Толуй

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Цзин-сян хуан-ди»)
Перейти к: навигация, поиск
Толуй
Тулуй<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Регент Монгольской империи
1227 — 1229
Предшественник: Чингисхан
Преемник: Угедей
 
Рождение: 1186/1190 или ок. 1193
Смерть: 1232(1232)
Род: Чингизиды
Отец: Чингисхан
Мать: Борте
Супруга: Сорхахтани
Дети: Мункэ
Хубилай
Хулагу
Ариг-буга

Толу́й, Тулу́й (монг. Толуй; 1186/1190 или ок. 11931232) — государственный деятель Монгольской империи, военачальник. Четвёртый, младший сын Чингисхана и Бортэ. Осуществлял регентство в период междуцарствия (12271229).

Носил прозвание Великий нойон (монг. Екэ-нойон, тюрк. Улуг-нойон). В 1251 году сыном Мункэ ему был посмертно присвоен императорский титул Ин-у хуан-ди («Доблестный и воинственный император») и храмовое имя Жуй-цзун. В 1265 году четвёртый сын Толуя, Хубилай, присвоил ему другой посмертный титул — Цзин-сян хуан-ди («Блистательный и помогавший император»).





Биография

Участие в хорезмской кампании

На начальном этапе завоевания государства Хорезмшахов Толуй сопровождал отца. После взятия в начале 1221 года Балха ему было поручено покорение остального Хорасана. Толуй двинулся на запад, к Маручаку (северо-западный угол нынешнего Афганистана), затем, перейдя Мургаб и его левый приток Кушка (приток Мургаба), он повернул вдоль реки на север, к Мерву.

Наместник города в это время враждовал с большой группой туркменов. Разведав их позиции у реки, монголы предприняли ночную атаку и, несмотря на многочисленность, туркмены были опрокинуты. 25 февраля 1221 года монголы появились перед воротами Мерва. Сам Толуй с пятьюстами человек объехал вокруг стен. Шесть дней монголы осматривали укрепления и нашли их в хорошем состоянии, способными выдержать длительную осаду. На седьмой день было начато общее наступление. Горожане предприняли две вылазки из разных ворот и в обоих случаях были тут же отброшены. На следующий день наместник сдал город, поверив обещаниям о пощаде, которые не были выполнены. Жителей выгнали в открытое поле и предали мечу, оставив в живых 4000 ремесленников и некоторое количество детей, уведённых в рабство.

От Мерва Толуй повернул на юго-запад и подошёл к Нишапуру. Горожане, в ноябре 1220 г. оказавшие сопротивление отряду Тогачара и убившие его самого, не решились противостоять войскам Толуя и предложили обсудить условия сдачи. Их предложения были отвергнуты и в среду, 7 апреля 1221 г. началось наступление. В субботу город был взят штурмом. Как и в Мерве, жители были выгнаны в открытое поле, и чтобы отомстить за смерть Тогачара, было приказано «разрушить город до самого основания, чтобы это место можно было перепахать; и чтобы во исполнение мести в живых не осталось даже кошек и собак».[1]

Прибыв к Герату, Толуй отправил в город посла, но его казнил малик, наместника султана Джалал ад-Дина. Разгневанный Толуй предпринял штурм, на восьмой день которого малик погиб. Толуй пообещал гератцам жизнь, если они сдадутся немедленно. Жители покорились, и условие было соблюдено. Исключение составили 12000 человек войска Джалал ад-Дина. Поставив управлять Гератом малика-хорасанца и монгола из своего окружения, Толуй вернулся к Чингис-хану.

Регентство

Своим преемником Чингис-хан завещал избрать третьего сына — Угэдэя. Согласно монгольскому обычаю, Толуй как младший сын, «хранитель очага» (отчигин), должен был наследовать личный юрт отца — собственно Монголию. Исходя из сведений «Сокровенного сказания», он не являлся претендентом на ханский престол. Стремление персидских историков Джувейни и Рашид ад-Дина представить его наследником верховной власти отца, вероятно, объясняется их желанием оправдать гегемонию Толуидов после смерти Гуюка. [2]

Толуй принял командование центральной частью армии (сто одна из общих ста двадцати девяти тысяч человек) и оставался регентом государства вплоть до созыва великого курултая в 1229 году, где в соответствии с волей Чингисхана ханом был провозглашён Угэдэй. Толуй передал под его власть корпус кешиктенов (ханских гвардейцев) и девятикратно поклялся ему в верности. Но и далее он наряду с Елюем Чуцаем играл важную роль в управлении государством.

После избрания великого хана и возвращения основной части войск на фронты была продолжена война с империей Цзинь. Боевые действия развивались не совсем удачно для монголов, и место отозванного в конце 1230 года командующего юго-западной группировкой Субэдэя занял Толуй. Вскоре ему удалось разгромить цзиньскую армию и к началу 1232 года прорваться во внутренние области государства чжурчженей.

Смерть и посмертная судьба

Эпизод, связанный со смертью Толуя схоже описан в обоих основных источниках, но более подробно — в «Сокровенном сказании». Когда Угэдэй тяжело заболел, был проведён традиционный обряд выкупа души больного у духов (ср., например, описанный Позднеевым монгольский обряд дзолик гаргаху[3]). Шаманы просили духов (названных в источнике «владыки Китадских земель и вод») принять вместо души Угэдэя золото, серебро, скот или съестное в качестве дзолика — выкупа. Однако выяснилось, что дзоликом в этой ситуации может стать только родственник больного. Присутствовавший при этом Толуй со словами «вместо Угедей-каана возьми меня, ему дай исцеление от этого недуга, а его недуг вложи в меня» выпил заговорённую шаманами воду. Вскоре Угэдэй поправился, а Толуй, покинувший ставку брата, в дороге заболел и скончался. Его смерть последовала, по Юань ши, осенью 1232 года.

Имя Толуя стало после его смерти табуированным. Дж. Бойл предполагает, что титул «великий нойон» был присвоен ему посмертно, чтобы не называть настоящего имени[4]. По словам Рашид ад-Дина, вместо монгольского обозначения зеркала (тулуй, мн. письм. толи) стало употребляться тюркское (кузгу). Толуй был похоронен там же где и его отец, а позднее — сыновья, — в еке хориг («великий заповедник») близ Бурхан-Халдун.

Семья и потомки

Старшей и любимейшей женой Толуя была Сорхахтани, дочь Джаха-Гамбу, племянница кереитского Ван-хана. Она была отдана Чингис-ханом в жёны Толую, пребывавшему ещё в детском возрасте, после разгрома кереитов (1203). Сорхахтани была матерью четверых сыновей Толуя — Мункэ, Хубилая, Хулагу и Ариг-Буги — оказавших значительное влияние на историю империи. Рашид ад-Дин называет их «четырьмя столпами государства» по аналогии с четырьмя сыновьями Чингис-хана и Бортэ. По сведениям персидского автора, всего у Толуя было десять сыновей (по Юань ши, — одиннадцать):

  1. Менгу (1208—1259) (ЮШ — Мэн-гэ = *Мункэ). Мать — Сорхахтани. Занимал ханский престол в 1251—1259 гг.
  2. Джурика. Мать — Сарук-хатун. Умер юным, детей не имел.
  3. Хутухту (ЮШ — Ху-ду-ду = *Хутукту). Мать — Лингкум-хатун.
  4. Кубилай (1215—1294) (ЮШ — Ху-би-ле = *Хубилай). Мать — Сорхахтани. Завершил завоевание Китая. Основал китаизированную династию Юань.
  5. (ЮШ — неизвестный по имени сын)
  6. Хулагу (1217—1265) (ЮШ — Сюй-ле-у = *Хулэгу). Мать — Сорхахтани. Основал династию, управлявшую фактически независимым от центрального правительства государством в Иране и прилегающих территориях.
  7. Ариг-Бука (ум. 1266) (ЮШ — А-ли бу-гэ = *Ариг-Бука). Мать — Сорхахтани. Управлял исконными монгольскими землями («коренным юртом»). Боролся за верховную власть с Хубилаем.
  8. Буджак, Бучук (ЮШ — Бо-чо = *Бочок).
  9. Мука (ЮШ — Mo-гэ = *Могэ)
  10. Сатуктай, Суюктай (ЮШ — Суй-д-гэ = *Суйкэтэй)
  11. Сабуктай, Субэдай (ЮШ — Сюэ-бе-тай = *Субэтэй)

Напишите отзыв о статье "Толуй"

Примечания

Библиография

Источники

  • Ата-Мелик Джувейни. Чингисхан. История Завоевателя Мира = Genghis Khan: the history of the world conqueror / Перевод с текста Мирзы Мухаммеда Казвини на английский язык Дж. Э. Бойла, с предисловием и библиографией Д. О. Моргана. Перевод текста с английского на русский язык Е. Е. Харитоновой. — М.: «Издательский Дом МАГИСТР-ПРЕСС», 2004. — 690 с. — 2000 экз. — ISBN 5-89317-201-9.
  • [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/mongol.html Монгольский обыденный изборник] // Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240 г. ЮАНЬ ЧАО БИ ШИ. / Перевод С. А. Козина. — М.-Л.: Издательство АН СССР, 1941. — Т. I.
  • [kitap.net.ru/archive/21-text.php Мэн-да бэй-лу («Полное описание монголо-татар»)] / Перевод Н. Ц. Мункуева. — М.: Наука, 1975.
  • Переводы из «Юань ши» (фрагменты) // Храпачевский Р. П. Военная держава Чингисхана. — М.: АСТ: ЛЮКС, 2005. — С. 432—525. — ISBN 5-17-027916-7.
  • Рашид ад-Дин. [www.vostlit.info/haupt-Dateien/index-Dateien/R.phtml?id=2057 Сборник летописей] / Перевод с персидского О. И. Смирновой,редакция профессора А. А. Семенова. — М., Л.: Издательство АН СССР, 1952. — Т. 1, кн. 2.
  • Рашид ад-Дин. Сборник летописей / Перевод с персидского Ю. П. Верховского, редакция профессора И. П. Петрушевского. — М., Л.: Издательство АН СССР, 1960. — Т. 2.

Литература

  • Вернадский Г. В. [gumilevica.kulichki.net/VGV/vgv301.htm#vgv301para01 Монголы и Русь] = The Mongols and Russia / Пер с англ. Е. П. Беренштейна, Б. Л. Губмана, О. В. Строгановой. — Тверь, М.: ЛЕАН, АГРАФ, 1997. — 480 с. — 7000 экз. — ISBN 5-85929-004-6.
  • Гумилёв Л. Н. [gumilevica.kulichki.net/SIK/sik03d.htm#sik03chapter08-3 Поиски вымышленного царства (Легенда о «государстве пресвитера Иоанна»)]. — М.: Айрис-пресс, 2002. — 432 с. — ISBN 5-8112-0021-8.
  • Дмитриев С. В. Атызы Йоллыг-тегин. Этюд из области тюрко-монгольской традиционной политической культуры // Mongolica-VI : Сб. ст.. — СПб.: Петербургское Востоковедение, 2003. — С. 48-54.
  • Крадин Н. Н., Скрынникова Т. Д. Империя Чингис-хана. — М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2006. — 557 с. — 1200 экз. — ISBN 5-02-018521-3.
  • Трепавлов В. В. Государственный строй Монгольской империи XIII в.: Проблема исторической преемственности. — М.: Наука. Издательская фирма «Восточная литература», 1993. — 168 с. — ISBN 5-02-017646-X.
  • Храпачевский Р. П. Военная держава Чингисхана. — М.: АСТ, 2005. — 557 с. — (Военно-историческая библиотека). — ISBN 5170279167.

Отрывок, характеризующий Толуй

Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату: