Циннеманн, Фред

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Циннеман, Фред»)
Перейти к: навигация, поиск
Фред Циннеманн
Fred Zinnemann
Дата рождения:

29 апреля 1907(1907-04-29)

Место рождения:

Вена, Австрия

Дата смерти:

14 марта 1997(1997-03-14) (89 лет)

Место смерти:

Лондон, Великобритания

Гражданство:

Австро-Венгрия Австро-Венгрия
США США
Великобритания Великобритания

Профессия:

кинорежиссёр, кинопродюсер

Фред Ци́ннеманн (нем. Fred Zinnemann; 29 апреля 1907, Вена — 14 марта 1997, Лондон) — американский кинорежиссёр австрийского происхождения. Был удостоен 4-х «Оскаров» и 1 «Золотой глобус» в т. ч. за постановку исторических драм «Отныне и во веки веков» (1953) и «Человек на все времена» (1966).





Биография

Фред Циннеманн родился в Вене в еврейской семье, его отец был врачом. Он хотел стать музыкантом, но поступил в Венский университет, где учился на юриста. Кинокарьеру начал как оператор, а в 1930 году стал одним из режиссёров фильма «Воскресные люди», над которым также работали будущие голливудские режиссёры Билли Уайлдер и Роберт Сиодмак.

Приехав в США, Циннеманн стал помощником и переводчиком другого эмигранта из Австрии — писателя и режиссёра Бертольда Фиртеля. Благодаря Фиртелю Циннеман познакомился с актрисой Гретой Гарбо, режиссёрами Сергеем Эйзештейном, Фридрихом Мурнау, Робертом Флаэрти. Работу с документалистом Флаэрти над незавершённым проектом Циннеманн назовёт «самым важным событием в моей профессиональной жизни» (the most important event of my professional life)[1].

Циннеманн играл в массовке в фильме «На западном фронте без перемен» (1930; по роману Ремарка), а первый полнометражный фильм снял в 1935 году в Мексике. Это был документальный фильм о рыбаках «Волна», поставленный по заказу министерства сельского хозяйства. В 1936 году Циннеманн получил американское гражданство и женился на Рене Бартлет, брак с которой продлится до его смерти. Через четыре года у них родился сын Тим, в будущем кинопродюсер.

После возвращения из Мексики Циннеманн поставил восемнадцать короткометражек для компании Metro-Goldwyn-Mayer. За одну из них, «Эти матери могли бы жить» (1938) он получил премию «Оскар». В 1942 году он снял полнометражные детективы «Глаза в ночи» и «Убийца в перчатках». Его первым известным фильмом стала снятая в годы Второй мировой войны военная драма «Седьмой крест» со Спенсером Трейси в главной роли. В послевоенные годы Циннеманн открыл двух актёров, которые станут звездами: «Поиск» (1948) стал дебютом в полнометражном кино для Монтгомери Клифта, а «Мужчины» (1950) — для Марлона Брандо. В 1951 году режиссёр снял последнюю в своей жизни короткометражку «Бенджи», за которую снова был удостоен «Оскара».

В 1952 году вышел один из самых известных фильмов Циннеманна — вестерн «Ровно в полдень». Снятый по сценарию опального Карла Формана и рассказывающий о шерифе, который остался один на один с бандитами, так как горожане побоялись ему помочь, он был воспринят как аллегория американского общества эпохи маккартизма[2]. Консервативно настроенные Говард Хоукс и Джон Уэйн критиковали фильм, их вестерн «Рио-Браво» стал своеобразным ответом на картину Циннеманна. Вышедшая в 1953 году драма «Отныне и во веки веков» по роману Джеймса Джонса была удостоена восьми «Оскаров», включая призы за лучшую режиссуру и лучший фильм.

Несмотря на признание и активную занятость, режиссёр был недоволен атмосферой «охоты на ведьм», которая царила в США, и в 1963 году уехал в Великобританию. Здесь он снял несколько фильмов, самым известным из которых стала биография Томаса Мора «Человек на все времена» (1966), завоевавшая множество наград. История о католике Море, который вступил в конфликт с королём Генрихом VIII, получила одобрение Ватикана[1], а в 1994 году заняла первое место в списке лучших консервативных фильмов[3], несмотря на либеральную репутацию режиссёра.

Последний фильм Циннеманна вышел в 1982 году, после этого он отошёл от кино. В 1992 году вышла его автобиографическая книга «Фред Циннеманн о кино». Циннеманн умер в 1997 году от сердечного приступа.

Фильмография

Полнометражные

Короткометражные

Награды

Напишите отзыв о статье "Циннеманн, Фред"

Примечания

  1. ↑ 1 2 [www.sensesofcinema.com/2004/great-directors/zinnemann/ Фред Циннеманн на сайте «Senses of Cinema»]  (англ.)
  2. ↑ [www.brightlightsfilm.com/47/highnoon.htm Manfred Weidhorn. High Noon. Liberal Classic? Conservative Screed?]  (англ.)
  3. ↑ [www.nationalreview.com/conservative_movies/conservative_movies.shtml Best Conservative Movies]  (англ.)

Ссылки

  • [www.kommersant.ru/doc-rss.aspx?DocsID=174410 Алексей Петров. Полуфинал прекрасной эпохи]
  • [www.sensesofcinema.com/2004/great-directors/zinnemann/ Фред Циннеманн на сайте «Senses of Cinema»]  (англ.)
Фильмы Фреда Циннеманна
1930-е
1940-е
1950-е
1960-е
1970-е
1980-е

Отрывок, характеризующий Циннеманн, Фред

– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Циннеманн,_Фред&oldid=77822774»