Цзиньчан
| Страна | |
|---|---|
| Статус | |
| Входит в |
провинцию Ганьсу |
| Включает |
1 района, 1 уезд |
| Население (2005) |
464,2 |
| Площадь |
8,896 км² |
|
| |
| Часовой пояс |
+8 |
| Телефонный код |
+86 935 |
| Почтовые индексы |
737100 |
| Код автом. номеров |
甘C |
| [www.jc.gansu.cn/ Официальный сайт] | |
Цзиньча́н (кит. упр. 金昌, пиньинь: Jīnchāng) — городской округ в провинции Ганьсу КНР. Название является аббревиатурой от «Цзиньчуань и Юнчан».
История
В эпоху Воюющих царств в этих местах жили юэчжи, затем их вытеснили сюнну. Во времена империи Хань при императоре У-ди сюнну были разбиты, и эти земли вошли в состав империи Хань, здесь были созданы уезды Паньхэ (番和县) и Лицянь (骊靬县). При империи Тан здесь имелся уезд Тяньбао (天宝县). Во времена монгольской империи Юань на этих землях существовала провинция Юнчан (永昌路).
После свержения власти монголов и установления империи Мин в 1370 году был создан Юнчанский караул (永昌卫). При империи Цин в 1724 году военные структуры были заменены на гражданские, и Юнчанский караул был преобразован в уезд Юнчан.
В 1949 году был создан Специальный район Увэй (武威专区), и эти земли вошли в его состав. В 1955 году Специальный район Цзюцюань ((酒泉专区) и Специальный район Увэй были объединены в Специальный район Чжанъе (张掖专区), но в 1961 году Специальный район Увэй был воссоздан. В 1970 году Специальный район Увэй был переименован в Округ Увэй (武威地区).
В 1982 году был образован городской округ Цзиньчан, состоящий из уезда Цзиньчан и Городского района. В 1984 году Городской район был преобразован в район Цзиньчуань.
Административно-территориальное деление
Городской округ Цзиньчан делится на 1 район, 1 уезд:
| Карта | ||||||
|---|---|---|---|---|---|---|
| ||||||
| № | Статус | Название | Иероглифы | Пиньинь | Площадь (км²) | Население (2010) |
| 1 | Район | Цзиньчуань | 金川区 | Jīnchuān qū | 3 019 | 215 000 |
| 2 | Уезд | Юнчан | 永昌县 | Yǒngchāng xiàn | 5 879 | 250 000 |
| Административное деление провинции Ганьсу
|
Напишите отзыв о статье "Цзиньчан"
Отрывок, характеризующий Цзиньчан
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
