Хуалянь (амплуа)
Хуалянь (кит. трад. 花臉, упр. 花脸, пиньинь: huāliǎn, буквально: «раскрашенное лицо»), также цзин (кит. трад. 淨, упр. 净, пиньинь: jìng, буквально: «оборотень») — мужское амплуа в китайской опере, для которого особенно характерен пёстрый грим на всём лице актёра. Отличается от другого мужского амплуа шэн тем, что хуалянь наделены выдающимися физическими или умственными способностями, при этом диапазон ролей хуалянь может быть от выдающихся героев до выдающихся злодеев[1][2].
Особенности амплуа
Грим каждой роли хуалянь особенный и отражает внутренний мир персонажа: по сочетанию цветов в гриме можно сразу узнать, положительный это или отрицательный герой, и каковы его внутренние переживания[2]. Так, красный цвет в гриме отражает лояльность и храбрость; чёрный — силу, верность и неподкупность; синий показывает храбрость и решимость вплоть до жестокости; белый и жёлтый говорят о скрытом коварстве и склонности к предательству; зелёный грим может говорить как о том, что персонаж злодей или преступник, так и о том, что перед зрителем дух или демон, а также — возможно — рыцарь; фиолетовый цвет на лице скажет о храбрости и мудрости; розовый и серый — о старости и достоинстве; золотой и серебряный цвета присущи богам, бодхисаттвам, буддам и другим бессмертным[3][4].
Для того, чтобы полностью нанести соответствующий роли грим, актёрам хуалянь нередко приходится дополнительно брить лоб[4].
Длинная широкая борода на лице актёра может свидетельствовать об удачливости персонажа, треугольная — о его утончённости, красные и синие бороды говорят о божественной природе героя[4].
Чтобы подчеркнуть, что персонажи хуалянь являются выдающимися личностями, костюмы и головные уборы актёров также обычно делаются крупными, рукава — длинными и квадратными[4].
Среди актёров амплуа хуалянь следует отметить таких мастеров, как Цзинь Шаошань (кит. 金少山), Xао Шоучэнь (кит. 郝寿臣), Хоу Сижуй (кит. 侯喜瑞), Цю Шэнжун (кит. 裘盛戎), Юань Шихай (кит. 袁世海)[1] и других.
Разновидности
Хуалянь подразделяется на три основных типа амплуа[1][2]:
- Тунчуй-хуалянь (кит. трад. 銅錘花臉, упр. 铜锤花脸, пиньинь: tóngchuí huāliǎn) — хуалянь с медным боевым молотом, хуалянь ролей первого плана[1][2], считается большим хуалянь (кит. трад. 大花臉, упр. 大花脸, пиньинь: dà huāliǎn, палл.: дахуалянь) Также может называться дамянь (кит. 大面, пиньинь: dàmiàn, буквально: «большое лицо»), хэйтоу (кит. трад. 黑頭, упр. 黑头, пиньинь: hēitóu, буквально: «чёрная голова»)[5] или цзэн-цзин (кит. трад. 正淨, упр. 正净, пиньинь: zhèng jìng)[3]. Обычно персонажи этого амплуа — люди в возрасте и имеют солидный социальный статус. Тунчуй-хуалянь предполагает преимущественно вокальные партии без акробатики. Среди ролей этого амплуа — Бао Чжэн[3].
- Цзяцзы-хуалянь (кит. трад. 架子花臉, упр. 架子花脸, пиньинь: jiàzi huāliǎn) — хуалянь ролей второго плана[1][2]. Также может называться фу-цзин (кит. трад. 副淨, упр. 副净, пиньинь: fù jìng). Исполнение ролей этого амплуа предполагает больше действия на сцене и меньше вокальной составляющей, реплики цзяцзы-хуалянь нередко просторечны, а сами персонажи колоритны и не отягощены заботами. Среди ролей этого амплуа часто оказываются гражданские и военные служащие, но могут быть и императоры[3]. В связи с тенденцией к снижению объёма чисто вокальных партий в представлении китайской оперы, цзяцзы-хуалянь с его разнообразными формами актёрской игры становится наиболее распространённым из амплуа хуалянь[1].
- Сань-куайва-хуалянь (кит. трад. 三 塊瓦 花臉, упр. 三 块瓦 花脸, пиньинь: sān kuàiwǎ huāliǎn) — хуалянь-воин[1][2]. Также может называться у-хуалянь (кит. трад. 武花臉, упр. 武花脸, пиньинь: wǔ huāliǎn) или у-цзин (кит. трад. 武淨, упр. 副净, пиньинь: wǔ jìng). Исполнение ролей этого амплуа связано с использованием большого количества акробатики и боевых искусств[3].
Также важно отметить такие самостоятельные разновидности хуалянь, как кувыркающийся и дерущийся шуайда-хуалянь (кит. трад. 摔打花臉, упр. 摔打花脸, пиньинь: shuāida huāliǎn; среди ролей этого амплуа, как и среди ролей хуалянь-воина, — обычно герои и воины, но шуайда-хуалянь предполагает гораздо больше акробатических номеров), а также краснолицый хун-цзин (кит. трад. 紅淨, упр. 红净, пиньинь: hóng jìng; обычно это амплуа используется для роли Гуань Юя и предполагает больше акробатических номеров и актёрской игры и меньше вокальной составляющей)[3].
Напишите отзыв о статье "Хуалянь (амплуа)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Сюй Чэнбэй. [books.google.ru/books?id=VBQ6FTHKiZUC Пекинская опера] = 中国京剧俄 / пер. Сан Хуа, Хэ Жу. — Межконтинентальное издательство Китая, 2003. — С. 37—39. — (Духовная культура Китая). — ISBN 9787508503387.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Alexandra B. Bonds. [books.google.ru/books?id=6OHjWDbrUaQC Beijing Opera Costumes]. — University of Hawaii Press, 2008. — P. 14—16. — 350 p. — ISBN 9780824829568.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Pertti Seppälä. [www.xip.fi/atd/further-information/role-types.html Role Types of the Peking Opera] // [www.xip.fi/atd/ Asian Traditional Theatre and Dance] / Jukka O. Miettinen. — Helsinki: Theatre Academy Helsinki. — ISBN 978-952-9765-56-0.
- ↑ 1 2 3 4 Beth Osnes, Sam Gill. [books.google.ru/books?id=WTkCI62oXjEC Acting: An International Encyclopedia] / editor Sam Gill. — ABC-CLIO, 2001. — P. [144] (col. 1). — 439 p. — ISBN 9780874367959.
- ↑ Elizabeth Wichmann. [books.google.ru/books?id=7Ok0dxV9K10C Listening to Theatre: The Aural Dimension of Beijing Opera]. — University of Hawaii Press, 1991. — P. 10. — 342 p. — ISBN 9780824812218.
| ||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Хуалянь (амплуа)
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
