Цзиргалан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Айсиньгиоро Цзиргалан
愛新覺羅·濟爾哈朗
Князь Чжэн
1636 — 1655
Преемник: Циду
регент империи Цин
1643 — 1647
Преемник: Доргонь
 
Рождение: 1599(1599)
Смерть: 11 июня 1655(1655-06-11)
Род: Айсин Гёро
Отец: Шурхаци

Айсиньгиоро Цзиргалан (愛新覺羅·濟爾哈朗, 1599 — 11 июня 1655) — крупный маньчжурский военный и государственный деятель, князь Чжэн (鄭獻親王) (16361655), регент Цинской империи в Китае (16431647), шестой сын Шурхаци (15641611), младшего брата Нурхаци, основателя империи Цин.

В 1627 году Цзиргалан принимал участие в первом маньчжурском походе под командованием своего старшего брата Амина на Корею. В 1630 году после опалы своего брата Амина Цзиргалан был назначен маньчжурским правителем Абахаем одним из командующих «восьмизнаменной арми». Цзиргалан вошел в состав совета «четырех бэйлэ» (Абахай, Дайсань, Мангултай и Цзиргалан). В 1636 году после принятия Абахаем титула императора Цин Цзиргалан получил от своего двоюродного брата титул «князя Чжэн». В 16381643 годах Цзиргалан принимал активное участие в военных кампаниях Абахая против Минской империи и Чахарского ханства. В апреле 1642 года Цзиргалан добился капитуляции Цзиньчжоу, важного китайского города на Ляодуне.

В сентябре 1643 году скончался 52-летний цинский император Айсиньгиоро Абахай (16261643). По одной версии, перед смерью больной Абахай созвал совет великих князей (бэйлэ). Сам Абахай объявил своим преемником малолетнего сына Фулиня (16381661). До его совершеннолетия Цинской империей Абахай поручил управлять двум регентам — двоюродным братьям Цзиргалану и Доргоню. Главным из них должен был стать Цзиргалан, сын Шурхаци и племянник Нурхаци.

По другой версии, кончина Абахая была скоропостижной. Между разными княжескими группировками внутри рода Айсинь-Гиоро началась борьба за власть. После смерти Абахая был созван специальный совет великих князей. На нем бэйлэ Дайсань, старший брат Абахая, предложил посадить на вакантный императорский престол Хаогэ, старшего сына Абахая. Против этого выступили бэйлэ Додо и Аджигэ, которые выступали за передачу трона своему брату Доргоню, который от этого наотрез отказался. Тогда маньчжурские князья и военачальники провозгласили новым цинским императором Фулиня (16431661), шестого сына покойного Абахая. Из-за его малолетста регентами были избраны Цзиргалан и Доргонь. Постепенно регент Доргонь захватил военную и политическую власть в свои руки, отстранив от управления своего двоюродного брата Цзиргалана. В январе-феврале 1644 года Цзирглан вынужден был отказаться от управления в пользу своего соперника Доргоня и даже просил, чтобы его имя было помещено после Доргоня во всех официальных документах. В июне 1644 году Цзиргалан не принимал участия в оккупации маньчжурскими войсками под командованием Доргоня Пекина.

В 1647 году Цзиргалан был окончательно отстранен от регентства Доргонем, который назначил новым регентом своего брата Додо. Несмотря на своё удаление от двора, Цзиргалан продолжал выступать в качестве военного лидера. В марте 1648 года Доргонь приказал арестовать Цзиргалана и понизил его придворный ранг. Однако в том же 1648 году Цзиргалан был освобожден из заключения и отправлен на юг Китая, где вел военные действия против сторонников династии Южная Мин. В начале 1649 года после одной из своих побед Цзиргалан устроил в завоеванном городе Сянтань шестидневную резню.

В 1650 году после смерти своего двоюродного брата Доргоня Цзиргалан вернул себе важное положение при императорском дворе. Цзиргалан возглавил группировку маньчжурских князей и дворян, которые выступали против Доргоня. В начале 1651 года Цзиргалан со своими сторонниками арестовал Аджигэ, брата Доргоня, который попытался занять должность регента. Цзиргалан остался влиятельной фигурой в Цинской империи вплоть до своей смерти в 1655 году.



Смерть и потомство

В июле 1655 года Цзиргалан скончался от болезни. Титул принца «Чжэн», изменённый на «Цзянь», унаследовал его второй сын Циду (16331660). Титул «принц Чжэн» был восстановлен императором Цяньлунем в 1778 году.

Принц Циду и его второй сын Лабу (ум. 1681) участвовал в военных кампаниях во второй половине правления императора Шуньчжи.

Братья-принцы Дуаньхуа (1807—1861) и Сушунь (1816—1861), потомки Цзиргалана в 13-м колене, играли активную политическую роль в правлением императора Ичжу (18511861). В 1861 году после смерти Ичжу они были назначены членами регентского совета при малолетнем императоре Тунчжи (18611874). В 1861 году регенты были свергнуты и казнены в результате переговора в Пекине, организованном императрицей Цыси и князем Гуном.


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Напишите отзыв о статье "Цзиргалан"

Отрывок, характеризующий Цзиргалан

– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.