Цивьян, Татьяна Владимировна
Поделись знанием:
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.
Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.
15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
| Татьяна Владимировна Цивьян | |
| Научная сфера: | |
|---|---|
| Место работы: | |
| Учёная степень: | |
| Учёное звание: | |
| Альма-матер: | |
| Научный руководитель: | |
Татья́на Влади́мировна Цивья́н (до замужества Михайлова; род. 3 февраля 1937, Москва) — советский и российский лингвист-славист и переводчик. Доктор филологических наук, профессор.
Содержание
Биография
В 1959 году закончила обучение на филологическом факультете Московского государственного университета (специальность «классическая филология»). С 1960 по 1963 годы проходила аспирантуру в Институте славяноведения и балканистики РАН, научным руководителем был В. Н. Топоров. В 1963 году была защищена кандидатская диссертация по теме «Имя существительное в балканских языках». В 1964 году стала ведущим научным сотрудником Отдела типологии и сравнительного языкознания Института славяноведения. В 1992 году произошла защита докторской диссертации под названием «Концепт языкового союза и современная балканистика».
С 1993 по 2003 год была профессором кафедры теории словесности Московского государственного лингвистического университета. C 1998 года является главным научным сотрудником, заведующей отделом русской культуры, а с 2003 года — также заместителем директора Института мировой культуры МГУ. Член Научного совета РАН «История мировой культуры» (комиссия по антропологии культуры).
Научные работы
Монографии
- Цивьян Т. В. [www.inslav.ru/images/stories/pdf/1999_Civjan.pdf Движение и путь в балканской модели мира]. — М.: Индрик, 1999. — 376 с.
- Цивьян Т. В. [www.inslav.ru/images/stories/pdf/1965_Civjan.pdf Имя существительное в балканских языках: К структурно-типологической характеристике балканского языкового союза]. — М.: Наука, 1965. — 196 с.
- Цивьян Т. В. [www.inslav.ru/images/stories/pdf/1990_Civjan_%20Lingvisticheskie_osnovy_balkanskoj_modeli_mira.pdf Лингвистические основы балканской модели мира]. — М.: Наука, 1990. — 208 с.
- Цивьян Т. В. Модель мира и её лингвистические основы. — М.: УРСС, 2005. — 280 с.
- Цивьян Т. В. Семиотические путешествия. — СПб.: Иван Лимбах, 2001. — 248 с.
- Цивьян Т. В. [www.inslav.ru/images/stories/pdf/1979_Civjan.pdf Синтаксическая структура балканского языкового союза]. — М.: Наука, 1979. — 304 с.
- Цивьян Т. В. Язык: Тема и вариации. Избранное. — М.: Наука, 2008. — [www.inslav.ru/images/stories/pdf/2008_Civjan-1.pdf Кн. I. Балканистика]. — 314 с.; [www.inslav.ru/images/stories/pdf/2008_Civjan-2.pdf Кн. II. Античность. Язык. Знак. Миф и фольклор. Поэтика]. — 390 с.
Статьи в журналах
- Цивьян Т. В. Архетипический образ дома в народном сознании // Живая старина. — 2000. — № 2 (26). — С. 2—4.
- Цивьян Т. В. Имя места в контексте Балкан // Балканско езикознание. — 2006. — XLV/1. — С. 181—190.
- Цивьян Т. В. К семантике пространственных и временных показателей в фольклоре // Расковник IX/36. — 1982. — С. 68—71.
- Цивьян Т. В. Новый взгляд на ритуальный календарь // Живая старина. — 2011. — № 1. — С. 66—67.
- Цивьян Т. В. О возможности применения ареально-типологических методов для исследования балканского языкового союза // Советское славяноведение. — 1966. — № 3. — С. 45—54.
- Цивьян Т. В. Об одном из смыслов, заключенных в понятии граница (от «Миорицы» до Хармса) // Советское славяноведение. — 1991. — № 1. — С. 37—41.
- Цивьян Т. В. Окно — глаз (к антропоморфизации дома) // Традиционная культура. — 2011. — № 2. — С. 19—24.
- Цивьян Т. В. Опыт описания форм новогреческого существительного методом анализа и синтеза // Вопросы языкознания. — 1963. — № 6. — С. 57—68.
- Цивьян Т. В. Пространство и время в балканских охранительных обрядах, связанных с рождением ребенка // Македонски фолклор. — 1982. — № 29—30. — С. 117—123.
- Цивьян Т. В. Реконструкции на космогоничния мит по данни от бестиариите («Странстванията» на таралежа в предания и традиции) // Български фолклор. — 2006. — № 4. — С. 20—31.
Статьи в сборниках
- Цивьян Т. В. «Дом» в фольклорной модели мира (на материале балканских загадок) // Труды по знаковым системам 10. — Тарту: ТГУ, 1978. — С. 65—85.
- Цивьян Т. В. «Молитва Гавриила» из Новгородского кодекса 1-й половины XI века: несколько замечаний // Заговорный текст. Генезис и структура. — М.: Индрик, 2005. — С. 123—135.
- Цивьян Т. В. «Повесть конопли»: к мифологической интерпретации одного операционного текста // Славянское и балканское языкознание. Карпато-восточнославянские параллели. Структура балканского текста. — М.: Наука, 1977. — С. 305—317.
- Цивьян Т. В. Анализ и синтез имени существительного в румынском языке // Исследования по индоевропейскому языкознанию. — М.: Наука, 1964.
- Цивьян Т. В. Анализ одного «александрийского» стихотворения К. Кавафиса // Славянское и балканское языкознание. История литературных языков и письменность. — М.: Наука, 1979. — С. 271—283.
- Цивьян Т. В. Балканские дополнения к последним исследованиям индоевропейского мифа о Громовержце // Балканский лингвистический сборник. — М.: Наука, 1977. — С. 172—195.
- Цивьян Т. В. Балканский поворот в сербском сюжете: «Хасанагиница» // Славянские этюды. Сборник к юбилею С. М. Толстой. — М.: Индрик, 1999. — С. 551—560.
- Цивьян Т. В. Вергилианский миф в Средневековье // Западноевропейская средневековая словесность. — М.: МГУ, 1985. — С. 36—38.
- Цивьян Т. В. Защита от дурного глаза: пример из албанской традиции // Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Заговор. — М.: Наука, 1993. — С. 164—169.
- Цивьян Т. В. Змея = птица: к истолкованию тождества // Фольклор и этнография. У этнографических истоков фольклорных сюжетов и образов. — Л.: Наука, 1984. — С. 47—57.
- Цивьян Т. В. Из восточнославянского пастушеского текста: пастух в русской сказке // Этноязыковая и этнокультурная история Восточной Европы и Балкан. — М.: Индрик, 1995. — С. 336—367.
- Цивьян Т. В. Из заметок о поэтике Кавафиса. Колористика Кавафиса. 1. Мотив драгоценностей // Язык. Личность. Текст. Сборник статей к 70-летию Т. М. Николаевой. — М.: Языки славянских культур, 2005. — С. 697—707.
- Цивьян Т. В. Из наблюдений над категорией определенности-неопределенности в поэтическом тексте (поэтика А. Ахматовой) // Категория определенности-неопределенности в славянских и балканских языках. — М.: Наука, 1979. — С. 348—363.
- Цивьян Т. В. К мифологическим обоснованиям одного случая табу: ласка (mustela vulgaris) // Проблемы славянской этнографии (К 100-летию со дня рождения члена-корреспондента АН СССР Д. К. Зеленина). — Л.: Наука, 1979. — С. 187—193.
- Цивьян Т. В. К мифологической интерпретации восточнороманского колядного текста // «Плугушор» // Славянский и балканский фольклор. Этногенетическая общность и типологические параллели. — М.: Наука, 1984. — С. 96—116.
- Цивьян Т. В. К семантике пространственных элементов в волшебной сказке (на материале албанской сказки) // Типологические исследования по фольклору. Сборник памяти В. Я. Проппа. — М.: Наука, 1974. — С. 191—213.
- Цивьян Т. В. К семиотической интерпретации мотива лестницы-«лесенки» в античной вазописи (вокруг Адониса и Диониса) // Исследования по структуре текста. — М.: Наука, 1987. — С. 288—300.
- Цивьян Т. В. Категория видимого/невидимого: балканские маргиналии // Balcanica. Лингвистические исследования. — М.: Наука, 1979. — С. 201—207.
- Цивьян Т. В. Категория диминутивности в структуре новогреческого этноязыкового пространства // Славянское и балканское языкознание. Homo balcanicus. Поведенческие сценарии и культурные роли. — М.: Индрик, 2003. — С. 369—389.
- Цивьян Т. В. Категория определенности/неопределенности в структуре волшебной сказки (на материале албанской сказки) // Категория определенности-неопределенности в славянских и балканских языках. — М.: Наука, 1979. — С. 330—347.
- Цивьян Т. В. Лингвистическая балканистика в СССР (современные балканские языки) // Основные проблемы балканистики в СССР. — М.: Наука, 1979. — С. 208—221.
- Цивьян Т. В. Максим Грек: свой и чужой (по роману М. Александропулоса «Сцены из жизни Максима Грека») // Восток и Запад в балканской картине мира. — М.: Индрик, 2007.
- Цивьян Т. В. Мифологическое программирование повседневной жизни // Этнические стереотипы поведения. — Л.: Наука, 1985. — С. 154—178.
- Цивьян Т. В. Морфонологический уровень в описании БЯС // Славянское и балканское языкознание. Проблемы морфонологии. — М.: Наука, 1981. — С. 321—329.
- Цивьян Т. В. Морфосинтаксические функции новогреческого артикля в аспекте грамматики балканского языкового союза // Славянское и балканское языкознание. Проблемы морфологии современных славянских и балканских языков. — М.: Наука, 1976. — С. 167—202.
- Цивьян Т. В. Мотив движения гор в южнославянских пастушеских песнях // Dialectologia Slavica. Сборник к 85-летию С. Б. Бернштейна. — М.: Индрик, 1995. — С. 274—284.
- Цивьян Т. В. Мотив наказания месяца в сюжете Небесной свадьбы // Балто-славянские исследования 1986. — М.: Наука, 1988. — С. 69—72.
- Цивьян Т. В. Мотив суда/спора цветов в балканском фольклоре и «одористический код» в античной традиции // Античная балканистика. — М.: Наука, 1987. — С. 124—128.
- Цивьян Т. В. Музыкальные инструменты как источник мифологической реконструкции // Образ — Смысл в античной культуре. — М.: ГМИИ, 1990. — С. 182—195.
- Цивьян Т. В. О греческом обряде клидон и его семантических мотивировках // Studia Slavica. К восьмидесятилетию С. Б. Бернштейна. — М.: ИСБ АН СССР, 1991. — С. 100—105.
- Цивьян Т. В. О лингвистических основах модели мира (на материале балканских языков и традиций) // Славянский и балканский фольклор. Реконструкция древней славянской духовной культуры: источники и методы. — М.: Наука, 1989. — С. 192—206.
- Цивьян Т. В. О мифологическом гербарии (рута) // Балто-славянские исследования 1987. — М.: Наука, 1989. — С. 69—72.
- Цивьян Т. В. О некоторых способах отражения в языке оппозиции внутренний/внешний // Структурно-типологические исследования в области грамматики славянских языков. — М.: Наука, 1973. — С. 242—261.
- Цивьян Т. В. О построении синтаксиса в грамматике балканского языкового союза // Балканский лингвистический сборник. — М.: Наука, 1977. — С. 312—323.
- Цивьян Т. В. О стихотворении Кавафиса «Дом с садом» // История культуры и поэтика. — М.: Наука, 1994. — С. 160—167.
- Цивьян Т. В. Об одном аспекте посессивности и способах его выражения в балканских языках (dat. eth. и его трансформы) // Славянское и балканское языкознание. Язык в этнокультурном аспекте. — М.: Наука, 1984. — С. 79—86.
- Цивьян Т. В. Об одном классе персонажей низшей мифологии: «профессионалы» // Славянский и балканский фольклор. Народная демонология. — М.: Индрик, 2000. — С. 177—192.
- Цивьян Т. В. Об одном образе румынского мифологического словаря // Philologia Slavica. К 70-летию академика Н. И. Толстого. — М.: Наука, 1993. — С. 220—225.
- Цивьян Т. В. Об одном случае сходства между румынским и албанским языками // Лингвистические исследования по общей и славянской типологии. — М.: Наука, 1966. — С. 166—171.
- Цивьян Т. В. Образ и смысл жертвы в античной традиции // Палеобалканистика и античность. — М.: Наука, 1989. — С. 119—131.
- Цивьян Т. В. Оппозиция мужской/женский и её классифицирующая роль в модели мира // Этнические стереотипы мужского и женского поведения. — Л.: Наука, 1991. — С. 77—91.
- Цивьян Т. В. Перфект I, перфект II и категория пересказывания в македонском языке: к постановке проблемы // Македонска академиjа на науки и уметности. Прилози XI/2. Одделение за лингвистика и литературна наука. — Скопjе, 1986. — С. 37—43.
- Цивьян Т. В. Предложения к описанию синтаксиса новогреческого языка с помощью элементарных синтаксических конструкций // Славянское и балканское языкознание. Проблемы интерференции и языковых контактов. — М.: Наука, 1975. — С. 79—103.
- Цивьян Т. В. Путешествие Одиссея — движение по лабиринту // Концепт движения в языке и культуре. — М.: Индрик, 1997. — С. 306—323.
- Цивьян Т. В. Синтаксическая структура БЯС: ведущий принцип // Балканские исследования. Исторические и историко-культурные процессы на Балканах. — М.: Наука, 1981. — С. 270—278.
- Цивьян Т. В. Сюжет «приход мёртвого брата» в балканском фольклоре. (К анализу сходных мотивов) // Труды по знаковым системам 6. — Тарту: ТГУ, 1973. — С. 83—105.
- Цивьян Т. В. Человек и его судьба-приговор в модели мира // Понятие судьбы в контексте разных культур. — М.: Наука, 1994. — С. 122—129.
- Цивьян Т. В., Свешникова Т. Н. К исследованию семантики балканских фольклорных текстов. Румынские тексты о персонифицированных днях недели // Исследования по грамматической типологии славянских языков. — М.: Наука, 1973. — С. 197—241.
- Цивьян Т. В., Свешникова Т. Н. К семиотике посуды в восточнороманском фольклоре // Этническая история славян и восточных романцев. — М.: Наука, 1979. — С. 147—190.
- Цивьян Т. В., Судник Т. М. К реконструкции одного мифологического текста в балто-балканской перспективе // Структура текста. — М.: Наука, 1980. — С. 240—285.
- Цивьян Т. В., Судник Т. М. Мак в растительном коде основного мифа (Balto-Balcanica) // Балто-славянские исследования 1980. — М.: Наука, 1981. — С. 300—317.
- Цивьян Т. В., Судник Т. М. О мифологии лягушки (балто-балканские данные) // Балто-славянские исследования 1981. — М.: Наука, 1982. — С. 137—154.
Напишите отзыв о статье "Цивьян, Татьяна Владимировна"
Литература
- Институт славяноведения и балканистики. 50 лет / Отв. ред. М. А. Робинсон. — М.: Индрик, 1996. — 424 с.
- «На меже меж Голосом и Эхом»: Сборник статей в честь Татьяны Владимировны Цивьян / Сост. Л. О. Зайонц. — М.: Новое издательство, 2007. — 384 с.
- Николаева Т. М. К юбилею Татьяны Владимировны Цивьян // Славяноведение. — 2007. — № 3. — С. 124—125.
- Николаева Т. М. Татьяна Владимировна Цивьян — балканист // Балканские чтения 9. Terra balcanica. Terra slavica. К юбилею Татьяны Владимировны Цивьян. — М.: Институт славяноведения РАН, 2007. — С. 7—19.
- Седакова И. А. Татьяне Владимировне Цивьян: Юбилейное // Традиционная культура. — 2012. — № 2. — С. 184—186.
Ссылки
- [www.imk.msu.ru/Structure/RussianCulture/civjan.html Татьяна Владимировна Михайлова (Цивьян)] // Институт мировой культуры
- [inslav.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=197:2010-01-13-17-59-31&catid=12:2009-08-05-10-49-56&Itemid=22 Страница] на сайте Института славяноведения РАН
Отрывок, характеризующий Цивьян, Татьяна Владимировна
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.
Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.
15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
