Дадиани, Цотнэ
| Цотнэ Дадиани ცოტნე დადიანი<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| |||
| |||
|---|---|---|---|
| Предшественник: | Вардан III Дадиани | ||
| Преемник: | Георгий I Дадиани | ||
| Вероисповедание: | Православие | ||
| Смерть: | ок. 1260 | ||
| Род: | Дадиани | ||
| Отец: | Шергил Дадиани | ||
Цотнэ Дадиани (Святой Цотнэ Дадиани, груз., мегр. ცოტნე დადიანი) (? — ок. 1260) — владетельный князь (мтавар) Одиши (Мегрелии).
Содержание
Происхождение
Сын владетельного князя Шергила, брат князя Вардана III.
Биография
Дата рождения неизвестна. Изображён, вместе со своим отцом Шергилом, на фреске церкви в городе Хоби. Во время de facto междуцарствия 1245—1250 был регентом западной части Грузинского царства совместно с князем Рачи. После смерти своего брата Вардана III стал полноправным Князем Одиши (Мегрелии)[1].
Подвиг
Около 1245 года Цотнэ Дадиани с другими грузинскими князьями собрались в Кохтастави, Джавахетия, для обсуждения организации антимонгольского восстания. Согласно анонимной грузинской хронике XIV в., Цотнэ покинул встречу раньше других князей, которые были схвачены монголами и привезены в Ани. Заговорщики не признавали своей вины и уверяли монголов, что они собрались, чтобы обсудить сбор дани для монголов. Хотя Одиши и не находилось под властью монголов и Цотнэ ничего не угрожало, он принял решение присоединиться к заговорщикам и отправился в Ани. Чтобы добиться правды, монголы, сняв с князей одежду, обмазали их мёдом, связали руки и бросили на раскалённые солнцем камни. Цотнэ добровольно присоединился к пытаемым, что, согласно хронике, убедило монголов в невиновности заговорщиков[2][3].
Причисление к Лику святых
Цотнэ Дадиани был причислен к Лику святых Грузинской православной церковью 26 октября 1999 г. День памяти 30 июля[4].
Цотнэ в литературе
Цотнэ является главным героем третьей части «Исторической хроники XIII века» Григола Абашидзе «Цотнэ, или падение и возвышение грузин»[5].
Напишите отзыв о статье "Дадиани, Цотнэ"
Примечания
- ↑ Christopher Buyers (2003), [www.4dw.net/royalark/Georgia/mingrelia.htm Dadiani Dynasty — Mingrelia]. RoyalArk.
- ↑ Giorgi Melikishvili et al.. (1970), საქართველოს ისტორიის ნარკვევები, [www.nplg.gov.ge/dlibrary/collect/0001/000054/2.pdf Vol. 2.] Tbilisi: Sabch’ota Sakartvelo.
- ↑ [achp.si.edu/dadiani/Tsotne.html Dadiani Dynasty]. A project by Smithsonian Institution & National Parliamentary Library of Georgia.
- ↑ Machitadze, Archpriest Zakaria (2007), [www.pravoslavie.ru/enarticles/070813181000 Saint Tsotne Dadiani the Confessor (13th century)]. The Lives of the Georgian Saints. Retrieved from Pravoslavie.Ru on February 14, 2008.
- ↑ Григол Абашидзе. Избранная проза. — Тб. 1984. — Т. 2.
|
||||||||
Отрывок, характеризующий Дадиани, Цотнэ
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.
Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
