный центр торговли[1][2]. В XVI—XVII веках Цфат обрёл славу как центр Каббалы, или еврейского мистицизма[1].

Около Цфата находятся многочисленные могилы еврейских мудрецов прошлых времён. Одна из самых известных — могила Рашби, — раби Шимона бар Йохая и его сына. В годовщину его смерти — Лаг ба-Омер — в 33 день после первого дня Песаха на его могилу со своими чаяниями приходят сотни тысяч людей. Другая могила — раби Йонатана бен Узиэля находится в месте, называемом «Амука».





История города

До османского периода

Согласно Книге Судей, область, в которой расположен Цфат, была отведена колену Неффалимову.[3] Легенда гласит, что Цфат был основан сыном Ноя после Всемирного потопа.[4]

Цфат отождествляют с Сепфом, укреплённым еврейским городом в Верхней Галилее, который упоминается в трудах римско-еврейского историка Иосифа (Wars 2:573).[5]

В Иерусалимском Талмуде Цфат упомянут, как одно из пяти возвышенных мест, на которых разжигались костры для оповещения о новолунии и праздниках во времена Второго Храма.[6] Он входил в число городов-крепостей, где закрепились повстанцы-зелоты.

Город фигурирует в еврейских источниках позднего средневековья.[4] В 12 в. Цфат был укреплённым городом в Иерусалимском королевстве крестоносцев, известным под названием Сафет.[4] В 1102 году рыцари Ордена госпитальеров, стремясь поставить под свой контроль стратегическую высоту, построили здесь большую крепость с двойной стеной, высота которой доходила до 28 метров, причем на наружной стене имеется 7 башен. Вокруг этой крепости и стал развиваться город. Биньямин из Туделы, посетивший город в то время, не упоминает ни об одном еврее, который бы жил в нём.[7] В 1266 году мамлюкский султан Бейбарс I отвоевал Сафет у крестоносцев и превратил его в мусульманский центр. В 1240 г. Теобальд Наваррский, во время своего крестового похода в Святую землю, вёл переговоры с мусульманскими Айюбидами Дамаска и Египта и заключил договор с первыми против последних, согласно которому Иерусалимское королевство вновь получало сам Иерусалим плюс Вифлеем, Назарет и большую часть области Галилея со множеством крепостей Тамплиеров — таких, как Сафет.[8]

В 1260 г. Бейбарс I объявил договор недействительным из-за того, что христиане осуществляют совместные с Монгольской империей действия против мусульман, и предпринял серию атак на крепости, расположенные в этом регионе — в том числе на Сафет. В 1266 г. он истребил христианское тамплиерское население и превратил город в мусульманский, под названием Сафед или Сафат. Самуил бен Самсон, посетивший город в 13 в., упоминает о существовании там еврейской общины численностью как минимум пятьдесят человек.[9] Согласно ад-Димашки (умершему в Сафеде в 1327 г.), который писал около 1300 г., Бейбарс, сравняв с землёй старую крепость, построил "круглую башню и назвал её Куллах… Башня построена в три этажа. Она обеспечена провизией, и залами, и военными складами. Под этим местом имеется цистерна для дождевой воды, которой хватает, чтобы снабжать гарнизон крепости от конца года и до конца года ".[10] Согласно Абу-ль-Фида, Сафед был «городом средних размеров. В нём имеется очень надёжно построенная крепость, которая доминирует над озером Табарийя. Имеются подземные водные русла, приносящие питьевую воду к крепостным воротам… Его пригороды охватывают три холма… С тех пор как Аль Малик Ад Дахир завоевал эту местность у франков, она превращена в центральную стоянку для войск, охраняющих все прибрежные города этой области.»[11]

В средние века был основан курдский квартал, существовавший вплоть до 19 в.[12]

Османский период

При османском правлении Цфат был столицей одноименного санджака, охватывавшего большую часть Галилеи и простиравшегося до Средиземноморского побережья. Этот санджак был частью эялета Дамаска вплоть до 1660 г., когда он был объединён с санджаком Сидон в отдельный эялет, столицей которого Цфат в течение короткого периода времени являлся. Наконец, с середины 19 в. он был частью вилайета Сидона. Ортодоксальные суннитские суды выносили в Цфате решения по делам из 'Акбары, Эйн аль-Зейтун и столь удалённых мест, как Междель Ислим.[12]

В переходный период от египетского к османо-турецкому правлению в 1517 г. местная еврейская община подвергалась жестоким нападениям, убийствам и грабежам, по мере того как отодвинутые в сторону местные шейхи предпринимали попытки восстановить свой контроль после лишения их власти прибывающими турками. Во время позднего мамлюкского периода, с 1525-6 гг., население Цфата состояло из 633 мусульманских семей, 40 мусульман-холостяков, 26 религиозных мусульман, 9 мусульман-инвалидов, 232 еврейских семей и 60 солдатских семей.[13] В 1553-4 гг. население состояло из 1,121 мусульманских домохозяйств, 222 холостых мусульман, 54 мусульманских религиозных лидеров, 716 еврейских домохозяйств, 56 холостых евреев и 9 инвалидов.[14]

В 1577 г. Элиезером Ашкенази и его сыном Исааком из Праги в Цфате был установлен ивритский печатный станок.[6] Это был первый печатный станок во всей Османской империи.[15] В 1584 г. в городе было зарегистрировано 32 синагоги.[16]

Экономический спад, начавшийся после 1560 г., и декреты об изгнаниях к 1583 г. опустошили еврейскую общину. Местные арабы напали на оставшихся, а две эпидемии в 1589 и 1594 гг. нанесли ещё больший урон еврейскому присутствию.[17]

На протяжении 17 в. еврейские поселения Галилеи претерпели экономический и демографический спад, и Цфат не стал исключением. Около 1625 г. Кварезми говорил о том, что город населен «в основном евреями, у которых были свои синагоги и школы, и для чьего жизнеобеспечения евреями других частей мира вносились пожертвования.»[18] В 1628 г. город попал под власть друзов, а пятью годами позже был вновь взят османами. В 1660 г. во время смуты, последовавшей за смертью Мулхима Ма’ана, друзы разрушили Цфат и Тверию, и лишь несколько из бывших жителей-евреев вернулись в Цфат к 1662 г. Поскольку близлежащая Тверия оставалась заброшенной в течение нескольких десятилетий, Цфат обрёл ключевую позицию среди еврейских сообществ Галилеи. Говорят, что в 1665 г. в городе появилось движение Шабтая Цви.

В 1742 г. вспышка чумы выкосила население, а ближневосточное землетрясение 1759 г. оставило город в руинах, уничтожив 200 из его жителей[19] Приток русских евреев в 1776 и 1781 гг., и литовских евреев из перушим в 1809 и 1810 гг., вновь вдохнули жизнь в сообщество.[20]

В 1812 г. ещё одна эпидемия чумы уничтожила 80 % еврейского населения, а в 1819 г. оставшиеся еврейские жители были захвачены губернатором Акры Абдуллой Пашой ради выкупа. В течение периода египетского господства город пережил резкий спад, причём еврейскому сообществу был нанесён особенно сильный удар. Во время великого цфатского погрома 1834 г. большая часть еврейского квартала была разрушена взбунтовавшимися арабами, которые грабили город на протяжении многих недель.

В 1837 г. в Цфате было около 4,000 евреев.[21] Галилейское землетрясение 1837 г. было особенно катастрофичным для еврейского населения, поскольку еврейский квартал был расположен на склоне холма. Погибло около половины всей его численности.[21] 1507 из 2158 погибших жителей были оттоманскими подданными. Южный, мусульманский сектор города подвергся гораздо меньшему разрушению.[22]

В 1838 г. друзские повстанцы грабили город на протяжении трёх дней, убив многих из евреев.

В 1840 г. оттоманское правление было восстановлено. В 1847 г. на Цфат снова обрушилась чума. Во второй половине 19 в. еврейское население возросло благодаря иммиграции из Персии, Марокко и Алжира. Моше Монтефиоре семь раз посетил Цфат и финансировал восстановление большой части города. Однако почти все памятники древности Цфата были разрушены землетрясениями.

Большой политической силой в Цфате являлась семья Каддура. В конце оттоманского правления эта семья владела 50000 дунамами. Эта собственность включала в себя восемь деревень вокруг Цфата.[23]

Британский мандат

Цфат был центром субрегиона Сафад.

В период британского мандата в Палестине Цфат оставался смешанным городом, и этническая напряжённость между евреями и арабами в течение 1920-х г.г. росла. Когда разразились палестинские бунты 1929 г., Цфат и Хеврон стали крупными точками столкновений. Во время погрома 29 августа 1929 года местными арабами были убиты от 18 до 21 еврея, в том числе женщины и дети, до 80 — были ранены. 200 домов на главной еврейской улице в городе были разграблены и подожжены.[24]

Во время арабского восстания в 1936—1939 гг. Хагана и силы самообороны, созданные еврейскими жителями города, сумели защитить около 2000 евреев Цфата, но не всех. 13 августа 1936 года арабы сумели проникнуть в дом на улице Унгер в старом еврейском квартале, где вся семья собралась за ужином, и учинить там резню. Они убили 36-летнего Алтера, переписчика Торы, и его детей: 9-летнюю Яффу, 7-летнюю Хаву и 6-летнего Авраама[25].

В своей книге «История Цфата» Натан Шор приводит воспоминания свидетелей, которые собрались на месте преступления:[25]

  • «На полу лежал человек. Половина его головы отсутствовала, видна была только борода, часть носа и правый глаз… Тело лежало в луже крови… В соседней комнате среди блюд и посуды лежали три окровавленных детских трупа. Глаза двоих были ещё открыты. Пожилая женщина, их бабушка, в отчаянии металась из комнаты в комнату… Раненная мать в полусознательном состоянии переходила от одного ребёнка к другому. Она не кричала и не плакала, а только повторяла на идише: „Почему они, а не я?“ Одна её рука была в крови, а оторванный палец болтался на клочке кожи».

Согласно Плану Организации Объединённых Наций по разделу Палестины Цфат был включён в ту часть Палестины, которая отводилась предложенному планом еврейскому государству.[26]

К началу арабо-израильской войны 1947-49 гг. город был местом жительства около 1 700 евреев, главным образом религиозных и престарелых, а также примерно 12 000 арабов.[4] В феврале 1948 г. арабы-мусульмане атаковали еврейский автобус, пытавшийся добраться до Цфата, а еврейский квартал города подвергся осаде мусульманами. Находившиеся там британские войска не вмешались. Согласно Мартину Гильберту, запасы продовольствия стали заканчиваться. «Даже воды и муки отчаянно не хватало. Каждый день атаковавшие арабы продвигались ближе к сердцу еврейского квартала, систематически взрывая еврейские дома по мере своего наступления на центральную часть.»[27]

16 апреля — в тот же день, когда британские войска эвакуировались из Цфата — 200 местных арабских милиционеров, при поддержке более 200 солдат арабской освободительной армии, попытались захватить еврейский квартал города. Они были отбиты еврейским гарнизоном, состоявшим из около 200 бойцов Хаганы, — мужчин и женщин, — усиленных взводом Пальмаха.[28]

Арабская освободительная армия планировала захват всего города 10 мая, а в преддверии этого события разместила артиллерийские орудия на холме, прилегающем к еврейскому кварталу, и приступила к его обстрелу.[29] 6 мая произошла наземная атака Пальмаха на арабскую часть Цфата, являвшаяся частью операции Йифтах. Первым этапом плана Пальмаха по захвату Цфата было обеспечение коридора через горы посредством занятия арабской деревни Бирья.[30] Третьему батальону не удалось захватить главную цель — «цитадель», однако он в достаточной мере «напугал» арабское население, чтобы побудить к дальнейшему бегству, равно как к экстренным призывам о внешней помощи и попытке добиться перемирия.[31]

Генеральный секретарь Арабской Лиги Абдул Рахман Хассан Аззам утверждал, что целью Плана Далет было изгнание жителей арабских деревень вдоль сирийской и ливанской границ — в особенности из мест, расположенных на дорогах, по которым в страну могли войти арабские регулярные войска. Он отметил, что Акко и Цфат находились в особой опасности[32] Однако призывы о помощи были проигнорированы, и британцы — у которых теперь оставалось меньше недели до окончания мандата на Палестину — также не вмешались, дабы воспрепятствовать второй, и последней, атаке Хаганы, начавшейся вечером 9 мая с миномётного огня по ключевым точкам в Цфате. Вслед за огневой подготовкой пехота Пальмаха в ожесточённом бою захватила цитадель, Беит Шалва и полицейский форт — три доминирующих здания Цфата. На протяжении 10 мая миномёты Хаганы продолжали бомбардировать арабские районы, что привело к пожарам в обозначенной зоне и на полевых складах горючего, которые в результате взорвались. «Пальмах 'намеренно оставил открытыми пути выхода для населения, чтобы „стимулировать“ его исход…'»[33] Согласно Гилберту, "Арабы Цфата начали уходить, включая командующего арабскими силами Адиба Шишакли (позже премьер-министр Сирии). После изоляции полицейского форта на горе Канаан его защитники отступили без боя. Падение Цфата явилось ударом по моральному духу арабов по всему региону… При том что вторжение регулярных арабских армий в Палестину считалось неизбежным (как только через 11-12 дней британцы, наконец, уйдут) — многие арабы полагали, что благоразумие требует от них покинуть эти места до тех пор, пока евреи не будут побеждены и они не смогут вернуться в свои дома.[34]

Около 12 000 (по некоторым оценкам, 15 000) бежали из Цфата и стали «тяжким бременем для арабской военной кампании».[35] Среди них была семья родившегося в Цфате Президента Палестинской национальной администрации Махмуда Аббаса (Абу Мазена).[36] Позже Абу Мазен вспоминал:[25][37]

  • «…мы покинули город ночью и пешком направились к реке Иордан… а со временем поселились в Дамаске […] У людей было желание бежать… они боялись возмездия со стороны сионистских террористических группировок, особенно тех, которые действовали в самом Цфате. Те из нас, кто жил в Цфате, в особенности боялись, что евреи затаили старую жажду мести за то, что произошло во время восстания 1929 года. Это было в памяти наших семей и родителей … Люди понимали, что баланс сил изменился, и поэтому весь город был покинут на основании этого рационального выбора — ради спасения наших жизней и имущества».

В 2012 г. Аббас публично заявил: «Ранее я однажды посещал Цфат. Я хочу видеть Цфат. Это моё право — видеть его, но не жить там.»[38]

К 11 мая 1948 г. город был полностью под контролем еврейских военизированных формирований.[4] Остававшаяся часть арабского населения города была выселена[39].

Государство Израиль

В 1974 г. 102 израильских школьника-еврея из Цфата, во время школьной экскурсии, были взяты в заложники группой палестинских боевиков Демократического фронта освобождения Палестины. Дети спали в школе в Ма’алоте. В инциденте, ставшем известным под названием ма’алотская резня, 22 из этих школьников оказались в числе убитых захватчиками.

В течение 1990-х и начала 2000-х гг. город принял тысячи еврейских иммигрантов из России и Эфиопии (Бета Исраэль).[40]

В июле 2006 г. ракеты, запущенные Хезболлой из Южного Ливана, поразили Цфат, что привело к гибели одного человека и ранению нескольких. Многие жители эвакуировались из города.[41] 22 июля четыре человека были ранены во время ракетной атаки.

Современность

Сейчас Цфат — в основном еврейский город со смешанными религиозными и светскими микрорайонами; в нём проживает небольшое количество русских христиан и маронитов. Город сохранил свой уникальный статус центра еврейского обучения;[40] сегодня в Цфате находятся многочисленные действующие синагоги и ешивы. Цфат знаменит колонией художников, галереями и мастерскими, в которых выставлены работы местных мастеров. На территории колонии художников находятся известные в еврейском мире синагоги, свидетельствующие о расцвете еврейской культуры в городе полтысячелетия назад, когда Цфат был одним из мировых центров каббалы.

Цфат — город необычной архитектуры, обусловленной тем, что улицы здесь идут сверху вниз и застроены они в древности выходцами из разных стран.

Арабские сыроварни в окрестностях Цфата славятся полутвёрдым цфатским сыром.

В Цфате проходит ежегодный всемирный Цфатский фестиваль клейзмерской музыки[42], крупнейший в мире в этом музыкальном жанре.

График роста населения Цфата: [43]

<timeline> ImageSize = width:700 height:220 PlotArea = left:70 right:40 top:20 bottom:20 TimeAxis = orientation:vertical AlignBars = justify Colors = 

 id:gray1 value:gray(0.9)

DateFormat = yyyy Period = from:0 till:28200 ScaleMajor = unit:year increment:5000 start:0 gridcolor:gray1 PlotData = 

 bar:1922 color:gray1 width:1
  from:0 till:2300  width:15  text:5775 textcolor:red  fontsize:8px
 bar:1931 color:gray1 width:1
  from:0 till:9000  width:15  text:6894 textcolor:red  fontsize:8px
 bar:1945 color:gray1 width:1
  from:0 till:11000  width:15  text:11930 textcolor:red  fontsize:8px
 bar:1948 color:gray1 width:1
  from:0 till:2300  width:15  text:2317 textcolor:red  fontsize:8px
 bar:1955 color:gray1 width:1
  from:0 till:9000  width:15  text:9000 textcolor:red  fontsize:8px
 bar:1961 color:gray1 width:1
  from:0 till:11000  width:15  text:11023 textcolor:red  fontsize:8px
 bar:1972 color:gray1 width:1
  from:0 till:14000  width:15  text:13965 textcolor:red  fontsize:8px
 bar:1983 color:gray1 width:1
  from:0 till:15900  width:15  text:15853 textcolor:red  fontsize:8px
 bar:1995 color:gray1 width:1
  from:0 till:22000  width:15  text:21480 textcolor:red  fontsize:8px
 bar:2000 color:gray1 width:1
  from:0 till:28200 width:15  text:25200 textcolor:red  fontsize:8px
 bar:2006 color:gray1 width:1
  from:0 till:28100  width:15  text:28100 textcolor:red  fontsize:8px

</timeline>

Естественный прирост населения — 4,2 %.

45,9 % учеников получают аттестат зрелости.

Средняя зарплата на 2007 год — 4 591 шекелей.

Галерея

  • Safed view 04.JPG

    Вид современного Цфата

  • Safed1.jpg

    Вид Старого города Цфата

  • Safed 01.JPG

    Дома в Старом городе

  • Safed 2009.jpg

    Район Кнаан развязка возле центральной автостанции

  • Safed 02.JPG

    Улица Иерусалимская

  • PikiWiki Israel 285 Zefat בסימטאות צפת.jpg

    Улочка в центре старого Цфата

  • Safed 03.JPG

    Автостоянка около парка и крепости

  • Agriculture in Jerusalem (Safed).jpg

    Поля на подъезде к Цфату

См. также

Напишите отзыв о статье "Цфат"

Примечания

  1. ↑ 1 2 [www.jewishvirtuallibrary.org/jsource/vie/Safed.html Safed]. Jewish Virtual Library. Проверено 25 октября 2008.
  2. ↑ Keneset Yiśraʼel be-Erets-Yiśraʼel. Ṿaʻad ha-leʼumi. Historical memoranda. — General Council (Vaad leumi) of the Jewish Community of Palestine, 1947. — P. 56.
  3. ↑ [www.hadassah.org/news/content/per_hadassah/archive/2004/04_DEC/traveler.asp Hadassah Magazine]. Hadassah.org. Проверено 6 мая 2009.
  4. ↑ 1 2 3 4 5 Vilnay, Zev. Tsefat // A Guide to Israel. — Jerusalem, Palestine: HaMakor Press, 1972. — P. 522–532.
  5. ↑ [www.jewishvirtuallibrary.org/jsource/judaica/ejud_0002_0017_0_17270.html History of Safed]. Jewish Virtual Library. Проверено 20 августа 2010.
  6. ↑ 1 2 "Safed", Encyclopedia Judaica, vol. Vol. 14, Jerusalem, Israel: Keter, 1972, pp. 626 
  7. ↑ Howard M. Sachar, [books.google.com.au/books?id=2RowAAAAQBAJ&pg=PT190 Farewell Espana: The World of the Sephardim Remembered,] Random House, 2013 p.190.
  8. ↑ Tyerman. God’s War. p. 767.
  9. ↑ Schechter, Solomon. Studies in Judaism: Second Series (Jewish Studies Classics 3), p. 206. Gorgias Press LLC, 2003. ISBN 1-59333-039-1
  10. ↑ Dimashi, p. 210, quoted in le Strange, p. 524
  11. ↑ Abu al-Fida, p. 243, quoted in le Strange, p. 525
  12. ↑ 1 2 R. Y. Ebied, M. J. L. Young (1976) Some Arabic Legal Documents of the Ottoman Period: From the Leeds Manuscript Collection University of Leeds. Dept. of Semitic Studies Brill Archive, ISBN 90-04-04401-9 p. 7
  13. ↑ Bernard Lewis (1954). «Studies in the Ottoman Archives–I». Bulletin of the School of Oriental and African Studies 16: 469–501. DOI:10.1017/s0041977x00086808.
  14. ↑ Bernard Lewis (1954). «Studies in the Ottoman Archives—I». Bulletin of the School of Oriental and African Studies, University of London 16 (3): 469–501. DOI:10.1017/S0041977X00086808.
  15. ↑ [coursesa.matrix.msu.edu/~fisher/hst373/chronology/seventeenth.html Ottomans and Safavids 17th Century]. Michigan State University. Проверено 25 октября 2008.
  16. ↑ [books.google.com/books?id=qqy4wqVbSUkC&pg=PA117 To Come to the Land: Immigration and Settlement in 16th-Century Eretz-Israel]. — University of Alabama Press. — P. 117. — ISBN 978-0-8173-5643-9.
  17. ↑ Dan Ben Amos,Dov Noy (eds.) Folktales of the Jews, volume 3 (Tales from Arab Lands) The Jewish Publication Society, 2011 p.54
  18. ↑ Edward Robinson. [books.google.com/books?id=Vt0uAAAAQAAJ&pg=PA333 Biblical Researches in Palestine, Mount Sinai and Arabia Petraea: a journal of travels in the year 1838]. — Crocker and Brewster, 1841. — P. 333.
  19. ↑ Sa’ar H. When Israel trembles: former earthquakes. Ynet online. 11.05.2012.  (иврит)
  20. ↑ Morgenstern, Arie. Hastening Redemption: Messianism and the Resettlement of the Land of Israel. — Oxford University Press, 2007. — ISBN 0-19-530578-7.
  21. ↑ 1 2 Sherman Lieber. [books.google.com/books?id=mrltAAAAMAAJ Mystics and missionaries: the Jews in Palestine, 1799-1840]. — University of Utah Press, 1992. — P. 256. — ISBN 978-0-87480-391-4.
  22. ↑ [www.earth-prints.org/bitstream/2122/1595/1/09%20ambraseys.pdf The earthquake of 1 January 1837 in Southern Lebanon and Northern Israel] by N. N. Ambraseys, in Annali di Geofisica, Aug. 1997, p. 933
  23. ↑ Ottoman Reform and Muslim Regeneration, Buṭrus Abū Mannah, Itzchak Weismann, Fruma Zachs by I.B.Tauris, 2005 ISBN 1-85043-757-2 p. 178
  24. ↑ «Arab Attack At Safed», The Times, Saturday, August 31, 1929; p. 10; Issue 45296; col D.
  25. ↑ 1 2 3 [www.zman.com/news/2009/07/31/51080.html Во власти страха, 31.07.2009]
  26. ↑ [domino.un.org/unispal.nsf/0/7f0af2bd897689b785256c330061d253 General Assembly Resolution of 29 November 1947: Retrieved 3 March 2014]
  27. ↑ Martin Gilbert Israel, A history William Morrow & Co, NY 1998 ISBN 0-688-12362-7 pg 174
  28. ↑ Benny Morris, 1948, The First Arab-Israeli War, 2008 Yale University Press, pg 157
  29. ↑ Benny Morris, 1948, The First Arab-Israeli War, 2008 Yale University Press, p. 158
  30. ↑ Gilbert, 1998, pg 177
  31. ↑ Morris, 2004, p.223
  32. ↑ Broadmead to HC, 5 May 1948, SAMECA CP III\5\102. Quoted in Morris, 2004, p.223
  33. ↑ Morris 2004, page 224 quoting unnamed source from Book of the Palmah II
  34. ↑ Gilbert, 1998, pg.177
  35. ↑ Morris, 2004, page 224 quoting Yigal Allon from Book of the Palmah II
  36. ↑ [web.archive.org/web/20060131235747/www.haaretz.com/hasen/pages/ShArt.jhtml?itemNo=284980&contrassID=2&subContrassID=14&sbSubContrassID=0&listSrc=Y A man in his prime] Хаарец
  37. ↑ [www.jpost.com/Opinion/Columnists/Article.aspx?id=149036 Another Tack: Self-exiled by guilt] Sarah Honig, Jerusalem Post
  38. ↑ Harriet Sherwood in Jerusalem. [www.guardian.co.uk/world/2012/nov/04/mahmoud-abbas-palestinian-territories Mahmoud Abbas outrages Palestinian refugees by waiving his right to return | World news], London: The Guardian (4 ноября 2012). Проверено 12 марта 2013.
  39. ↑ см. раздел «Установление еврейского контроля над Цфатом 16.04-10.05» в статье Арабо-израильская война 1947—1949 годов
  40. ↑ 1 2 [www.safed.co.il/] Retrieved 12 May 2012.
  41. ↑ Myre, Greg. [www.nytimes.com/2006/07/15/world/middleeast/15voices.html?_r=1&oref=slogin 2 More Israelis Are Killed as Rain of Rockets From Lebanon Pushes Thousands South], New York Times (15 июля 2006). Проверено 25 октября 2008.
  42. ↑ [www.politican.co.il/n56-5803.html Цфатский фестиваль празднует 20-летие]
  43. ↑ www.palestineremembered.com/download/VillageStatistics/Table%20I/Safad/Page-071.jpg

Отрывок, характеризующий Цфат

– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Цфат&oldid=80187231»