Цонкапа

Дже Цонкапа
བཙོང་ཁ་པ
Статуя Цонкапы в амдоском монастыре Кумбум
Рождение	1357(1357) Тибет, Амдо, дол. Цонка
Смерть	1419(1419)
Монашеское имя	Лобсанг Дагпа
Почитается	школа гелуг
Прославлен	Второй Будда, Чже Ринпоче
День памяти	25 числа 10 лунного месяца (годовщина паринирваны, Зула-хурал)
Покровитель	бодхисаттва Манджушри
Атрибуты	меч, том Праджняпарамиты
Труды	«Ламрим Ченмо», «Нгагрим» и др.
Подвижничество	Волкха Чолунг (4 года)

О российской религиозной организации см. статью «Дже Цонкапа»

Дже Цонка́па (встречаются также написания Цонгкапа, Цонкхапа, Цзонкхапа, Цзонхава, Цзонкапа, Цонгкапа, Цзонхапа, Цзункэба^{[уточнить]}; тиб. བཙོང་ཁ་པ; монг. Зонхов; калм. Зунква; бур. Зонхобо, Зонхаба; 1357—1419) — тибетский религиозный деятель, философ и проповедник. Вошёл в историю как реформатор тибетского буддизма и основатель школы гелуг, впоследствии ставшей в Тибете наиболее многочисленной, и игравшей важнейшую роль в политике Тибета и близлежащих стран.

Предыдущие жизни

Традиция гласит, что в одной из своих предыдущих жизней Дже Цонкапа, будучи маленьким мальчиком, поднёс Будде Шакьямуни хрустальные чётки и взамен получил от него раковину. Обратясь к своему ученику Ананде, Будда предрёк, что мальчик переродится в Тибете и сыграет ключевую роль в возрождении его Учения — Дхармы. Будда добавил, что при посвящении мальчик получит имя Суматикирти, то есть, по-тибетски, Лобсанг Драгпа.

Биография

Дже Цонкапа родился в 1357 году, в десятый день десятого месяца, в долине Цонка провинции Амдо восточного Тибета. В переводе с тибетского «цонг» означает «лук», а «кха» — «место». По этой причине многие думают, что его имя и произошло от названия местности. Однако его настоящее имя пишется не цонка, а цанка — «средняя часть жилища», которое в амдосском диалекте произносится как «цонкха». Цонкапа, которого в Тибете почтительно называют Дже Ринпоче («Досточтимый и Драгоценный»), никогда не похвалялся личными духовными свершениями, и о глубине его медитативного опыта свидетельствовали лишь его случайные оговорки. Однако он не скрывал своих близких отношений с Бодхисаттвой Манджушри, от которого напрямую получал наставления и которого мог видеть так же отчётливо, как и любого обычного человека. Пабонка Дечен Ньингпо называл ламу Цонкапу «Царём Дхармы трёх миров»; так же его почитали и другие тибетские мастера прошлого и настоящего. В литературе школы Гелуг имя Цонкапы обычно предваряется титулом «Всеведущий Наставник».

Ранние годы

В трёхлетнем возрасте Цонкапа получил полные обеты буддиста-мирянина от четвертого Кармапы IV Ролпе Дордже, который также даровал ему имя Кунга Ньингпо. В семь лет он принял обеты монаха-послушника от своего наставника Чойдже Дондупа Ринчена и был назван Лобсангом Драгпа. Уже в столь юном возрасте Цонкапа получил многие учения и посвящения в тантры Херуки, Ямантаки и Хаягривы и знал наизусть такие тексты, как «Произнесение имён Манджушри».

Образование

Движимый страстью к обретению духовных знаний, Цонкапа много путешествовал и обучался у наставников всех традиций тибетского буддизма. В шестнадцатилетнем возрасте он отправился в монастырь Дрикунг Кагью в центральном Тибете, где приступил к обучению под руководством настоятеля Ченга Чокьи Гьялпо, от которого получил наставления по бодхичитте и Махамудре. Кончог Кьяб из того же монастыря передал ему свои знания о медицине, и всего через год Цонкапа достиг мастерства в этой области. Одаренный необычайной памятью, он без труда запоминал даже самые сложные тексты. Так, он выучил наизусть весь комментарий к обширному коренному тексту по своду правил монашеской дисциплины (Виная), запоминая по 17 фолиантов в день. Слава об этом духовном гении скоро разнеслась по всей стране и в итоге дошла даже до китайского императора Чжу Юаньчжана, который послал ему приглашение посетить Китай.

Из Дрикунга Цонкапа направился в монастырь Чодра Ченпо Дэвачен, где продолжил своё образование. За два года он освоил все труды Будды Майтрейи и тексты по Праджняпарамите. Добившись высокого мастерства в искусстве философских диспутов, он прославился своей эрудицией.

Во время посещения Ньяпон Кунга Пел в Цечене Дже Ринпоче встретил сакьяского учителя Рендаву, которого позже стал считать своим основным духовным наставником. Именно в этот момент Цонкапой была написана знаменитая молитва «мигдзема», переадресованная Рендавой ему же самому. У Рендавы и другого своего наставника школы Сакья Кажипа Лосела Цонкапа получил наставления по монашеской дисциплине, феноменологии, теории достоверного познания, Мадхьямаке и Гухьясамаджа-тантре. Он также получил передачи Шести Йог Наропы, Калачакры, Махамудры, Ламдрэ (Пути и Плода), Чакрасамвары и многие другие, а впоследствии передал их своим ученикам.

Духовная практика

В возрасте двадцати пяти лет Дже Цонкапа принял полное монашеское посвящение и затем, в Наньинге, начал преподавать Абхидхарму. В это время у него начались сильные боли в спине, но он самостоятельно вылечился от этого недуга, применив метод, полученный в монастыре Сакья от Дордже Ринчена, который также дал ему комментарий на Хеваджра-тантру.

Усердие Цонкапы в духовных занятиях было неистощимым. Помимо изучения и преподавания философии, он интенсивно занимался йогой и медитацией, а также различными очистительными практиками. Известно, что Цонкапа совершил 3,5 миллиона простираний, 1,8 миллионов подношений мандалы и прочел бессчетное количество мантр Ваджрасаттвы. Ему постоянно являлись йидамы, особенно Манджушри, которому он мог задавать вопросы и получать разъяснения глубинных аспектов учения. Кроме того, он множество раз уходил в затворничество. Самое длительное затворничество, в Волкха Чолунге, продолжалось четыре года. В это время рядом с Цонкапой находились только восемь его ближайших учеников.

В целом, Цонкапа обучался под руководством более ста учителей, настойчиво выполнял духовную практику и, в свою очередь, обучил тысячи учеников, по большей части в центральных и восточных районах Тибета. Он также много писал. Собрание его сочинений в восемнадцати томах включает в себя сотни трудов по всем аспектам буддийского учения, разъясняющие наиболее трудные для понимания положения Сутраяны и Мантраяны.

Основные труды

Главные работы Дже Цонкапы: «Большое руководство по этапам пути к пробуждению» (Ламрим Ченмо), «Большое руководство по этапам пути тантры» («Нагрим Ченмо»), «Сущность искусства изложения иносказательных и буквальных учений» (Drang-nges legs-bshad snying-po), «Хвала взаимозависимости» (rTen-'brel bstod-pa), «Ясное описание пяти стадий Гухьясамаджи» (gSang-'dus rim-lnga gsal-sgron) и «Золотые чётки» (gSer-phreng). Первую из упомянутых работ, «Большое руководство», Цонкапа завершил в 1402 году. Этот труд, основанный на тексте Атиши «Светоч на пути к Пробуждению», подробно и поэтапно излагает весь путь к состоянию будды и является базовым учебным пособием в школе гелуг.

Цонкапа учил тысячи монахов, и среди множества его ближайших учеников наиболее выдающимися стали: Гьялцаб Дарма Ринчен (1364—1432); Кхедруб Гелег Пелзанг (1385—1438); Гьялва Гендун Дуп (1391—1474; первый Далай-лама), основатель монастыря Ташилунпо в Шигацзе; Джамьян-чойдже Таши Палден (1379—1449), основатель монастыря Дрепунг; Джамчен-чойдже Шакья Еше, основавший монастырь Сэра; Дже Шераб Сенге, основатель Гьюме — Нижнего тантрического колледжа — и монастыря Сегью; Кунга Дондуп, основатель Гьюте — Верхнего Тантрического колледжа.

Реформы тибетского буддизма

Одной из главных целей письменных трудов, учений и практики Дже Цонкапы была реформа тибетского буддизма. Его очень беспокоили нарушения монашеской дисциплины, которые к тому времени стали обычным явлением в монастырях Тибета, неверные толкования Дхармы, а также деградация тантрической практики. В особенности он критиковал распространившиеся среди тибетских тантриков сексуальные практики, что, по его мнению, было несовместимо с высокими монашескими идеалами, которым учил Будда.

Частично реформы, задуманные Цонкапой, были направлены на создание новой традиции, которая, подобно её основателю, уделяла бы большое внимание строгому следованию правил Винайи, всестороннему изучению буддийской философии и тантрической практике, соответствующей монашеским обетам. Название основанной им школы — гелуг — в переводе означает «Добродетель» и в полной мере отражает намерения родоначальника этой системы.

Два ближайших ученика Цонкапы

Когда Цонкапе было около сорока лет, ему в видении явился Манджушри, который подтвердил, что Цонкапа достиг прямого познания пустоты и больше не нуждается в наставлениях на эту тему. Затем Манджушри посоветовал Цонкапе продолжать проповедовать Дхарму на основе учений Нагарджуны и Атиши. Вскоре после этого Цонкапа отправился к югу от Лхасы, где и встретил своего будущего ученика Гьялцаба Дарма Ринчена (1364—1432), который в то время принадлежал к школе сакья и уже прославился как великий учёный этой традиции, блестяще владеющий искусством философского диспута.

Их первая встреча произошла, когда Цонкапа начинал одно из своих публичных учений. Гьялцаб открыто оспорил авторитет Цонкапы, усевшись на его трон, но, когда Цонкапа начал говорить, Гьялцаб понял, что знания Дже Ринпоче намного превосходят его собственные. В ходе комментариев Цонкапа отвечал на все те вопросы, которые ранее казались Гьелцабу неразрешимыми, и тот вскоре осознал, что ведёт себя недопустимо. Соскочив с трона, он смиренно сделал три простирания перед наставником и занял место среди слушателей. Позже он стал одним из двух «сердечных» учеников Цонкапы. Другим был Кхедруб Гелег Пелзангпо (1385—1438), который стал последователем Цонкапы несколькими годами раньше.

Конец жизни и духовное наследие

Цонкапа ушел из жизни в возрасте шестидесяти лет, в 1419 году, в двадцать пятый день десятого тибетского месяца. По свидетельствам учеников, в момент смерти его тело преобразилось в прекрасное юное тело Манджушри, источающее радужный свет, что было несомненным признаком его ухода в нирвану.

После ухода Цонкапы, Кхедруб-чже и Гьелцаб-чже сохранили и передали потомкам созданную им систему. По просьбе других учеников Гьелцаб взошел на трон Ганден, получив официальное признание в качестве основного преемника линии Цонкапы. Он сохранял за собой этот пост в течение двенадцати лет, вплоть до своей кончины. За свою жизнь Гьелцаб-чже написал ряд значимых трудов, собрание его сочинений насчитывает восемь томов. Следующим за Гьелцабом держателем трона Ганден в течение семи лет был Кхедруб, который затем скончался в возрасте пятидесяти четырех лет. Эти два наставника считаются «духовными сыновьями» Цонкапы, на танках их часто изображают сидящими по обе стороны от Дже Ринпоче.

Дань памяти

В 1977 году в Тоскане (Италия) под эгидой Фонд поддержания традиции Махаяны был основан Институт Ламы Цонкапы, ставший одним из крупнейших буддийских образовательных учреждений в Европе. В 2001 году тибетский лама-эмигрант, доктор буддийской философии Кхенпо Кьосанг Ринпоче основал во французском Эльзасе Институт им. Дже Цонкапы (тиб. rje tsong kha pa rig pa’i 'byung gnas gling).

В 2008 году в Калмыкии был построен тантрический монастырь Владыки Зонкавы. Созданная в 2013 году в России централизованная религиозная организация учеников ламы школы гелуг геше Тинлея была названа «Дже Цонкапа»; то же название носит и действующее при нём книжное издательство.

Сочинения, переведённые на русский язык

• Большой ламрим:

Лам-рим чен-по (степени пути к блаженству). Сочинение Цзонхапы в монгольском и русском переводах. Том 1. Вып. 2. Русский перевод. Пер. Г. Цыбикова. Владивосток, 1913.

[www.buddhismofrussia.ru/books/109/ Чже Цонкапа. Большое руководство к этапам Пути Пробуждения. 5 тт. Пер. А. Кугявичюса., под ред. А. Терентьева. Стихотворные отрывки в пер. М. Кожевниковой. Спб., 1994—2001] [www.buddhismofrussia.ru/news/138/ 2-е изд.: 2 тт. Спб., 2007]. [www.buddhismofrussia.ru/news/232/ 3-е изд.: 2 тт. СПб., 2010]

• Средний ламрим:

Чже Цонкапа. Сокращённое руководство к этапам пути Пробуждения (Средний Ламрим Ченмо) / пер. с тиб. А. Кугявичуса, ред. А. А. Терентьев. �М.: Фонд «Сохраним Тибет», 2015.

• Малый ламрим:

[www.ombooks.ru/adult/books/140?page=2&books=series Чже Цонкапа. Краткое изложение поэтапного пути к просветлению. Пер. Людмилы Трегубенко под рук. геше Церинг Дондруба. М., 2006]

Чже Цонкапа. Краткое изложение смысла учения об Этапах Пути. Пер. А. И. Вязниковцева. // Религиозно-философский альманах «Дхарма». Вып. 1-2. Улан-Удэ, 1996. С. 8-18

[www.jonangpa.ru/library/buddhism/49 Чже Цонкапа. Краткая сокращённая практика этапов пути Пробуждения. Перевод: Буддийский Университет «Даши Чойнхорлин». Верхняя Иволга, 2007]

[buddhismofrussia.ru/_library/lamrim/lamrim_2.pdf#page=186 Чже Цонкапа. Краткие основы практики постепенного Пути Пробуждения // Чже Цонкапа. Большое руководство к этапам Пути Пробуждения. 5 тт. Пер. А. Кугявичюса, под ред. А. Терентьева. Т. 2 Спб., 1995. С. 166—175]

• Нгагрим:

Цзонхава. Ступени Великого Пути Победоносного Владыки Ваджрадхары, или так называемый Анализ сущности Всех Тайн. Агрим*. 1987 (с англ. перевода Дж. Хопкинса)

Чже Цонкапа. Большое руководство к этапам Мантры. 3 тт. Пер. А. Кугявичюса. Т. 1, Спб., 2011. Т. 2, 3, Спб., 2012

• [www.datsan.buryatia.ru/teaching/trans/ Чже Цонкапа. Суть прекрасных изречений восхваления взаимозависимого возникновения. Перевод: Буддийский Университет «Даши Чойнхорлин». Верхняя Иволга, 2007]
• Основа совершенств

[www.jonangpa.ru/library/buddhism/42 Дже Цонкапа. Основы всех благих качеств. Пер. И. С. Урбанаевой (гецулмы Тензин Чойдрон)]

[zagumyonnov.nm.ru/tsong.html Дже Цонкапа. Основание совершенств. Пер. Б. Загумённова]

[buddhismrevival.ru/buddhismrevival/teachings/translations/Osnova_vseh_dostoinstv.pdf Чже Цонкапа. Просьба груд благословений Ступеней Пути к Пробуждению, известная как "Основа всех достоинств". Пер. гелонга Тензина Гонпо]

• Три основы Пути

[www.mahayana.ru/dharma/text/p004/ Чже Цонкапа. Три основы Пути. Пер. М. Малыгиной]

[dazan.spb.ru/library1/63/ Чже Цонкапа. Три основы Пути. Перевод: Санкт-Петербургский Буддийский Храм «Дацан Гунзэчойнэй»]

[buddhismofrussia.ru/_journals/buddhism-of-russia-31.pdf#page=26 Чже Цонкапа. Три Основы Пути. Пер. М. Кожевниковой // «Буддизм России», № 31, 1999. С. 26-27]

[buddhismrevival.ru/buddhismrevival/teachings/translations/the_three_principal_aspects_of_the_path.pdf Чже Ринпоче. Три вида главного в Пути. Пер. гелонга Тензина Гонпо]

• Последовательное руководство к глубокому пути шести учений Наропы «Обладающее троичной надёжностью». Пер. А. Кугявичюса, ред. А. Терентьев. Спб., 2007
• Byang-chub lam-gyi rim-pa’i la khrid-gyi sa-bcad [работа, посвящённая структуре Ламрима] // Чже Цонкапа. Большое руководство к этапам Пути Пробуждения. 5 тт. Пер. А. Кугявичюса, под ред. А. Терентьева. Т. 1, с. XLVIII—LX. Спб., 1994; Т. II, с. XVI—XIX. Спб., 1995; Т. III, с. XIII—XX. Спб., 1997
• Золотое ожерелье прекрасных изречений [большое толкование «Абхисамаяламкары» и её комментариев] (неизданный перевод Е. Обермиллера)
• [www.dharmalib.ru/ru-ru/lib-budd/64-gelug/tsonkapa/544-tsonkapa-zapisi-otnositelno-teksta-ukrashenie-sredinnosti Записи относительно (текста) Украшение срединности, составленные самим Дже (Цонкапой) (комментарий к Шантаракшите). Пер. О. Э. Филиппова]
• [lirs.ru/lib/obermiller/Orient_Almanah,issue_2-3,1998,600dpi.pdf#page=171 Сущность хорошо изложенных разъяснений, или Трактат, анализирующий условное и прямое значения (писания).] Пер. с англ. Е. Харьковой, пер. с тиб. на англ. Е. Обермиллера // Альманах Orient. Вып. 2-3. Исследователи Центральной Азии в судьбах России. С. 170—185
• Тантрическая этика. Объяснение этических принципов практики буддизма ваджраяны (Плодовые Гроздья Сиддхи). Пер. с англ. СПб.: Лёлина Е. Н., 2012
• [www.mahayana.ru/dharma/text/p014/tendrel.pdf Хвала Будде Шакьямуни за учение о взаимозависимости] (пер. Майи Малыгиной)
• [gelug.ru/library/blagopozhelanie-gukhyasamadzhi-2 Благопожелание Гухьясамаджи. Пер. с тиб. Олега Филиппова]
• [abhidharma.ru/A/Vedalla/Content/TK/GI/0001.htm Песнь цариц весны. Пер. А. А. Терентьева]

Ссылки

• [ommanypadmehum.ru/tsonkapa.html Досточтимый учитель Лама Цонкапа]
• [www.budda.ru/ Московский Буддийский Центр Ламы Цонкапы]
• [gelug.ru/library/prayer-for-the-flourishing-of-je-tsongkhapas-teachings Молитва о процветании учений Дже Цонкапы]

Отрывок, характеризующий Цонкапа

Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.