Цистерцианцы

Цистерцианцы

Полное название	Орден Цистерцианцев
Латинское название	Ordo Cisterciensis
Сокращение	OCist
Церковь	Католическая Церковь
Девиз	Cistercium Mater Nostra
Основатель	Роберт Молемский
Дата основания	1098 год
Количество монашествующих	1733 (2014 год)
[www.ocist.org/ Сайт ордена]

К:Появились в 1098 году

Цистерциа́нцы (лат. Ordo Cisterciensis, OCist), белые монахи, бернардинцы — католический монашеский орден, ответвившийся в XI веке от бенедиктинского ордена. В связи с выдающейся ролью в становлении ордена, которую сыграл святой Бернард Клервоский, в некоторых странах принято называть цистерцианцев бернардинцами.

Духовность

Цистерцианские монахи ведут затворнический образ жизни, в духовной жизни большую роль играют аскетические практики и созерцательная монашеская жизнь. Для цистерцианских церквей характерно почти полное отсутствие драгоценной утвари, живописи, роскошных интерьеров.

Организация

Все обители ордена объединены в конгрегацию, управляемую генеральным капитулом, хотя отдельные монастыри пользуются самой широкой автономией; капитул назначает ответственных за ежегодную инспекцию всех монастырей.

Конституция ордена носит название «Хартия милосердия» (Carta caritatis), её составителем по традиции считается третий аббат Цистерцианского монастыря святой Стефан Хардинг (умер в 1134).

Облачение цистерцианцев — белое одеяние с чёрным скапулярием, чёрным капюшоном и чёрным шерстяным поясом.

В 2014 году цистерцианцы насчитывали 1 733 монаха, из которых 757 священников. Ордену принадлежало 77 обителей.

История

Название цистерцианцы происходит от первой обители ордена — монастыря Сито́ (фр. Cîteaux, лат. Cistercium), основанного в 1098 святым Робертом Молемским.

Роберт был отпрыском знатного шампанского рода и в ранней молодости вступил в бенедиктинский орден. Монастырская жизнь не соответствовала его строго аскетическим идеалам; он тщетно пытался восстановить соблюдение устава в старых монастырях и, видя бесплодность своих попыток, удалился из Молемского монастыря, где занимал место аббата, в пустынное место Сито, в сопровождении 20 спутников. Здесь он основал новый монастырь, положив в основу монашеской жизни строгое исполнение бенедиктинского устава. Самому Роберту, по требованию папы, пришлось вернуться в Молемский монастырь.

Его преемником на должности аббата Цистерцианского монастыря был Альберих, при котором папа Пасхалий II взял монастырь под своё особое покровительство. Альберих составил устав «Instituta monachorum Cisterciensium», в основу которых лёг бенедиктинский устав. Сначала строгость правил цистерцианцев служила препятствием приливу новых членов, но после того, как в орден вступил св. Бернард Клервоский с 30 товарищами (1112), число цистерцианцев стало быстро расти. В начале XIII века цистерцианский орден насчитывал около 300 монастырей, в конце уже около 500 обителей во Франции, Германии, Англии, Скандинавии, Испании, Италии и Венгрии.

В 1119 году папа Каликст II утвердил конституцию ордена «Carta Caritatis», которая определяла внутреннюю организацию ордена. Во главе ордена стоял аббат центрального монастыря Сито; он должен был ежегодно объезжать все монастыри ордена или посылать вместо себя одного из аббатов. Главный аббат, вместе с четырьмя аббатами старейших монастырей — Лаферте (с 1113), Понтиньи (с 1114), Клерво (с 1115) и Моримонского (с 1115) — составлял коллегию, управлявшую делами ордена под непосредственным надзором со стороны папы. Высшей инстанцией являлся генеральный капитул, собиравшийся раз в год в Сито; аббаты ближайших монастырей должны были ежегодно принимать в нём участие, аббаты более отдаленных — через более продолжительные промежутки времени.

В эпоху своего процветания цистерцианцы среди всех орденов занимали первое место по своему богатству и влиянию на современников. От них произошли рыцарские ордены Калатрава, Алкантара, Монтеза и Альфама в Испании.

Цистерцианские аббатства вели обширную хозяйственную деятельность, им принадлежали большие земельные угодья. Широкую практику в ордене получил институт конверзов, или светских братьев, людей трудившихся в монастыре и подчинявшихся орденской дисциплине, но не приносивших монашеских обетов. Цистерцианцы внесли большой вклад в развитие средневековой экономики и её техническое перевооружение. Цистерцианские аббатства Англии были главными производителями шерсти в Европе, цистерцианские аббатства Франции внесли значительный вклад в виноградарство, виноделие и сыроделие; в частности в цистерцианском аббатстве Понтиньи появилась знаменитая марка вина Шабли.

Большой вклад внесли цистерцианцы в науку и образование. В XIII веке генеральный капитул ордена обязал все аббатства, насчитывающие более 80 монахов, основывать при монастырях школы. Все аббатства, насчитывавшие более 40 монахов, были обязаны отправлять не менее двух человек на обучение в Парижский университет. Многие аббатства цистерцианцев имели лучшие для своего времени библиотеки — библиотека Клерво насчитывала в XV веке 1770 манускриптов, а библиотека аббатства Химмерод около 2000.

В период реформации по ордену был нанесён удар в Германии и других европейских землях, ставших протестантскими; множество монастырей было конфисковано. В Англии цистерцианские монастыри были распущены в соответствии с указом Генриха VIII.

В 1577 году из цистерцианцев выделился орден фельянов.

В XVII веке в ответ на послабление правил и упадок в некоторых цистерцианских монастырях во Франции из цистерцианцев выделился орден траппистов с ещё более строгим уставом. Число траппистов вскоре сильно выросло, к ним перешла большая часть цистерцианских монастырей, в том числе и колыбель ордена аббатство Сито.

В постройке монастырей нередко принимали участие выдающиеся архитекторы, скульпторы и художники. Так в создании монастырей цистерцианцев в Баварии принимали участие братья Динценхоферы и Бальтазар Нейман.

В XVIII веке начались правительственные меры против цистерцианцев: в Австрии много монастырей закрыл Иосиф II, во Франции — национальное собрание в 1790.

Однако орден сумел избежать уничтожения и в XIX и XX веках число цистерцианских монастырей вновь приблизилось к сотне. В конце XX — начале XXI века число цистерцианцев выросло с 1353 в 1990 году до 1733 в 2014 году. В настоящее время наибольшее число обителей этого ордена находится в Европе (особенно во Франции, Германии, Австрии, Испании), и США. По одному монастырю есть в Австралии и Новой Зеландии.

Женская ветвь

Второй цистерцианский орден (женский) был основан вскоре после мужского, около 1120 года. Первым женским цистерцианским монастырём стал Тар (англ.). В конце XII века насчитывалось 18 женских монастырей. В XIII веке была закреплено административное разделение монастырей цистерцианок, одни подчинялись начальству мужского ордена, другие — епархиальным епископам.

В XVII веке параллельно с траппистской реформой мужского ордена прошла и аналогичная реформа во втором ордене, в результате чего организовался орден трапписток. Монастырь цистерцианок Пор-Рояль в том же XVII веке стал цитаделью янсенизма. В 2010 году женская ветвь цистерцианского ордена насчитывала 1285 монахинь и 86 монастырей.

Литература

• «Цистерцианцы» //Католическая энциклопедия]. Т.5 .Изд. францисканцев. М.:2012, ст. 176—180
• «Essais de 1’histoire de 1’ordre de Citeaux» (1696, 9 т.);
• «Traite historique du chapitre general de 1’ordre de Citeaux» (1737);
• «Histoire des ordres monastiques» (т. V, стр. 344 и сл.);
• Winter, «Die Cistercienser des nord-ostl. Deutschlands» (Гота, 1868-71);
• Janauschek, «Origines, Cristerciensium» (т. I, В., 1877);
• Brunner, «Ein Cistercienserbuch» (Вюрцбург, 1882);
• «Studien und Mitteilungen aus dem Benediktiner und Cistercienser Orden» (1883);
• «Cistercienser-Chronik» (1889).

Ссылки

• [www.ocist.org/ Официальный сайт цистерцианцев]
• [www.newadvent.org/cathen/03780c.htm Статья о цистерцианцах в Католической энциклопедии (англ.)]

Отрывок, характеризующий Цистерцианцы

– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.
– Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним.


На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d'honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.
– A celui qui s'est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.
– Votre majeste me permettra t elle de demander l'avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
Государи сели верхами и уехали. Преображенцы, расстроивая ряды, перемешались с французскими гвардейцами и сели за столы, приготовленные для них.
Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.
– Каково, брат, угощенье? Всё на серебре, – сказал один. – Лазарева видел?
– Видел.
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.