Цинёв, Георгий Карпович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Цинев, Георгий Карпович»)
Перейти к: навигация, поиск
Георгий Карпович Цинёв
Дата рождения

5 мая 1907(1907-05-05)

Место рождения

Екатеринослав,
Российская империя

Дата смерти

31 мая 1996(1996-05-31) (89 лет)

Место смерти

Москва, Российская Федерация

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

КГБ СССР

Годы службы

19411992

Звание

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Других государств:

В отставке

с 1992 года

Гео́ргий Ка́рпович Цинёв (5 мая (по ст. стилю 22 апреля) 1907, Екатеринослав — 31 мая 1996) — деятель органов государственной безопасности СССР, Герой Социалистического Труда (4.5.1977), генерал армии (13.12.1978)[1]. Первый заместитель Председателя КГБ СССР (январь 1982 — ноябрь 1985). Член ЦК КПСС (1981 — 1986 гг.). Депутат Верховного Совета СССР

Член ВКП(б) с 1932 года.





Биография

Окончил Днепропетровский металлургический институт (1934). В 1934—1939 годах работал на Нижнеднепровском трубопрокатном заводе имени К. Либкнехта. С 1939 года — на партийной работе в Днепропетровске, секретарь Ленинского райкома партии, с 1940 года — второй секретарь Днепропетровского городского комитета партии.

Призван в Красную Армию в ноябре 1941 года, участник Великой Отечественной войны. Находился на фронте в должностях политического состава: с ноября 1941 года — комиссар штаба оперативной группы войск 21-й армии, с февраля 1942 года — заместитель начальника политуправления Калининского фронта, в июле — декабре 1942 года — начальник политотдела 4-й ударной армии на Калининском фронте, с мая 1943 года до конца войны — начальник политотдела 57-й армии. Участвовал в оборонительных боях на Украине, в битве за Москву, в зимне-весенних боях 1943 года в районе Харькова, в битве за Днепр, в битве за Правобережную Украину, в освобождении Молдавской ССР, Румынии, Болгарии, Югославии, Венгрии, Австрии.

После Победы остался на службе в армии. С июня 1946 года служил помощником Верховного комиссара в исполнительном комитете советской части Союзнической комиссии по Австрии. В мае 1948 года отправлен на учёбу, в 1950 году окончил Высшую военную академию имени К. Е. Ворошилова. В 19501951 годах — заместитель Верховного комиссара в Австрии от СССР.

С 1953 года — на руководящей работе в органах государственной безопасности (сначала в Главном управлении государственной безопасности Министерства внутренних дел СССР, с 1954 года — в КГБ СССР. С сентября 1953 года — начальник Управления особых отделов по Группе советских войск в Германии. С июня 1958 года — начальник Военного института КГБ СССР имени Ф. Э. Дзержинского. С сентября 1960 года — начальник Спецуправления в 3-м Управлении КГБ СССР, а с мая 1961 года — начальник Спецуправления — заместитель начальника 3-го Управления КГБ СССР. Сделал стремительную карьеру после прихода к власти Л. И. Брежнева, которому приходился родственником. В феврале 1966 года сменил И. А. Фадейкина на должности начальника 3-го Управления КГБ (военная контрразведка). Член коллегии КГБ с 24 мая 1967 года, с 24 июля того же года сменил С. Г. Банникова на должности начальника 2-го Главного (контрразведывательного) управления КГБ. С августа 1970 года — заместитель Председателя КГБ при Совете Министров СССР.

Фактически имел статус доверенного человека Брежнева в КГБ[2], лично и неофициально докладывал ему о всём происходящем в КГБ, в первую очередь о действиях его Председателя Ю. В. Андропова. Имел репутацию склонного к интригам и самодурству человека[3]. «Цинёв имел независимые прямые выходы на Генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева, что заметно осложняло работу КГБ, особенно по кадровой линии», — отмечал генерал И. Л. Устинов[4]. В январе 1982 — ноябре 1985 годов — первый заместитель Председателя КГБ СССР. С ноября 1985 года — в Группе генеральных инспекторов Министерства обороны СССР. С 1992 года — в отставке.

Член Центральной ревизионной комиссии КПСС в 19711976 годах. Кандидат в члены ЦК КПСС в 19761981 годах, член ЦК КПСС в 19811986 годах. Депутат Верховного Совета СССР 8—11 созывов.

Жил в Москве. Скончался 31 мая 1996 года. Похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве.[5]

Звания

Награды

Напишите отзыв о статье "Цинёв, Георгий Карпович"

Литература

  • [archive.is/NCQLc Великая Отечественная война 1941—1945. Энциклопедия] / под ред. М. М. Козлова. — М.: Советская энциклопедия, 1985. — 832 с. — 500 000 экз.
  • Дегтярев К. СМЕРШ. — М.: Яуза Эксмо, 2009. — С. 640—641. — 736 с. — (Энциклопедия спецслужб). — 4000 экз. — ISBN 978-5-699-36775-7.

Примечания

  1. 1 2 В один день с С. К. Цвигуном и В. А. Матросовым, самый пожилой в таком звании на момент присвоения — 71 год.
  2. «Цинёв ведь вел себя столь независимо потому, что имел прямые выходы на Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева».
    Источник: Александр Бондаренко. [old.redstar.ru/2008/04/09_04/2_04.html Иван Устинов: «Они на верном курсе»]
  3. Л. Млечин. КГБ. Председатели органов безопасности. Рассекреченные судьбы. — М.: Центрполиграф, 2003. — С. 617—625. — ISBN 5-227-01466-3
  4. Виктор Логашин. [old.redstar.ru/2007/12/05_12/4_01.html Тайная война генерала Устинова]. Проверено 22 августа 2016.
  5. [archive.is/20120715065633/moscow-tombs.narod.ru/1996/tsynev_gk.htm Московские могилы. Цинёв Г. К.]

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=9935 Цинёв, Георгий Карпович]. Сайт «Герои Страны».

  • [www.hrono.ru/biograf/bio_c/cinev.html Биография].
  • [www.vpk-news.ru/print.asp?pr_sign=archive.2007.183.articles.chronicle_04 Сто лет со дня рождения Г. К. Цинёва].

Отрывок, характеризующий Цинёв, Георгий Карпович

На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.