Цуй Хао
Цуй Хао | |
崔顥 | |
Дата рождения: | |
---|---|
Место рождения: | |
Дата смерти: | |
Подданство: | |
Род деятельности: | |
Язык произведений: |
Цуй Хао — (кит. трад. 崔顥, упр. 崔颢, пиньинь: Cuī Hào, 704–754) — китайский поэт времен династии Тан. Четыре стихотворения вошли в антологию Триста танских поэм.
Содержание
Биография
Родился в Бяньчжу (кит. 汴州, пиньинь: Biànzhōu, сейчас Кайфын) сдал государственные экзамены в 723. Будучи чиновником, много путешествовал, особенно в период между 723-744 годами. В поэзии преобладали три темы: женщины, пограничные кордоны и картины природы. Поначалу жизнь его была довольно обыденной. Вместе с Ван Вэйем совершенствовал поэтическую форму ши. Позднее приобрел плохую репутацию, несколько раз женился. Распущенность, позднее, отразилась и в его поэзии.
Поэзия
Сохранилось 41 стихотворение, среди них 15 на тему "женщины" и столько же на две темы "кордоны" И "природа"[1]. Самое известное из них — «Башня Желтого Журавля», посвященная одноименному зданию[en] в Ухани.《黃鶴昔》
昔人已乘黃鶴去,此地空余黃鶴樓。</br> 黃鶴一去不復返,白雲千載空悠悠。</br> 晴川歷歷漢陽樹,芳草萋萋鸚鵡洲。</br> 日暮鄉關何處是?煙波江上使人愁。</br>
На башне желтого аиста
Тот, что жил прежде, уже, взгромоздившись на белую тучу, исчез...</br> В этой земле бесплодно осталась Желтого Аиста башня.</br> Желтый тот аист однажды исчез и более не возвратился; </br> белые тучи уж тысячу лет напрасно идут да идут.</br> Чистые струи одна за другою в ханьянских деревьях видны;</br> травы пахучие густо растут здесь среди островка Попугая.</br> Солнце уж к вечеру... Стены родные — где они, где, скажи?..</br> Волны в тумане на этой реке в грусть меня повергают.
— Перевод В.Алексеева
Напишите отзыв о статье "Цуй Хао"
Литература
- Поэзия эпохи Тан. М., - Художественная литература, 1987, стр. 62.
Примечания
- ↑ Wan: 2 - 3. Всего в книге Вана 39 стихотворений Цуй Хао
Отрывок, характеризующий Цуй Хао
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.