Цзинь Юн

Чжа Лянъюн (Луис Ча)
查良鏞
Цзинь Юн в 2007 году
Псевдонимы:	Цзинь Юн
Дата рождения:	6 февраля 1924(1924-02-06) (100 лет)
Место рождения:	Хайнин, Китай
Гражданство:	Гонконг Гонконг, КНР КНР
Род деятельности:	писатель
Жанр:	фэнтези (уся)
Язык произведений:	китайский
Награды:
[www.jinyong.com/ www.jinyong.com]

Чжа Лянъю́н (кит. трад. 查良鏞, упр. 查良镛, пиньинь: Zhā Liángyōng) или Луис Ча (Louis Cha) — китайский писатель из Гонконга, прославившийся романами в жанре уся, опубликованными под псевдонимом Цзинь Юн (金庸). Основатель и главный редактор гонконгского ежедневника «Минбао» (1959—1993).

Биография

Чжа Лянъюн родился 6 февраля 1924 года в городе Хайнин, провинция Чжэцзян в семье цинского чиновника. С 1948 г. сотрудничал в шанхайских газетах. В 1955 г. опубликовал в Гонконге свой первый исторический роман. В течение последующих 15 лет написал ещё 14 историко-приключенческих романов. Своим эталоном он считал «Три мушкетёра» и другие произведения Александра Дюма:

Роман «Три мушкетера» не похож на западные романы, он читается как китайский классический роман.[www.gio.gov.tw/info/nation/russia/1999/03/p46.htm]

Ни один из ныне живущих китайских авторов не может сравниться с Цзинь Юном по совокупному тиражу романов. Несмотря на его огромную популярность в странах Восточной Азии и многочисленные переводы на английский, на русский язык Цзинь Юн практически не переводился. Мнения о художественных достоинствах его книг расходятся. Скажем, популярный среди молодого поколения китайцев Ван Шо заявляет, что читать Цзинь Юна можно только зажав нос.[web.archive.org/web/20080412091151/www.iht.com/articles/2000/06/20/melvin.t.php?page=2]

Среди наград, которых был удостоен Цзинь Юн, — орден Британской империи (1981), орден Почётного легиона (1992), орден искусств и литературы (2004). При вручении ему диплома почётного доктора Кембриджского университета 80-летний автор выразил пожелание на склоне лет стать студентом дневного отделения тамошнего факультета востоковедения.[www.newsgd.com/culture/art/200506230034.htm] В 2007 г. он ещё продолжал своё обучение в Кембридже.

Творчество

Чжа Лянъюн — автор 15 произведений, одно из которых является рассказом, а остальные — повести и романы различного размера. Большинство его произведений изначально публиковались в газетах в качестве рассказов с продолжением, и лишь потом выходили в качестве книг.

Название	Китайское название	Даты первой публикации	Место первой публикации	Объём (в тысячах иероглифов)
Книга и меч: записи о доброте и ненависти	書劍恩仇錄	8 февраля 1955 — 5 сентября 1956	Новая вечерняя газета	513
Меч покрытый бирюзовой кровью	碧血劍	1 января 1956 — 31 декабря 1956	Гонконгская коммерческая газета	488
Предания о героях, стреляющих в орлов	射鵰英雄傳	1 января 1957 — 19 мая 1959	Гонконгская коммерческая газета	918
Летающая лисица снежных гор	雪山飛狐	9 февраля 1959 — 18 июня 1959	Минбао	130
Волшебный орёл и товарищ-рыцарь	神鵰俠侶	20 мая 1959 — 5 июля 1961	Минбао	979
Неофициальная биография летающей лисицы	飛狐外傳	1960 — 1961	Уся и история	439
Белая лошадь и свист западного ветра	白馬嘯西風	1961	Минбао	67
Сабли уток-мандаринок	鴛鴦刀	1961	Минбао	34
Записки о «Следующем небу» и «Уничтожающей драконов»	倚天屠龍記	6 июля 1961 — 2 сентября 1963	Минбао	956
Ляньчэнский трактат	連城訣	1963	Еженедельник Юго-Восточной Азии	229
Восемь рас небесных драконов	天龍八部	3 сентября 1963 — 27 мая 1966	Минбао и Наньянская коммерческая газета	1211
Ода рыцарям	俠客行	11 июня 1961 — 19 апреля 1967	Минбао	364
Смеющаяся гордость рек и озер	笑傲江湖	20 апреля 1967 — 12 октября 1969	Минбао	979
Записки об олене и треножнике	鹿鼎記	24 октября 1969 — 23 сентября 1972	Минбао	1230
Меч юэской девы	越女劍	1970	Вечернее приложение к Минбао	16

Три произведения («Предания о героях, стреляющих в орлов», «Волшебный орёл и товарищ-рыцарь» и «Записки о „Следующем небу“ и „Уничтожающей драконов“») составляют единую трилогию и должны читаться именно в этом порядке; некоторые другие работы также связаны с этой трилогией (так, «Восемь рас небесных драконов» является предшественником ко всей трилогии). «Летающая лисица снежных гор» и «Неофициальная биография летающей лисицы» дополняют друг друга, имея одного и того же главного героя, также там встречаются персонажи из «Книга и меч: записи о доброте и ненависти». Несколько персонажей из «Меч покрытый бирюзовой кровью» появляются в качестве второстепенных действующих лиц в последнем романе «Записки об олене и треножнике».

Переиздания

Большинство работ Чжа изначально публиковались по частям в гонконгских китайскоязычных газетах. В 1970—1980-х годах Чжа Лянъюн пересмотрел все свои работы, в результате чего появились «новые редакции», а старые версии стали называть «старыми редакциями». В новых версиях были полностью удалены некоторые из прежних персонажей и событий.

На Тайване ситуация была более сложной, так как книги Чжа Лянъюна изначально там были запрещены. В результате имеются различные подпольно изданные версии, многие из которых были переработаны без разрешения автора. Лишь в 1979 году тайваньское издательство «Юаньцзин» (遠景出版社) опубликовало полную коллекцию его произведений.

В КНР первым официально публиковать Чжа Лянъюна начал с 1980 года выходящий в Гуанчжоу журнал «Улинь» (武林). Полное издание его произведений упрощёнными иероглифами было осуществлено пекинским издательством «Саньлянь» (三联书店) в 1994 году. Сингапурско-малайское издательство «Миньхэшэ» (明河社星马分公司) выпустило коллекцию произведений Чжа для читателей из Юго-Восточной Азии, напечатанную упрощёнными иероглифами, в 1995 году.

В 1999—2006 годах Чжа переработал свои произведения во второй (и, наверное, последний) раз. Каждое из произведений было тщательно пересмотрено, переработано и переиздано в том порядке, в котором он их писал. Эти версии, известные как «самые новые» или «новые и переработанные», отличаются наличием аннотаций, в которых Чжа отвечает на предыдущую критику относительно исторической аккуратности его работ. В этих версиях были изменены имена ряда персонажей, названия ряда мест и видов боевых искусств. Переиздание было встречено критикой со стороны ряда фанатов, уже привыкших к старым названиям.

Временные рамки произведений

Эпоха	Произведения
VI век до н. э.	Меч юэской девы
XI век	Восемь рас небесных драконов
XIII век	Предания о героях, стреляющих в орлов Волшебный орёл и товарищ-рыцарь
XIV век	Записки о «Следующем небу» и «Уничтожающей драконов»
XVI век	(Смеющаяся гордость рек и озер)1 (Ода рыцарям)2
XVII век	Белая лошадь и свист западного ветра Меч покрытый бирюзовой кровью Записки об олене и треножнике (Ляньчэнский трактат)3
XVIII век	Сабли уток-мандаринок Книга и меч: записи о доброте и ненависти Неофициальная биография летающей лисицы Летающая лисица снежных гор

¹Время действия романа Смеющаяся гордость рек и озер конкретно не указано. Чжа утверждал, что сделал это намеренно, так как произведения является аллегорическим. Тем не менее, производились попытки установить историческую привязку; наиболее вероятным кандидатом является время империи Мин, так как упоминаются Уданское и Эмэйское направления боевых искусств, появившиеся во времена монгольской империи Юань, но не упоминаются маньчжуры, уничтожившие империю Мин. Основные персонажи романа Записки об олене и треножнике также действуют в эпоху до империи Цин. В ряде киноэкранизаций (включая «Виртуоз 2») сюжет помещён во времена правления под девизом «Ваньли», то есть эпоху империи Мин.

²Время действия романа Ода рыцарям также конкретно не указано. Источники, которые помещают его во времена империи Мин, базируются на том, что Чжан Саньфэн упомянут как уже умерший, и что на иллюстрациях персонажи носят китайские причёски (северные варвары, завоёвывавшие Китай, вводили в качестве обязательного свой тип причёсок).

³Время действия романа Ляньчэнский трактат в первом и втором изданиях оставалось неопределённым. Чжа специально указал, что сюжет был вдохновлён трагической историей одного из слуг его деда, что позволяет поместить его в конец дсуществования империи Цин; современные иллюстрации, изображающие людей с причёсками времён маньчжурского правления, поддерживают эту идею. В третьем издании романа Чжа связал историю с У Лици из романа Записки об олене и треножнике, тем самым окончательно привязав сюжет к эпохе империи Цин.

Переводы

На английский язык

Существующие переводы работ Цзинь Юна на английский язык:

• Книга и меч: записи о доброте и ненависти — под названием «The Book and the Sword»
• Записки об олене и треножнике — под названием «The Deer and the Cauldron» (в трёх томах)
• Летающая лисица снежных гор — под названием «Fox Volant of the Snowy Mountain»
• Записки о «Следующем небу» и «Уничтожающей драконов» — под названием «The Heaven Sword and Dragon Saber»
• Сабли уток-мандаринок — под названием «The Legendary Couple»
• Волшебный орёл и товарищ-рыцарь — под названием «The Return of the Condor Heroes»

На русский язык

• Смеющаяся гордость рек и озер — перевод Алексея Кузьмина; частично опубликован переводчиком на сайте «Проза Ру».

Адаптации работ

Существует свыше 90 фильмов и сериалов, снятых по произведениям Цзинь Юна; на них базируются сюжеты более десятка видеоигр. Далее приведены неполные списки.

Кинофильмы

Произведение	Оригинальное название фильма	Русское название фильма	Год	Производитель	Режиссёр	Примечания
Смеющаяся гордость рек и озер	笑傲江湖 The Swordsman	Виртуоз	1990	Гонконг	Ху Цзиньцюань Цуй Харк
Смеющаяся гордость рек и озер	笑傲江湖之 東方不敗 The Swordsman II	Виртуоз 2	1992	Гонконг	Чэн Сяодун	Снимался Джет Ли
Записки о «Следующем небу» и «Уничтожающей драконов»	倚天屠龍記之 魔教教主 Kung Fu Cult Master	Служители зла	1993	Гонконг	Ван Цзин	Снимались Джет Ли, Саммо Хунг
Предания о героях, стреляющих в орлов	东邪西毒 Ashes of Time	Прах времён	1994	Гонконг	Вонг Карвай	По мотивам романа

Ссылки

• [www.jinyong.com/ Официальный сайт Цзинь Юна]
• [www.gio.gov.tw/info/nation/russia/1999/03/p46.htm Благородство высшей пробы — К портрету Цзинь Юна (с сайта тайваньского правительства)]

Отрывок, характеризующий Цзинь Юн

пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.