Циммер, Маркус

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Циммер Маркус (* 7 октября 1964 в Эшвеге, † 18 июня 2006 в Касселе) по прозвищу Zimbl был немецким музыкантом и вокалистом группы The Bates. В 1987 Циммер вместе с ударником Франком Клюбешайдтом, гитаристами Армином Беком и Томасом Меллером основал группу The Bates. Панк-рок-группа была известна, прежде всего, многочисленными кавер-версиями песен. Группа несколько раз поднималась на вершины чартов в нескольких европейских странах.

В 2001 году группа распалась из-за споров об употреблении спиртных напитков. После распада группы он опубликовывал ещё 2 сольных альбома. Первый альбом «Unplugged» был выпущен в июле 2003 года. В августе 2004 года вышел второй альбом «Bubblegum Trash Forever». Оба альбома появлялись только в маленьком количестве экземпляров.

18 июня 2006 года Маркус Циммер скончался в возрасте 41 года в своей квартире в Касселе. Через два дня он был найден.





Биография

Zimbl родился 7.10.1964 в Эшвеге под именем Маркуса Эрнста Ойгана Циммера. Он рос в Райхензаксен, маленьком местечке недалеко от Эшвеге, со своими родителями Урсулой и Йохеном, а также с младшим братом Марио. В 5 лет Zimbl получает в подарок свою первую детскую гитару.

В 1971 он идет в школу в Райхензаксен. В 8 лет получает свою первую настоящую гитару. Он сам научился играть, играет по слуху, кроме всего прочего, отрывки из Cat Stevens. Также примерно 6 месяцев обучается игре на гитаре, после чего его преподаватель сообщает родителям, что больше нет смысла в обучении, он больше не может ничему научить мальчика.

В 1975 Zimbl меняет начальную школу на гимназию в Эшвеге. Особенно хорошие успехи он имел в немецком и языке, но настоящее его желание было не появляться в школе, из-за чего ему приходится сменить школу, наконец, на настоящее училище в Эшвеге. Там его направляют на межрегиональные соревнования по математике, однако, для его участия имеются препятствия (он должен был бы покинуть для этого Эшвеге) и он портит квалификационные тесты умышленно. Типично для него: то, что он не хочет делать, он никогда не делает. Он всегда был мятежником. Zimbl встречает в школе братьев Гримм Хайнца, с которым сидит там за одной партой. Хайнц играет на ударных, и таким образом вдвоем они в 1979 основывают группу Sticky Fingers, названную по одноимённому альбому Rolling Stones. Так как ударных и гитары кажется мало, оба берутся за поиск соратников для своей группы. Zimbl услышал, что в трактире в соседнем Хоенайхе должна репетировать одна группа. За стойкой они наталкиваются на сына хозяина ресторана, Армина, который тоже играл на гитаре и предлагают попробовать играть вместе. У них уже имеется много общего, все трое — восторженные поклонники Rolling Stones, прежде всего Брайна Джонса, и биографию Stones знают почти наизусть. Таким образом, не удивительно, что Sticky Fingers играли песни своей любимой группы. В то время как панк-движение из Англии вокруг таких групп, как Sex Pistols и американских Ramones в крупных городах уже давно достигло своего апогея, в Эшвеге оно торжественно вступает с небольшой задержкой. Zimbl часто сообщал о телевизионном выступлении Ramones, которое он увидел тогда случайно, и насколько сильно группа повлияла на него. Затем красятся волосы и теперь звук Sticky Fingers неизбежно изменяется в соответствии с прическами… В то время группа репетирует, как почти все группы, в МЦ, молодёжном центре Эшвеге. Там молодой ударник Франк Клюбешайдт также репетирует со своей джаз группой. Так как панки и джазеры не так хорошо друг с другом ладят, сначала наблюдается некоторое противостояние. Однажды Klube (Клюбешайдт) присутствует на репетиции Sticky Fingers и показывает её ударнику Хайнцу несколько вещей на ударных. Эта репетиция для группы — переломный момент. Так должно быть. Хайнц самостоятельно уходит со своего места и с тех пор Klube работает на ударных.

В 1983 Zimbl достигает своей зрелости и заканчивает свою 14-месячную военную службу на истребителях танков в Зонтра. Группа меняет название на Nuclear Graffity. Zimbl тем временем сменил гитару на бас, наряду с функцией певца стал басистом. Далее следуют несколько маленьких выступлений, первое большое на фестивале Open Flair в Эшвеге, который существует до сегодняшнего дня. Zimbl начинает тем временем обучение в типографии, которое он бросает через несколько месяцев, чтобы получить образование столяра, но и это он бросает незадолго до конца обучения, чтобы посвятить себя исключительно музыке. Как поворотный пункт и как открытие он описывает концерт Chameleons в 1984 в деревне Шюттдорф. Вдохновленный психоделическим звуком Chameleons, первый раз он задумывается о второй гитаре. Наконец, эту вторую гитару находит Klube, а именно молодого Томаса Меллера (Pogo). Он играет в это время в группе The Difference вместе с Кей и Джорджем, которые образуют Cardiac Pacemakers сегодня вместе с Klube.

В 1984 году Nuclear Graffity состоит из Zimblа на басе и вокале, Армина (сольная гитара), Klube (ударный инструмент) и Pogo (ритм-гитара). В 1986 Nuclear Graffity стала The Bates. Первый концерт The Bates в этом составе состоялся в том же году в МЦ в рамках первого фестиваля Independent Night в Эшвеге. Этот концерт находит отклик в региональной прессе и интерес к группе растет. Тем временем Zimbl уходит из дома и живёт в маленькой квартире вместе со своей тогдашней подругой Труди в Эшвеге. В это время все они работают бок о бок. Демоверсия песни под названием «Blood In The Shower» имеет успех. Следует несколько маленьких выступлений, в том числе в Касселе рекламный ролик, с которым продается также демоверсия. После этого концерта группа не получает запроса ни на один из отрывков как запланированный образец, который хотели бы предоставить в распоряжение. Песня Wet Look появляется на сборнике «Good Music for Good Men», который выходит на студии Indie Label Weckewerk Records. Затем Детлеф Ван Дун, шеф студии Black Fantasy Records, обращает внимание на The Bates и заключает с ними договор. В 1989 выходит первый альбом «No Name For The Baby». Через год появляется микс с тем же названием. В том же самом году Армин покидает группу, чтобы посвятить себя изучению теологии. Zimbl, Pogo и Klube продолжают втроем. Однако долгое время у них нет второй гитары.

Группа на некоторое время затаилась, Zimbl и Klube выступают как дуэт Suziz. Однако такое положение никого не удовлетворяет. Итак, они решают продолжать, все же, с The Bates. После длительного поиска и проб в группе появляется Михаэль Реббиг (Reb). The Bates снова существуют и, как позже выяснится, весьма успешно. В 1992 следует турне, и ещё диск, Psycho Junior, теперь под новым лейблом. В 1993 выходит концертный диск, Unfucked, и заключается первая важная сделка со студией Virgin Records. Следуют успешные годы, в целом 12 дисков, турне, фестивали, шоу, телевизионные выступления, The Bates играют с такими группами, как Peter and the Test Tube Babies, Mega City 4, Toy Dolls, Ramones, Ärzten, и Motorhead. Они появляются на обложках Bravo и музыкальных журналов, их песни транслируют по радио, на MTV и Viva. Видеоклипы снимаются в Швеции, США и в Австрии. Одним словом, группа сделала это. Добилась популярности. Между тем Zimbl переезжает в Кассель, живёт там вместе со своей подругой Таней. Разумеется, он едва ли бывает дома, живёт больше на чемоданах и в гостиничных номерах мира, чем в своей квартире. Когда он приезжает из поездки, он впадает в большинстве случаев в депрессию, слишком резкое различие между жизнью в поездке и нормальной жизни дома. Он живёт для музыки, слишком сильно он привык к праздности: шоу, вечеринки, эксцессы. Уже давно алкоголь и наркотики стали его буднями. Все же он едет в турне. Он говорит себе: рок-н-ролл — это моя жизнь, и это жизнь, которую я всегда хотел. Он жил своей собственной мечтой. Только так и не иначе. При этом здоровье у него все хуже, тело больше не участвует в эксцессах. Поэтому в 1997 группа решает взять годовую паузу. Подруга Zimblа покидает его и он переезжает в маленькую квартиру в Касселе.

«Мне нужно немного», говорил он однажды, «комната такая же большая как гостиничный номер, это совершенно удовлетворяет меня». Zimbl пишет в это время тексты «Intra Venus». Вместе с тем он переживает любовную тоску. Дела идут у него плохо. «Intra Venus» выходит в следующем году, затем 2 турне, одно весной и одно осенью, потом ещё фестивали летом. Это утомительно для всех. Группа оказывается в критическом положении, состояние здоровья Zimblа всех беспокоит, кроме того, Pogo должен покинуть группу в конце 1998. Последний концерт The Bates с Pogo состоится 28.12.1998 во Франкфурте. The Bates остаются втроем. В середине 1999 появляется новый гитарист — Dully. The Bates выпускают ещё диск и едут турне по Японии. Никто не хочет говорить о роспуске, только о паузе. Новый диск был запланирован на 2001, однако, его никогда не будет. Самый последний концерт The Bates состоится 7.10.2000, в 36-летний день рождения Zimblа, в Нойнбурге. Zimbl по-прежнему живёт в Касселе в своей квартире. Он играет на гитаре, сочиняет, пишет тексты и пытается жить со своею страстью. Он поддерживает тесный контакт со своими родителями. В 2000 году он впервые на несколько минут снова появляется на сцене, как гость на презентации новой группы Pogo, Wonder 99, в Ольденбурге. В следующем году он пробует различные проекты, играет на акустической гитаре в поддержку Wonder 99 вместе с подругой у микрофона в Гамбурге. В 2002 он играет с Klube как дуэт Suziz в рамках бенефиса в Эрфурте. Через год следует дополнительная программа для Wonder 99 в МЦ в Эшвеге, на этот раз с его приятелем и бывшим The Bates, Дитером. Тем временем Zimbl живёт вместе со своей подругой Цумляной в Касселе в новой квартире. Состояние здоровья варьируется, он переживает несколько различных госпитализаций. Все же он испытывает время от времени снова убытки. Хотя ничего нет лучше, чем снова возродить его группу и отправиться в поездку, спокойствие, кажется, приносит ему пользу. Zimbl становится спокойнее и задумчивее. Он сочиняет и пишет дальше страстно. Он выпускает в 2003 диск с заголовком Unplugged. Играет в 20032005 около 22 сольных концертов, и кроме всего прочего 4 раза принимает участие также в выступлениях Toy Dolls в качестве поддержки. В 2004 появляется ещё один альбом, Bubblegum Trash Forever. Последний концерт состоится в мае 2005 в Вунсдорфе. Zimbl лечится. Он начинает вести нормальную жизнь. Летом 2005 Zimbl получает тяжелую травму головы при падении и должен поэтому провести 3 месяца в клинике. Он сложно отходит от этой аварии. Он опасается, что никогда больше не сможет по-настоящему музицировать. Все же он пишет дальше песни. Весной 2006 Zimbl и его подруга Цумляна расстаются. Он занимает однокомнатную квартиру в Касселе на Момбахштрассе. Zimbl живёт уединенно. Он начинает размышлять много над жизнью, но не освобождается все же от своей страсти. В воскресенье 18 июня 2006 года Zimbl, вероятно, вечером умирает в своей квартире от сердечной недостаточности.

Дискография

Альбомы

Напишите отзыв о статье "Циммер, Маркус"

Ссылки

  • the-bates.de/
  • www.zimbl.com/
  • youtube.com/results?search_query=zimbl

Отрывок, характеризующий Циммер, Маркус

– Да, наверное, – сказала она. – Ах! Это очень страшно…
Губка Лизы опустилась. Она приблизила свое лицо к лицу золовки и опять неожиданно заплакала.
– Ей надо отдохнуть, – сказал князь Андрей, морщась. – Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я пойду к батюшке. Что он, всё то же?
– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.


В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…