Цорионти, Резван Каурбекович
Поделись знанием:
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.
Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
(перенаправлено с «Цорионти Резван Каурбекович»)
| Резван Цорионти | ||
| Имя при рождении |
Резван Каурбекович Цорионти | |
|---|---|---|
| Дата рождения | ||
| Место рождения | ||
| Дата смерти |
21 февраля 1997 (60 лет) | |
| Место смерти | ||
| Страна | ||
| Профессии | ||
| Жанры |
опера, симфоническая, хоровая музыка | |
| Коллективы | ||
| Сотрудничество | ||
| Награды |
| |
Резва́н Каурбе́кович Цорио́нти (4 марта 1936, Лескен, СОАССР, РСФСР, СССР — 21 февраля 1997, Владикавказ, Российская Федерация) — советский осетинский и российский композитор. Заслуженный деятель искусств СОАССР(1980)[1].
Содержание
Биография
Родился 4 марта 1936 года в с. Лескен Ирафского района, Северо-Осетинской АССР.
- В 1959 году окончил Орджоникидзевское училище искусств, где учился на отделении хорового дирижирования (класс З. А. Дзуцати).
- В 1964 году окончил Ереванскую государственную консерваторию им. Комитаса по классу композиции (класс Г. Е. Егиазаряна). Участвовал в международных музыкальных фестивалях в Болгарии (1973) и Индии (1987).
- В 1970—1984 гг. — ответственный секретарь Союза композиторов СОАССР.
- В 1984—1987 гг. — председатель правления СК СОАССР.
- В 1975 году организовал фольклорный ансамбль «Чепена».
- В 1991 году основал детский фольклорный ансамбль при Республиканском лицее искусств.
Член Союза композиторов СССР с 1966 года.
Скончался 21 февраля 1997 года у себя дома, в г. Владикавказ. Похоронен на Аллее Славы.
Творчество
Произведениям Резвана Цорионти присуща суровая, маршеобразная музыка, присутствующая как в песнях, так и симфониях, увертюрах и операх. Тематика в основном, соцреалистическая и народная, например: «Приветственная увертюра» посвящена 70-летию Октябрьской революции, оратории о героях труда, войны, посвящены их трудовому и военному подвигу. Его перу принадлежат ряд опер на национальные осетинские темы. Он много писал музыку на стихи как советских осетинских, так и классических авторов. В последние годы Р. Цорионти трудился над оперой «Прометей» по пьесе Мустая Карима, но так её и не закончил.
Сочинения
Оперы
- «Поляна влюбленных» (опера-балет) (либретто Ц. Хамицаева, написана в 1973 г., поставлена в 1996г)
- «Зов Земли» (либретто П. Урумова, 1992)
- «Прерванная песня» (либретто С. Кайтова, 1975)
- «Трасса юности» (либретто А. Гангова, Ю. Лекова, 1979)
- «Проделки Дзеногка» (либретто Л. Макиева, 1978);
- «Прометей» (либретто Мустая Карима, 1997) неокончена
Вокально-симфонические
- Оратория «Слава труду» (слова Г. Плиева, 1964)
- Героическая поэма-оратория «Сказ об осетинском народе» (слова В. Малиева, 1970)
- вокально-хореографическая сюита «Осетия танцует симд» (1975);
- «Счастье народа», слова Д. Дарчиева, 1971)
- «Тебе, Осетия» (слова Ф. Валиева, 1970) и другие;
Для голоса с фортепиано
- «Молодёжная» (слова Т. Кертанова, 1960)
- «Трудовая песня» (слова Б. Муртазова)
- «Песня строителей» (слова Г. Цагараева, 1963)
- «Величальная» (слова В. Малиева, 1967)
- «Весенняя песня» (слова А. Бекмурзова, 1970)
- «Выгляни, красавица, в окно» (слова В. Малиева)
- «Песня изобилия» (слова Р. Ханикаева)
- «Песня всадника» (слова Гагиева)
- «Посвящение в рабочие» (на слова А. Гангова)
- «Спору нет» (на слова А. Гангова)
- «Горская пляска» (на слова А. Гангова)
- «Песня о вечернем Орджоникидзе» (на слова А. Голика)
- «Мчится Терек» (на слова Б. Дубровина)
- «Детям — цветенье радуг» (на слова Лукьяненко) и другие;
Для хора a cappella
- «Новогодняя песня» (стихи К. Хетагурова, 1960)
- «Утес» (стихи К. Хетагурова, 1962)
- «Свадебная» (слова В. Малиева, 1965)
- «Гагкайты Алиханы зараег» (слова М. Дзасохова)
- «Хъантемыраты Алыбеджы зараег» (слова Г. Цагараева)
- «Гасанты аефсымаерты зараег» (слова Г. Цагараева)
- «Махъоти Алихани зар» (слова Т. Кертанова) и другие;
Инструментальные
- «Приветственная увертюра» (1977)
- Концерт для фортепиано с оркестром «Сказка» (1975)
- Концерт для фортепиано с оркестром «Танец»(1975)
- Концерт для трубы с оркестром (1981)
- Струнный квартет (1965)
- «Юбилейная Кантемировская увертюра» для оркестра цирка (1972) и другие;
- Сборник пьес для фортепиано: «Колыбельная», «Хонга», «Состязание», «Грустная песенка», «Канон», «Шутка», «Колыбельная», «Танец», «Песня», «Сказка», «Танец», «Марш» (Орджоникидзе, 1983)
- Ирон кафты цаегъдтытае (Осетинские танцевальные мелодии, 1983)
Награды
Семья
- Супруга — Эмилия Цорионти (урождённая Тавитова)
- Сын — Аркадий Цорионти, композитор, автор гимна Республики Северная Осетия — Алания.
- Дочь — Диана Цорионти
Напишите отзыв о статье "Цорионти, Резван Каурбекович"
Примечания
- ↑ [www.ossetians.com/rus/news.php?newsid=363 Осетины — Цорионти Резван]
Ссылки
- [www.aki-ros.ru/default.asp?Part=64&Region=8&NID=1377 Слово о Резване Цорионти]
- [www.ossetians.com/rus/news.php?newsid=363 Цорионти Резван на сайте Оssetians.com]
- [osetia.kvaisa.ru/1-rubriki/01-budem-pomnit-vsegda/rezvan-corionti-%E2%80%93-kompozitor-ot-boga-nadelennyj-darom-otkryvat-drugie-talanty/ Резван ЦОРИОНТИ — композитор от бога, наделенный даром открывать другие таланты]
- [www.noar.ru/news/full/kultura/k_yubileyu_rezvana_tcorionti_1936_1997/ 75 лет со дня рождения Резвана Цорионти]
- [osradio.ru/personi/34078-k-jubileju-rezvana-corionti-1936-1997.html К юбилею Резвана Цорионти (1936—1997)]
Отрывок, характеризующий Цорионти, Резван Каурбекович
На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.
Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
