Цореф, Йошуа Хешл

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Йошуа Хешл Цореф (идишישועה-העשל צורף‏‎ — Шие-Хешл Цореф; 16331700) — еврейский мистик XVII века, аскет из Вильны, проповедник саббатианства в Литве.

Прозвище Цореф означает ювелир, соответственно его профессии. В 1656 году бежал из-за войны в Амстердам. Во время появления Шабтая Цви в 1666 к Цорефу приходили мистические видения, подобные видениям пророка Иезекииля.

Подобно ему младшему современнику Лейбу Просницу, он считал себя Мессией из рода Иосифа, в то время как Шабтая Цви считался Мессией из рода Давида. Цореф утверждал, что его сочинения открывают новую Тору, а сам он является перерожденцем ("искрой") Моисея.

Он изложид свои видения в пяти книгах, которые базировались на нумерологических толкованиях слов (гематрий) Натана Спиры, толковании «Зогара». Значительная часть его сочинений посвящена толкованию первого стиха Шма. Есть разные описания бывшего ему видения, после которого он стал вдруг разъяснять «Зогар». В последующий период пребывал большей частью в уединении и записывал свои постижения и видения. Утверждал, что тайны Торы открываются ему без всякого облачения, רק הפנימיות Также утверждал, что его писания представляют собой новую Тору, открытую мессией, тогда как сам он является «искрой от Моисея». Часть его сочинений под названием «Сефер ха-Цореф» попало к Натану бен-Леви, другие его труды попали к Баал Шем Тову, который их высоко ценил, не зная происхождения. Труды Цорефа повлияли на становление хасидизма.

Цореф вёл затворнический образ жизни, держал аскезу и посты, не выходил из дома. Около 1695 года переехал в Краков. Саббатианское влияние однако касалось исключительно духовных миров, в жизни он придерживался строго иудейских законов.[1]

Напишите отзыв о статье "Цореф, Йошуа Хешл"



Примечания

  • Scholem— Gershom G. Kabbalah. — Jerusalem: Keter Publishing House, 1974.
  1. [yaqir-mamlal.livejournal.com/84330.html?thread=3627114 Г. Шолем, "Избавление через грех"]

Литература

Отрывок, характеризующий Цореф, Йошуа Хешл

– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…