Цимбрский язык

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Цимбрский язык
Самоназвание:

Tàuć

Страны:

Италия Италия

Регионы:

Венеция, Тренто

Общее число говорящих:

4500 (вкл. мохено)

Статус:

исчезающий

Классификация
Категория:

Языки Евразии

Индоевропейская семья

Германская ветвь
Западногерманская группа
Южногерманская подгруппа
Письменность:

латиница

Языковые коды
ISO 639-1:

ISO 639-2:

ISO 639-3:

cim

См. также: Проект:Лингвистика

Ци́мбрский язы́к (нем. Zimbrisch, итал. lingua cimbra) — один из германских языков, представляющий собой совокупность диалектов, разбросанных по северо-восточной Италии в области Венеция, провинции Тренто и провинции Удине (область Фриули-Венеция-Джулия).





Язык или диалект

Предки цимбров переселились с территории Тироля около 1000 года и с тех пор их диалект развивался в полной изоляции от остальных южногерманских языков. Таким образом, хотя исторически цимбрский восходит к баваро-австрийскому ареалу, совокупность фонетических, грамматических и лексических различий, накопившихся за тысячелетие самостоятельного развития, и отсутствие взаимопонимания позволяет говорить о нём как о самостоятельном языке. Такая точка зрения подкрепляется также социо-функциональной ситуацией, так как цимбрский язык находится вне зоны функционирования литературного немецкого языка.


Лингвогеография / Современное положение

Социолингвистические сведения

Цимбрский язык находится в исчезающем положении, вытесняясь стандартным итальянским и местными венетскими и трентинскими диалектами. Всего на нём сейчас говорит около 4,5 тысяч человек, из них 2278 человек на диалекте мокено.

Диалекты

Выделяются 2 основных диалектные группы. Отличия между ними связаны с влиянием разных романских языков и диалектов и степенью вторичного влияния немецких диалектов из Южного Тироля.

Собственно цимбрское, или южное наречие

Диалекты этой группы окружены центральными диалектами венетского языка. Можно ввыделить следующие группы.

«Семь общин»

«Семь общин» (цимбр. 7 Comoine, итал. Sette Comuni, нем. Sieben Gemeinden) на севере провинции Виченца (область Венеция).

Цимбрский язык сохранился лишь в деревне Меццасельва в общине Роана.

Юго-восток провинции Тренто

Включает 6 общин и части ещё двух общин (с северо-востока на юго-запад):

По-цимбрски говорят только лишь около 500 жителей Лузерны.

«Тринадцать общин»

«Тринадцать общин» (цимбр. 13 Comoine, итал. Tredici Comuni/Lessinia, нем. Dreizehn Gemeinden/Lessinien) находятся на севере провинции Верона (область Венеция), к юго-западу от «7 общин». Диалекты этой группы окружены западными диалектами венетского языка. Известны следующие общины, где когда-либо говорили по-цимбрски:

Сейчас язык сохранился лишь в селении Джацца (община Сельва-ди-Проньо).

Запад провинции Виченца

В горных долинах на западе провинции Виченца (область Венеция) расположены 6 цимбрских общин, ни в одной из которых больше не говорят по-цимбрски.

Восток области Венеция

На юго-востоке провинции Беллуно и северо-востоке провинции Тревизо (область Венеция), в горном районе Кансильо (Cansiglio) к востоку от города Беллуно находятся ещё несколько цимбрских селений, где ещё несколько десятилетий назад говорили по-цимбрски.

  • провинция Беллуно
    • община Тамбре (Tambre)
      • селения Валь-Бона (Val Bona), Пьян-деи-Лови (Pian dei Lovi), Канаие-Вечо (Canaie Vecio) и Пьян-Канаие (Pian Canaie)
    • община Фарра-д’Альпаго (Farra d’Alpago)
      • селения Кампон (Campon), Пьян-Остерия (Pian Osteria) и И-Пик (I Pich)

Мо́кено

В Тренто к северу от верхней Вальсуганы (верхняя часть долины реки Брента) распространено наречие мокено. Часто об этом наречии говорят как об отдельном языке, см., например, английскую статью. Название происходит, предположительно, от цимбрского слова mochen («делать», = нем. machen), которое на слух итальянцев часто слышно в цимбрской речи. Сейчас на мокено говорят в трёх общинах в долине Ферсина (Bersntol, Fersina/Valle dei Mocheni, Fersental) к востоку от города Тренто (сверху вниз):

До 1800 года говоры, близкие мокенскому, сохранялись в районах Пине (Монтаньяга, Миола, Файда, Бедолло и Реньяна), Перджине (Маси-Альти-Санта-Катерина и Сан-Вито) и Вальсугана (Ронки и Ронченьо)

До 1900 года на мокено ещё говорили в деревнях Виньола (Vignola) и Фалезина (Falesina) на склонах Панаротты между Перджине и долиной Ферсины.[1]

Мокенские селения окружены трентинским наречием галло-итальянского языка.

Карнийские Альпы

На севере Венеции и Фриули-Венеция-Джулия, на самой границе с Австрией сохранилось несколько немецкоязычных общин, носители которых не относят себя к цимбрам и имеют иную историю поселения в этих краях.

В языке этих общин заметно сильное влияние немецких восточнотирольских диалектов.

На северо-востоке провинции Удине, в Канальской долине (Kanaltal, Val Canale), сохранились диалекты, сочетающие в себе цимбрские и каринтийские черты баварско-австрийского ареала. Главным городом является Тарвизио (нем. Tarvis, итал. Tarvisio, словен. Trbiž).

Письменность

Спорадически используется письменность на основе латиницы.

История языка

Федерация семи общин являлась территорией распространения данного языка

Лингвистическая характеристика

Напишите отзыв о статье "Цимбрский язык"

Примечания

  1. [www.kib.it/pag_cms/articolo.asp?IDcms=476 Языковая география] долины Ферсины.  (англ.)

Ссылки

  • [www.omniglot.com/writing/cimbrian.htm Omniglot: Cimbrian Language, Alphabet, and Pronunciation]  (англ.)
  • [www.ethnologue.com/show_language.asp?code=cim Ethnologue report for Cimbrian]  (англ.)
  • titus.uni-frankfurt.de/didact/zimbr/course2/lesson2/remigio2.htm  (нем.)(англ.)

Отрывок, характеризующий Цимбрский язык

Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.
Молчание это было прервано одним из братьев, который, подведя Пьера к ковру, начал из тетради читать ему объяснение всех изображенных на нем фигур: солнца, луны, молотка. отвеса, лопаты, дикого и кубического камня, столба, трех окон и т. д. Потом Пьеру назначили его место, показали ему знаки ложи, сказали входное слово и наконец позволили сесть. Великий мастер начал читать устав. Устав был очень длинен, и Пьер от радости, волнения и стыда не был в состоянии понимать того, что читали. Он вслушался только в последние слова устава, которые запомнились ему.
«В наших храмах мы не знаем других степеней, – читал „великий мастер, – кроме тех, которые находятся между добродетелью и пороком. Берегись делать какое нибудь различие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упадающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь добродетели. Дели счастье с ближним твоим, и да не возмутит никогда зависть чистого сего наслаждения. Прощай врагу твоему, не мсти ему, разве только деланием ему добра. Исполнив таким образом высший закон, ты обрящешь следы древнего, утраченного тобой величества“.
Кончил он и привстав обнял Пьера и поцеловал его. Пьер, с слезами радости на глазах, смотрел вокруг себя, не зная, что отвечать на поздравления и возобновления знакомств, с которыми окружили его. Он не признавал никаких знакомств; во всех людях этих он видел только братьев, с которыми сгорал нетерпением приняться за дело.
Великий мастер стукнул молотком, все сели по местам, и один прочел поучение о необходимости смирения.
Великий мастер предложил исполнить последнюю обязанность, и важный сановник, который носил звание собирателя милостыни, стал обходить братьев. Пьеру хотелось записать в лист милостыни все деньги, которые у него были, но он боялся этим выказать гордость, и записал столько же, сколько записывали другие.
Заседание было кончено, и по возвращении домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.


На другой день после приема в ложу, Пьер сидел дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату вошел князь Василий.
– Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, – сказал князь Василий, входя в комнату. – Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен невинна перед тобой, как Христос перед жидами. – Пьер хотел отвечать, но он перебил его. – И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я всё знаю, я всё понимаю, – сказал он, – ты вел себя, как прилично человеку, дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить. Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и даже двора, – прибавил он, понизив голос. – Она живет в Москве, ты здесь. Помни, мой милый, – он потянул его вниз за руку, – здесь одно недоразуменье; ты сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.